Разлом вырос в зубчатую ленту и затем в кряж – в скалистый вал, могучий, высокий и черный. Долгое время ему казалось, что его вот-вот швырнет об эту неприступную стену, но вот снова изменился свет, и стало ясно, что стена на самом деле очень далека – и невероятно огромна. Что-то стянулось, сжалось в разреженном облаке его существа, и он понял, что ему предстоит пройти над ней по верхам.
Внизу тайные черты земного лика продолжали вспыхивать в мимолетных просветах. Что творилось сзади, он не видел, но смутно ощущал, как нечто следует за ним. Нащупав доселе спящую часть разума, он ударил в нее, напал сам на себя, вопрошая, что он такое и откуда взялся, но ничто ему не поддалось, и безумие схлынуло и забылось, что оно было. Он продолжил созерцать раскинувшийся под ним мир, понимая, что уже бывал здесь раньше, но на этот раз все уже по-другому, – что его ждет миссия, которую необходимо исполнить.
Горы нависли над ним, и он понял, что, какой бы природой ныне ни обладал, переправа через них не дастся ему легко. Он принялся изучать их абрис, выискивая прореху, ущелье – что угодно, способное упростить ему задачу. Кажется, что-то подобное мелькнуло слева, и он постарался направить свой полет туда…
…и удивился, когда у него получилось.
То было первое произвольное действие с тех самых пор, как он возвратился в сознание, и он несказанно обрадовался, когда усилие принесло плоды. Правда, тут же задумался, что же такое направляло его доселе.
Сразу же вслед за этим он осознал некую тягу – нечто влекло его вперед, находясь само там, за горами… и это нечто сейчас позволяло ему толику свободной воли, дабы он быстрей и вернее оказался у него в руках. Он напрягся, насколько мог, и сразу же полетел стремительней.
По мере приближения к горам он вроде бы стал плотнее, чем прежде, словно бы осязаемее: теперь он – невиданное дело! – даже чувствовал встречное давление ветра.
Исполинские башни гор уже возвышались прямо над ним; пики их терялись в небесной тьме. Он поднялся еще выше, направляясь к ущелью, но вихри, воя, подхватили его и отбросили снова вниз.
Он выровнялся и предпринял новую попытку, прижавшись для этого почти к самому телу скалы. И успел подняться выше, гораздо выше – но снова кричащий ветер заставил его отступить.
В третий раз он ринулся на штурм со всей доступной скоростью и силой; горный склон под ним потерял четкость и размазался кляксой по бумаге. Когда ветры-стражи схватили его, он дал им бой и почти сумел добраться до края лощины… но снова скатился назад, уступив превосходящему натиску.
В четвертый он попробовал зайти под другим углом и был отбит почти мгновенно.
Зависнув на небольшой высоте, он восстановил равновесие и ориентацию, вооружился стойкостью, набрал запас энергии – и лишь тогда начал подниматься.
На сей раз он выбрал лучший из ранних маршрутов и пошел вплотную к поверхности горы, постаравшись сразу же набрать свою максимальную скорость – и превзойти ее.
Ветер увивался вокруг и играл на нем, как на струне музыкального инструмента. Он одновременно боролся с потоком и вибрировал с той же частотой. Он подымался, преодолевая сопротивление, но чувствовал, как энергии, составляющие его существо, быстро расточаются… о, слишком быстро. Если и сейчас ему не удастся перемахнуть через кряж, его унесет прочь и будет катать на ветрах с полвека, пока он не соберет достаточно сил для новой попытки.
Тряска усилилась, скорость упала, и он собрал все, что в нем еще оставалось, продолжая двигаться вверх.
Недолгое затишье – ветер будто дразнил его, играл с ним! – дало ему немного форы, но стоило ему приблизиться к перевалу, как воздушные потоки снова набросились на него со всей доступной неодушевленной природе безжалостностью.
Что бы меня ни звало, – воззвал он безмолвно туда, к расселине, – если я и вправду вам нужен, помогайте!
И почти тотчас он ощутил тягу – теперь совершенно физическую, а не некую психическую Ариаднину нить! – и добавил к ней собственное стремление, и понесся с удвоенной скоростью. Он миновал наивысший предел прошлых попыток, и вот уже вожделенная седловина была прямо перед ним и внизу – если только он сумеет положить курс дугой и зайти на перевал.
Он напряг все ресурсы, и тяга – теперь влекшая строго вперед, – помогла ему. Он вошел в ущелье.
Надежда на роздых от непрерывной битвы с ветрами пошла прахом: ему в лицо ударил ураган, дувший встречно через разлом. Отвоевав себе убежище в нише правой стены, он прикорнул, собираясь с силами, и попробовал прикинуть дальнейший маршрут. Впереди явно имелись и выступы, и впадины, способные если не облегчить, то хотя бы сохранить ему жизнь.
Кинувшись отважно наперекор азартно воющему ветру, он продвинулся немного вперед и затаился за каменным ребром на левой стене, где в темных бороздках на поверхности камня поблескивали кристаллы льда. Еще один бросок, небольшой прогресс и передышка в укрытии. Тяга спала – вернее, опять возвратилась на ментальный план, зовя оттуда.
Решив, что достаточно отдохнул, он нырнул в поток и снова поплыл вперед, и так, воюя и пережидая попеременно, одолел весь длинный пролет и очутился в последнем защищенном убежище прямо у самого устья перевала. Ожидая там, он поразмыслил о том, что делать дальше, и решил сразу за выходом взять резко в сторону (влево – туда было ближе), чтобы его не задуло сейчас же обратно.
Уже вылетая из ущелья, он мельком увидел далеко впереди проблеск темного, древнего моря, и кинулся вбок, и был подхвачен ветрами и подброшен в ночное небо.
Он несся с ужасной скоростью, и мир дробился и вертелся картинкой из калейдоскопа во всех доступных чувствах – или что там у него было вместо них…
Его несло верх и прочь от горного кряжа, а потом отпустило, и он начал падать, но был снова уловлен и протащен через подобную стиральной доске титанического масштаба зону турбулентности. Когда кончилась и она, его снова уронили.
Чувства его были в полнейшем беспорядке.
Потом, спустя какое-то время падение замедлилось, а тяга вернулась, и увлекла его вон из этой пляски ветров, и потащила плавно вниз. То, что у него замещало зрение, постепенно тоже очнулось и вступило в свои права.
Первым делом он узрел фантастический уступчатый город, катившийся по склону к морю и продолжавшийся, кажется, дальше, под его стеклянистой поверхностью. Он состоял из странных асимметричных зданий (многие – из блестящего вороненого металла) и простирался в обе стороны, докуда хватало глаз, исчезая за горизонтом. Именно к нему он и снижался.
Целые башни цветного дыма, источавшего тяжкие ароматы, проплывали мимо. Причудливые перспективы и бледный свет непрерывно играли со зрением скверные шутки. По улицам со своими человеческими возлюбленными гуляли демоны; из вращающихся пентаграмм лилась странная тягучая музыка. Широкий проспект окаймляли гротескные изваяния – и они медленно двигались, исполняя изощренный фигурный танец, длившийся, наверное, несколько веков. Великанское чудище, прикованное меж двух рыжих столбов, непрерывно рыдало, изливая слезы в каменный бассейн, откуда прохожие наполняли себе изумрудно-зеленые кубки.
Далеко над морем слабые вспышки зарниц красили мрачное небо в апокалиптические цвета и мгновенно гасли.
У него немного закружилась голова: всюду, куда ни глянь, было что-то новое и не совсем понятное… Разум отказывался это вмещать и вместе с тем наслаждался. Как той, скажем, башней у самой кромки моря, высокой и желтой, увенчанной темной статуей не то женщины, не то птицы, присевшей, как перед броском…
А потом статуя пошевелилась и оказалась совсем не статуей.
Глас Ниалит разнесся, подобно фанфарам, над землей и морем.
Всякое движение внизу прекратилось, замерло в мгновение ока.
И он понял.
Обратившись к водам, он полетел над ними, все стремительнее, пока мир не смазался в серый тоннель. Он двигался вдоль той линии силы, что привела его сюда, и ощущал впереди присутствие, к которому лежал его путь.
В конце тоннеля ждала тьма.
Но вот, словно в рассеявшей ее на мгновение вспышке, он узрел гигантский крылатый силуэт, распластанный на фоне лилового неба, очерченный зубчатыми молниями. Но минул миг, и его снова властно потащило к этой назначенной встрече, а пробудившееся сознание распадалось, текло и сливалось в нечто новое.
Он распахнул клюв и послал ответный крик над тихими, неподвижными водами. Крик восторга и знания, что он, Генри Спир, воссоединился с древним разумом Продромолу, Отверзателя Пути.
На спинах ветров он вознесся до большой высоты и ринулся оттуда вниз, любуясь своим отражением в глади моря – тенью птицы, окутанной зловещим сиянием. Вот она, сила! Теперь он призовет народ свой и поведет через опустошенные земли туда, где стоят Врата. Там воздвигнет он свое человеческое тело на другой стороне границы.
Неважно, что лишь один из Ключей занял свое место. Заручившись помощью Отверзателя, он справится и так – как только добавит к чарам кровь кого-то из павших. Отныне ничто уже не остановит слияние планов и спасение его мира!
Он ударил крыльями, еще мощнее посылая себя вниз, наслаждаясь их силой, вспарывая концами перьев гладь вод, под которой ходили светящиеся тени.
Но тут разрывающей море башней из чешуи и ила Он вознесся пред ним, глядя немигающим багряным взором, неся разорение пучин на своих царственных рогах – обломки кораблей и чащи водорослей, – и на могучей его спине облаченные в раковины придонные мусорщики плясали среди остовов парусников и обломков костей. И, опадая назад, в пучину, Он качался всем своим колоссальным телом, Утаскивающий-Назад-в-Грязь изначального творения, Талкне, Змей Неподвижных Вод, эонами ждавший возобновления их вечной битвы.
Крылья Продромолу раскинулись в стороны, загребая воздух, замедляя падение, и этим-то моментом воспользовался Талкне, чтобы ударить.
Подобно молоту, голова змея пала на трепещущую птицу, сбив в облаке перьев в воду, и сама нырнула следом.