Я улыбнулась. Пригодится, не то слово. Плакун-трава – растение победы. Смиряет врагов, развязывает языки, помогает гордецу раскаяться, а преступнику признаться в совершенном злодеянии. Аксинья права, такой обмен действительно будет честным.
Я отдала ведьме флакон с живой водой, забрала мешочки с драгоценными травами и поспешила откланяться, пока колдунья не передумала.
Больше на ярмарке делать мне было нечего. Тем не менее, я прошлась по рядам и купила заговоренный котелок для зелий и бусы из ахромина – прозрачного камня, напоминавшего горный хрусталь.
Домой возвращалась бегом, спрятав покупки под куртку, – в лесу во всю шумел дождь, и допустить, чтобы мои покупки промокли, было нельзя.
Теперь следовало дождаться ночи, чтобы испробовать одолень-траву в действии и получить ответ хотя бы на один мой вопрос.
Чтобы скоротать время, я решила испечь пирожков. Стоило же заместить тесто, как ожил мобильный телефон. Звонили из издательства: через два дня должен был закончиться мой отпуск, и коллеги спешили напомнить, что в понедельник на мою электронную почту прилетит текст новой испанской книги, над которой переводом которой я стану трудиться ближайшие несколько месяцев. Уезжать из деревни мне не хотелось, поэтому я решила отправиться в город за ноутбуком, чтобы потом работать из Соловьевки. Благо, условия для этого были нормальные – электричество есть, интернет тоже, а большего мне и не надо.
Стоило закончить разговор с редактором, как позвонил Матвей. Десять минут мы болтали о пустяках, после чего он сообщил, что нынешний день тоже проведет на работе, а в деревню вернется только в субботу. В итоге мы решили встретиться в городе и приехать в Соловьевку вместе: я – с ноутбуком, он – с новой порцией стройматериалов.
Когда на улице стало вечереть, в моей груди начало стремительно разгораться волнение. А ну как не покажет волшебная веточка ничего интересного или, наоборот, покажет такое, что изменит всю мою жизнь?
Насилу дождавшись, когда на небе появится тоненький серп молодого месяца, я разделась до белья, встала у большого зеркала и подожгла одолень-траву. По комнате тут же распространился горький аромат, напоминающий запах полыни. Трава горела быстро, а исходивший от нее дым был легким и едва заметным.
Сначала я окурила им ноги, потом тело, руки и, наконец, голову. Почти минуту ничего не происходило. Голая спина начала мерзнуть от сквозняка, как вдруг я явственно ощутила на шее присутствие чего-то постороннего. Я подошла к зеркалу ближе и увидела тонкую нитку заклятия, которое, как ошейник, обвивало мое горло.
Она была гладкой и крепкой. Я попыталась ее разорвать, но у меня ожидаемо ничего не вышло. Правильно, раз ошейник магический, значит, снять его можно только магией.
Одолень-трава догорела и исчезла вместе с дымом и запахом. Я внимательно осмотрела себя со всех сторон и, не обнаружив других заклятий, кроме навьей печати, проявившейся на короткий миг в моем энергополе, принялась поспешно натягивать на себя одежду. Затем сунула ноги в резиновые сапоги, надела ветровку и, гонимая тревожным возбуждением, поспешила к Малашиной бане.
Второпях я не взяла ни фонарь, ни свечи, ни даже мобильный телефон, а потому бежала в темноте, разметая лужи и размокшую от дождя землю. В баню влетела, как метеор, едва не вмазавшись головой в дверной косяк, и, не снижая скорости, юркнула в портал за печью.
– Матрена? Что случилось?
Малаша выскочила мне навстречу, испуганная и всклокоченная. Щелчком пальцев я зажгла магический огонек и показала ей свой ошейник. Обдериха судорожно вздохнула.
Я схватила нитку рукой и легко сдернула ее с шеи. Чары рассыпались в моей ладони золотыми искрами.
Я прислушалась к себе. По ощущениям ничего не изменилось.
– Малаша?..
Та вздохнула еще раз.
– Теперь ты сияешь еще ярче, – тихо сказала она.
– Что это значит, мамушка?
– То, что это сияние будут видеть не только в Нави, – на ее губах появилась печальная улыбка. – Ты все сделала правильно, доченька. Так для тебя будет лучше.
***
После исчезновения магической нитки стали происходить чудеса. Малаша отказалась рассказывать, что меня ждет, уверив: я все увижу сама.
Волшебство началось с того, что в автобусе, который утром в субботу вез меня из деревни в город, рядом со мной уселась незнакомая бабушка и от нечего делать принялась развлекать меня историями из жизни своих детей и внуков. Такого на моей памяти не было ни разу. Конечно, люди садились рядом со мной и раньше, однако завязывать разговор им никогда не приходило в голову.
Дальше – больше. Пока я добиралась от автовокзала до дома, ко мне трижды подходили знакомиться симпатичные мужчины, а уж сколько раз я ловила на себе заинтересованные взгляды, и вовсе не поддавалось подсчету.
В магазине, куда я зашла за стиральным порошком, продавщица неожиданно решила обсудить со мной капризы погоды, а у подъезда меня поймала одна из соседок и принялась жаловаться на своего гулящего мужа. Я ждала, что она попросит сварить ей приворотное зелье, дабы вернуть супруга в семью, но соседка не сказала об этом ни слова и, судя по всему, просто хотела выговориться.
Однако главный сюрприз случился, когда после обеда за мной заехал Матвей. Увидев меня, Январин застыл на пороге с распахнутыми глазами и, кажется, забыл, как дышать.
– Ты чего? – испугалась я. – Матвей! Что случилось?
– Что-то определенно случилось, – выдохнул тот. – Матрена, ты… Ты такая красивая!
– А до этого я была уродиной? – скептически поинтересовалась я.
– Нет. Конечно, нет. Ты всегда была очаровательной, но сегодня… Ты будто светишься изнутри, а твои глаза… В них отражается вселенная. Это непередаваемо… И восхитительно.
Мои щеки вспыхнули румянцем.
– А ты, оказывается, поэт, – смущенно пробормотала я.
Январин покачал головой, взял мои сумки и, дождавшись, пока я запру дверь, отправился к машине.
– Ты что-то с собой сделала, да? – спросил он, когда мы выехали со двора. – От тебя исходит бешеная энергетика. Три дня назад такого не было.
– Помнишь, ты говорил, что на мне могло быть проклятье?
– Я оказался прав?
– Вроде того. Прошлой ночью мне удалось от него избавиться.
Матвей улыбнулся.
– Тогда все понятно. Чары исчезли и больше не скрывают твою внутреннюю красоту.
От его слов у меня в груди что-то перевернулось.
У Январина есть удивительная способность мыслить в правильном направлении и верно формулировать свои выводы.
Похоже, волшебная нить была той самой дрянью, что мешала людям воспринимать меня, как равноценного члена их общества.
К сожалению, она самоуничтожилась, поэтому я не сумею изучить плетение ее чар. Могу лишь предположить, что эти чары воздействовали на мое энергополе и скрывали энергию человеческой сущности. Учитывая, что сограждане ни разу не попытались проткнуть меня вилами или сжечь на костре, ошейник маскировал ее не полностью, а частично. Навья печать сияла из-за этого ярче, однако ж не настолько, чтобы внушить людям ненависть и страх. Только недоверие и желание обходить меня стороной.
Учитывая, что в Нави ко мне относились хорошо, воздействие магического ошейника ощущали только люди. Не удивлюсь, если иномирные чародеи даже могли его видеть, но почему-то не хотели (или не могли) мне о нем рассказывать.
Страшно представить, какой силой должен был обладать чародей, «украсивший» меня этим ожерельем. Работа с энергополем чрезвычайно сложна и деликатна. Одно неверное движение, одна ошибка в кружеве чар, и последствия оказались бы ужасны. Я могла бы сойти с ума, могла бы казаться окружающим монстром, которого любой встречный захотел бы забить камнями, а если бы колдун случайно натянул нитку сильнее, чем надо, могла бы попросту умереть.
Тем не менее, мне повезло – чары были наложены виртуозно. Среди моих знакомых колдунов есть только один, способный на такую ворожбу.
Игнат Огнеславович.
Стоило об этом подумать, как в памяти сверхновой звездой вспыхнуло воспоминание далекого детства: сухой жар, ударивший мне в лицо, большие янтарные глаза с вертикальным зрачком и холодный мужской голос, от которого по коже бежали мурашки.
«…Хороша. Но слишком уж мала. Когда за ней придут, отдашь ее родителям…»
«…Не переживай. Скоро она вернется к нам сама…»
Похоже, меня угораздило оказаться в центре какого-то заговора. Если я все понимаю правильно, когда Малаша украла меня у матери, к ней в гости явился цмок и надел на меня зачарованный ошейник. Обдерихе рассказывать об этом он запретил, а через пятнадцать лет явился снова, дабы посмотреть, что из меня выросло.
Меня начало потряхивать.
Выходит, мы с Игнатом познакомились гораздо раньше, чем я думала. А встреча во время Ночи костров была спектаклем, чтобы я решила, будто мы увиделись в первый раз. Зато удивление Малаши, когда цмок попросил у нее моей руки, было искренним – в этом я уверена на сто процентов. Ее изумленный взгляд, побелевшие щеки, дрожащий голос были не игрой, а самыми что ни на есть настоящими.
«Я ничего не понимаю, капелька… Ведь он… Он никогда… Зачем ему это надо?..»
Она знала: изначально женитьба в планы змея не входила. А что входило? Что он собирался со мной делать?
Волшебную нить Игнат завязал на моей шее, когда я была совсем маленькой. Значит, цмок сознательно лишил меня нормальной человеческой жизни. Он хотел, чтобы я росла в изоляции, чтобы люди относились ко мне, как к изгою, чтобы моим настоящим домом стала Навь.
И чтобы, в конце концов, я вернулась туда навсегда. Вернулась сама, добровольно, горя желанием полностью изменить свою жизнь.
Так вот что имел ввиду старый Девдас, когда назвал меня лучшим творением цмока!
По коже снова побежали мурашки, а перед глазами встал пыльный переговорник, найденный в доме Марьи Косой.
А ведь после похищения обдерихи, именно Марья вернула меня родителям. Баба Паша говорила, будто поначалу ведьма молча наблюдала за моими поисками, а потом пожалела мою страдавшую мать и уговорила обдериху отдать меня обратно. Но что, если в действительности ведьма следовала инструкциям, которые ей давали через волшебное зеркало? Что если Игнат приказал Марье и Малаше выждать, когда на моем энергополе появится навья печать, и только после этого переправить меня на Землю?