Дошел до границы колдовского круга, окаймлявшего поселение, но не остановился, а стал взбираться на невысокий холм. Там, на вершине, Генри Спир постоял некоторое время в раздумье.
Наконец он наклонился и поднял с земли сухую палку с несколькими сучками, погладил ее и заговорил совсем тихо, тыча поочередно во все четыре стороны света. Потом уставился и смотрел на нее молча еще несколько минут, все так же мерно поглаживая.
Утро тем временем разгорелось, и когда он преклонил колено, чтобы положить ее наземь, у невзначай оказавшегося подле зрителя могло создаться впечатление, что палка как-то изменила форму… и стала похожа на небольшого зверька.
– Эогиппус, мезогиппус, протогиппус, гиппарион… – негромко запел Генри.
Пыль и песок взметнулись с земли, захлестнули фигурку, закружили противосолонь и полностью ее заслонили. Под продолжающиеся песнопения вращающаяся башня праха восстала и разошлась в темный вихрь куда больше него самого. Низкий воющий звук повис в воздухе и быстро перешел в рев. Все больше и больше вещей всасывало в воронку – со все более дальнего расстояния: кусты, щебень, кости, лишайники…
Генри отступил подальше от ее тугой силы, распростер руки на уровне плеч – ладони его то подымались, то опускались.
Долгий трепещущий вопль изошел из центра воронки.
Руки упали.
Крик резко стих.
Пыльный занавес начал опадать, являя глазам большого, темного четвероногого зверя, высокого, мотающего головой.
Шагнув вперед, Генри положил руку на шею скакуна, незнакомого обитателям этого мира. Скакун заржал.
Через мгновение он успокоился, и рука мастера соскользнула на луковицу седла, в комплекте с которым зверь был поставлен заказчику. Затем Генри сел верхом и взялся за поводья.
Теперь всадник стоял в центре кратера, которого до всех манипуляций тут определенно не было. Он ласково заговорил с песчаного цвета зверем, потрепал его по шее и по ушам, потом легонько встряхнул уздой.
Скакун выбрался из низины, повернулся носом к северу и двинулся вперед.
Мастер довольно улыбнулся.
Розовые персты протянулись над ними по небу. Спустившись на ровную землю, седок выбрал тропу, дал скакуну шенкелей и дослал вперед уздой.
– Но, Прах! – крикнул он. – Пошел!
И зверь прянул вперед наперерез заре, стремительно набирая слепящую, противоестественную скорость.
Глава тринадцатая
Они прибыли во второй половине дня, Мышпер и Лунный Птах, и кружили теперь над руинами на вершине Наковальной горы.
Вор, проведший там немало времени, глядел с высоты… гм, драконьего полета и не узнавал почти ничего знакомого. Впрочем, рядом с развалинами высокого здания теперь зиял живописный кратер огромного размера.
– Видимо, нам туда, – решил он. – Вот оно, место, куда Пол кинул свой скипетр.
Оно и есть, – ответил безмолвно дракон.
– Говорят, что око дракона видит больше, чем человеческое.
И говорят верно.
– Там, внизу, есть еще живые гномы или работающие машины?
Никакого движения я не вижу, ни от тех, ни от других.
– Тогда спускаемся.
Что, прямо к кратеру?
– Ага. Садись рядом с краем. Я слезу и осмотрюсь.
Там все тихо. И лишнего жара тоже нет.
– Ты видишь жар? Прямо глазами?
Я подымаюсь на тепловых столбах, когда набираю высоту. Да, такие вещи я вижу.
– Тогда садимся прямо внутрь, если там безопасно.
Лунный Птах заложил широкую дугу и пошел к жерлу вулкана по нисходящей спирали. Чем ниже, тем круче делались повороты, и в какой-то момент он сложил крылья и спикировал отвесно вниз, распахнув их лишь в последний момент, чтобы как-то смягчить посадку. Скрипя зубами, Мышпер наблюдал, как мимо проносятся серые каменные стены. Дно оказалось, мягко говоря, неровным, и его швырнуло сразу вперед и вбок, но с истинно воровской ловкостью он вцепился в своего небесного скакуна и не свалился, а спешился, довольно элегантно, и встал на куче щебня, привалившись к вздымающимся ребрам дракона.
В яме стояла гробовая тишина, по откосам уже стекали на дно тяжелые предвечерние тени.
Лунный Птах с интересом повертел головой по сторонам, посмотрел вверх, потом вниз.
Кажется, я немного не рассчитал, – признался он.
– Ты это о чем?
О габаритах этой ямки. Возможно, мне здесь не хватит места, чтобы подняться в воздух.
– О. И что мы будем с этим делать?
Полезем вверх, когда придет время.
Мышпер тихо выругался.
Но есть и хорошая новость.
– Расскажешь?
Скипетр точно здесь.
Массивная голова повернулась в сторону.
Он вон там.
– Откуда ты знаешь?
Драконы не только видят тепло, но еще и чувствуют присутствие магии и в частности волшебных предметов. Я знаю, что он под землей. Вот в той стороне.
– Покажи.
Лунный Птах с шелестом потащил по камню чешуйчатое брюхо, остановился и, вытянув переднюю лапу, начертал огромным черным когтем крестик на поверхности застывшей лавы.
Копай тут.
Мышпер выгрузил копательные принадлежности, выбрал кирку и набросился на указанную точку. Осколки полетели во все стороны, воздух наполнился пылью, от которой бравый землекоп время от времени кашлял. Плащ пришлось снять, а за ним и рубашку – пот тек рекой. Через некоторое время вор превратился в статую чернорабочего – серая каменная пыль облепила его тело ровным слоем, – только почему-то живую. Плечи у него вскоре заныли, а ладони пошли свежими мозолями. Раскоп многообещающе углубился до середины голени.
– А твое драконье чувство случайно не подсказывает, сколько до него еще копать? – осведомился он, едва переводя дух.
Скипетр залегает на глубине между двумя и тремя твоими ростами, любезно ответил дракон.
Эхо от брякнутой о камень кирки радостно запрыгало по стенам кратера.
– И почему ты мне раньше этого не сказал?
Не подумал, что это важно.
Дракон помолчал.
А это важно?
– Да! Потому что ни за какой разумный промежуток времени я столько не прокопаю!
Вор плюхнулся на кучу щебня и вытер тыльной стороной руки грязный лоб. Все кругом – и он сам теперь уже тоже – пахло пеплом. Лунный Птах подполз поближе и заглянул в неглубокую яму.
А у тебя нет какого-нибудь инструмента посильнее? Или, может, оружия? Из тех времен, когда тут всем заправлял Рыжий Марк?
Взгляд Мышпера медленно двинулся вверх по стене, пока не уперся в невпечатляющий лоскут неба высоко над головой.
– Допустим, я мог бы вылезти отсюда и пойти, поискать, – сказал он. – И даже, возможно, добыть какую-нибудь взрывчатку… или одну из тех штук, которые пуляются световыми лучами, которые режут что угодно. Но где гарантия, что оно не уничтожит то, что мы ищем?
Лунный Птах фыркнул, и слюни полетели во все стороны. Попав на твердую поверхность, неважно, какую, они тут же принимались пузыриться и дымиться. Еще через несколько секунд каждое мокрое место вспыхнуло ярким пламенем.
Эту штуку некогда спрятали именно потому, что никто не знал, как ее уничтожить.
– Что верно, то верно. Да и ручной труд нас явно до добра не доведет.
Мышпер взял плащ и стал вытирать с себя пыль внутренней стороной. Покончив с этим делом, он натянул обратно рубашку.
– Так. Кажется, я помню, где у них был склад. Если, конечно, содержимое все еще там. И если я смогу отыскать туда дорогу во всей этой свалке.
Выбрав, на первый взгляд, самый сговорчивый склон кратера, он решительно зашагал туда. Лунный Птах последовал за ним со звуком наждака, скребущего по камню.
Я тем временем тоже, пожалуй, начну выбираться.
– Выглядит довольно отвесно для твоей-то массы.
После тебя. Я со временем тоже вылезу. Предпочту оказаться подальше от центра событий – при моей-то массе.
– И то верно. Ну, я пошел.
Мышпер нашел, за что зацепиться руками, потом – куда поставить ногу, и, крякнув, приступил к восхождению.
Уже значительно позднее, прикорнув отдохнуть на краю кратера, он посмотрел вниз: там, в глубине, Лунный Птах не особо продвинулся в своих попытках штурмовать стену. Дракон неторопливо искал идеальную точку захвата, потом запускал в нее свои мощные когти, доводил каждую выемку, каждую полочку до ума, углубляя ее по мере возможности лапами, и лишь затем доверял ей свой колоссальный вес.
Мышпер вздохнул и окинул взглядом раскинувшийся перед ним плацдарм.
Ну, что ж, двинем, пожалуй что, вон туда, на юго-восток. Один из его прежних схронов располагался как раз примерно под той наклонной каменюкой.
Он глянул на катящееся к западу солнце, чтобы оценить, сколько еще осталось светового дня, и заскользил вниз по склону – изящно, быстро, профессионально, с картой всего маршрута до цели, целиком и поэтапно, в своей воровской голове.
Кругом громоздились перекрученные балки и каменные глыбы, зияли кратеры и воронки, дыбилась расквашенная военная техника, высились кучи щебенки и битого стекла, валялись скелеты драконов и людей. Царила абсолютная сушь. Здесь ничего не росло, ничего не двигалось, кроме теней. Слишком хорошо он еще помнил себя-беглеца, скрывавшегося в этом лабиринте, и рефлекторно бросал быстрые взгляды на небо, выискивая силуэты механических черных птиц, и выглядывал украдкой из-за углов, и избегал возможных следящих устройств – будто гигантский силуэт Марка Мараксона все еще бродил по этой пустыне, и механический глаз щелкал и менял все цвета радуги, пока его мрачный хозяин шагал из света в тень и обратно, на свет.
Пробежав по изъеденному огнем тротуару подле рухнувшего моста, он нырнул через искореженный дверной проем в лишенное крыши здание… где ему пришлось миновать обугленные останки полудюжины Марковых низкорослых миньонов. (Термины «гномы» и «карлики», как их называли все прочие, его не устраивали – он и сам был не больно-то высок.) Каково это им, гадал на ходу Мышпер – если, конечно, из этого народа выжил хоть кто-нибудь, – вознестись одним махом от полного варварства до высокоорганизованной жизни, а оттуда провалиться в одночасье обратно, в прозябание, как в былые дни… теперь, когда все машины намертво встали.