– Я подумал, что отпускать тебя ночью в лес неправильно. Лес – это не парк. В нем нет фонарей и асфальтированных дорожек. Одинокой девушке там не место. Мало ли кого она может встретить!
– Например, лешего, – я снова усмехнулась. – Мой храбрый рыцарь, поверь, в этих местах мне никто и ничто не угрожает.
Я осторожно взяла его под руку. Кожа Январина была холодной, как лед. Матвей слабо улыбнулся, и мы медленно пошли к лесной опушке.
В том, что Матвей испугался, не было ничего особенного. Неискушенного человека встреча с иномирцами всегда пугает до полусмерти, а для убежденного материалиста ожившая сказка и вовсе должна была стать потрясением.
Желание Январина убедиться, что я не сгину в чаще и не стану жертвой лесного маньяка, похвально и лестно, однако волноваться ему не стоило. Да, лес не парк. Однако сегодня заплутать в нем было бы сложно. С наступлением темноты на небо взошла луна, и ее свет отлично компенсировал отсутствие фонарей. В лесу, конечно, было гораздо темнее, чем в селе, однако забираться в чащу я вовсе не собиралась. Ближайший перекресток, подходивший для встречи с дедом Ермилом, располагался в нескольких метрах от опушки, поэтому слабое освещение не было для меня проблемой.
Матвею же, судя по всему, оно оказалось на руку. Я понятия не имела, что он отправился на рандеву вместе со мной.
– Расскажи, что ты видел, – попросила я, когда мы подошли к околице. – Мне интересно, как появление лешего выглядело со стороны.
– Оно выглядело жутко, – признался Январин. – Когда ты пришла на перекресток и пробормотала какую-то абракадабру, поднялся ветер. Он был такой сильный, что я едва удержался на ногах. А потом повело холодом, и из леса вышел высокий бородатый старик.
– Ты разглядел его лицо?
– Нет, оно оставалось в тени. Я видел только фигуру, и она была вполне человеческой.
Я кивнула. Нечисть всегда принимает облик жителей этой реальности, а ветер – их неизменный спутник. Он поднимается каждый раз, когда человек вызывает иномирца на разговор.
– Ты долго с ним говорила, – продолжал Матвей. – Я не понял из вашей беседы ни слова. Хотя знаешь, иногда мне казалось, что вы общаетесь по-русски, но шиворот навыворот.
– Примерно так и было, – кивнула я.
Матвей остановился и посмотрел мне в глаза.
– Ты так свободно об этом говоришь! – с чувством произнес он. – Будто все это банальные вещи. Будто во всем этом нет ничего особенного! Разве существование нечисти не принято скрывать? Неужели ты не боишься прослыть сумасшедшей, Матрена?
– Наши предки рассказывали о нечисти веками, – серьезно ответила я. – Никто и не думал скрывать о ней информацию. Наоборот, люди стремились предупредить об опасности, которую она несет, и научить правильному с ней обращению. То, что большинство наших современников считает ее выдумкой, – их личная проблема. Сумасшедшей же я прослыть не боюсь. Меня с детства считают чертовым отродьем. Мне по статусу положено общаться с лешими, русалками и обдерихами.
Январин покачал головой.
– Проклятье!.. И как мне теперь жить? За каких-то тридцать минут все перевернулось с ног на голову. Сказки оказались правдой, а мир стал таким… странным! Что мне теперь с этим делать?
– Если хочешь, я могу сказать, что тебе все померещилось. Что я – душевнобольная идиотка, а старик, которого ты видел в лесу – просто дед, с точно таким же диагнозом. Ты в это поверишь, и жизнь снова станет простой и понятной.
– Серьезно? Ну, допустим. А как быть с моим братом, Матрена? Как ты узнала, где его искать? Как поняла, что он умер от сердечного приступа?
Я развела руками.
– Душевнобольные идиотки порой бывают очень догадливыми.
– Ну, нет, – Матвей покачал головой. – Я себя обманывать не привык, и делать вид, будто ничего не было, не стану. Если я чего-то не замечаю, это вовсе не означает, что этого нет. Только знаешь… Мне бы очень хотелось, чтобы ты хотя бы кратко, хотя бы в двух словах, объяснила, что за чертовщина творится рядом с нами.
– Тебе это правда надо?
– Надо. Очень.
– Хорошо, – я пожала плечами. – Про чертовщину я тебе расскажу. Только утром, ладно? Я устала и мне очень хочется спать.
– Счастливая, – хмыкнул Матвей. – Я после этой прогулки не усну. Причем, наверное, уже никогда.
– Не выдумывай, – улыбнулась я. – После этой прогулки ты будешь спать, как убитый. Если же ты боишься оставаться один на один со своими мыслями, можешь переночевать у меня. Я постелю тебе на диване и угощу валерианкой.
– Было бы неплохо, – согласился Январин. – Спасибо, Матрена.
***
Матвей проснулся, когда кавалькада автомобилей, приехавшая в Соловьевку за отыскавшимся мальчиком, отправилась в обратный путь.
– Интересно, расскажет ли он родителям, что провел двое суток в компании лешего? – сказал мужчина, наблюдая в окно за удалявшимися машинами.
– Конечно, расскажет, – я поставила на стол две тарелки с омлетом, две чашки с чаем и блюдо с бутербродами. – Но ему никто не поверит. Все решат, что это его фантазии. Нечисти не существует, помнишь?
Матвей криво усмехнулся и сел за стол.
– Слушай, Матрена, я тут подумал: ведь получается, ребенка нашла ты?
Я неопределенно махнула рукой.
– Разве тебе не должны дать за это награду? Например, Почетную грамоту или Благодарственное письмо?
– Нет. Мне никто ничего не должен.
– Почему?
– Потому что о моем участии в поисках никто не знает. Кроме тебя и дяди Капитона.
– Но ведь это не справедливо!
Я поморщилась.
– Матвей, давай говорить честно. Мое участие в этом деле вызовет слишком много вопросов. Я это уже проходила. Как-то раз дядя попытался доложить начальству, что я помогла ему раскрыть преступление, и в итоге едва не лишился погон. В полиции не принято общаться с ведуньями, понимаешь? С точки зрения правоохранительных органов я – шарлатанка, которая вмешивается не в свое дело. Если мои консультации оказываются полезными, возникает вопрос: не связана ли я с преступниками? Быть может, это я украла ребенка, отняла у женщины сумку, ограбила магазин, а потом «помогла» полиции найти виноватых?
Январин покачал головой.
– Это бред.
– Это моя жизнь, – пожала плечами я. – Добрые дела надо делать тихо. Сделала – и беги, пока тебя не догнали и не отблагодарили.
– Тогда какой смысл кому-то помогать?
– Никакого. Поэтому я помогаю просто так, от чистого сердца. Ешь омлет, а то он остынет.
Следующие несколько минут мы провели в тишине. Матвей вновь нарушил ее первым.
– Что теперь будет с Лешей? – спросил, отодвинув пустую тарелку. – Он станет таким, как ты? Тоже начнет общаться с потусторонним миром?
– Вряд ли. Леша пробыл в Нави недолго, отметить его печатью она не успела. Хотя таким как раньше, мальчик уже не будет. Его чувства наверняка обострятся, он станет ярче и глубже воспринимать окружающий мир. Надеюсь, это пойдет ему на пользу.
Матвей задумчиво закусил губу.
– Матрена, что такое Навь? Ты обещала мне объяснить.
– Это параллельный мир, который тесно соприкасается с нашим. Их разделяет тонкая, но очень прочная грань. Иногда эта грань разрывается, и в точке разрыва образуется портал, через который жители Нави могут попасть в нашу реальность, а мы можем попасть к ним.
– И много таких порталов?
– Не очень. Разрывы возникают стихийно и распределяются не равномерно. Где-то их несколько, где-то один, где-то нет совсем. В окрестностях Соловьевки таких точек три.
– Ого!
– Это еще не ого. Слышала я про одну уральскую деревеньку – там было то ли десять, то ли шестнадцать порталов. В народе та деревня считалась нечистым проклятым местом.
– Не удивительно, – усмехнулся Матвей. – От чего же образуются эти разрывы?
– О, – улыбнулась я, – ты сейчас удивишься. Грань между Навью и Явью разрывают люди.
– Люди?.. Но как?
– Непроизвольно, в моменты сильнейшего эмоционального выброса. Ты наверняка слышал предания о самоубийцах, погубленных некрещеных младенцах и людях, умерших насильственной смертью, которых похоронили без погребального обряда. В преданиях говорится, что души этих людей становятся нечистью – призраками, навками, русалками, кикиморами и так далее. Дело в том, что в момент смерти такие люди испытывают мощнейшее нервное потрясение. Оно вызывает ментальный взрыв, и этот взрыв пробивает межмирную грань. Далее в течение девяти дней зреет точка разрыва. За это время дух погибшего должен определиться, что он будет делать дальше. У него есть два варианта: отправиться на небеса или остаться на Земле. Так как его тело мертво, продолжить прежнюю жизнь он не может, зато способен переместиться в параллельный мир. Навь – реальность магическая, и если дух выберет ее, то обретет новое тело, которое в дальнейшем сможет менять по своему желанию. Однако за это ему придется заплатить немалую цену.
– Это какую же?
– Во-первых, душа забудет, кем являлась в земной жизни, и обретет новое имя. Во-вторых, окажется привязанной к точке, через которую попала в Навь. Она станет ее стражем. Или хранителем – называй, как хочешь. Точка утопленника будет расположена в озере или в реке, того, кто умер в лесу – в чаще и так далее. Через этот портал нечисть сможет выходить в наш мир, при этом магия, которую подарила ей Навь, останется при ней. Жители Нави могут становиться невидимыми, могут принимать облик животных или людей. Например, навки и русалки любят превращаться в красивых девушек, чтобы охотиться на случайных прохожих.
– Охотиться?..
– Да. Этот мир теперь для них чужой, а люди – добыча. В Нави они ведут жизнь, похожую на нашу. У них свой быт, свои праздники и традиции. Земля же воспринимается, как место, где можно подпитаться чужой жизненной силой. Некоторым, как тем же русалкам, нужна сила людей, другие, как лешие и водяные, черпают ее из природы, третьи, как домовые и банники, питаются эмоциональным фоном места, к которому привязаны. Кстати, Матвей. Помнишь, я говорила, что ты напрасно пошел ночью на перекресток? Я-то тебя не увидела, а дед Ермил приметил сразу. Так как ты был со мной, он отнесся к этому спокойно, но если бы ты явился один, он бы рассердился и непременно тебя наказал.