Рука Аполлона соскользнула, и он сел на пол.
– Что?
– Твой отец пытался тебя убить, – сказала Лилиан. – И собирался убить меня, когда я вернусь домой. А потом себя.
– Почему? – прошептал Аполлон.
– Я говорила, что решила с ним развестись. Я ушла от него и взяла с собой тебя. У твоего отца были отвратительные родители и ужасное детство. Он очень сильно хотел иметь семью и сделать так, чтобы в его жизни все сложилось иначе. Он рассказывал себе истории о том, какая у него будет семья, начиная с того момента, как ему исполнилось двенадцать. Но двенадцатилетние дети не понимают взрослый мир. И даже после того, как Брайан стал мужчиной, он продолжал думать как ребенок. Он не мог измениться. Не смог адаптироваться к новым условиям. Я прислала ему бумаги на развод, но в его планы это не входило.
Аполлон сидел на полу, опираясь спиной о дверь.
– Но я всегда думал… – сказал он. – Вещи в коробке. Книга.
– Твой отец жил в постоянном ужасе, он боялся тебя потерять, – продолжала Лилиан. – Вот о чем та книга. В его детстве не было Иды, которая могла бы его спасти. Он чувствовал, что гоблины его украли и вырастили, и никто так и не пришел за ним, чтобы вернуть домой. Вот почему он дорожил книгой и читал ее тебе. Он собирался прийти за тобой. Он любил тебя всем сердцем, но попытался отнять твою жизнь. Мне очень жаль, Аполлон, но оба эти утверждения верны.
Лилиан откашлялась, и ее голос стал самым спокойным и уверенным за все время их разговора.
– Ты имеешь право думать все, что посчитаешь нужным о нем и обо мне, но теперь тебе известна правда. Только так ты сможешь хоть что-то понять.
Аполлон прижал руку к глазам.
– Удивительно, что хоть кому-то удается пережить детство, – сказал он.
– Аполлон, ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты знал, что не имеет значения, кем был твой отец, ты – не он. Я горжусь мужчиной, которым ты стал.
Аполлон посмотрел в потолок и прислонился головой к двери, ведущей в берлогу Йоргена.
– Я провел всю свою жизнь, преследуя его, – сказал он. – Но ты всегда оставалась рядом.
– Я была там, где хотела быть, – прошептала Лилиан.
– Что с ним случилось? – спросил Аполлон. – Я имею в виду после того, как ты нас нашла. Я уверен, что он не стал приносить извинения и не ушел.
– Неужели ты думаешь, что я могла просто выдворить за дверь человека, который попытался причинить вред моему ребенку? – сказала Лилиан.
– Ты вызвала полицию? – спросил Аполлон.
– Нет, – сказала она. – Помощь полиции не потребовалась. Я вошла в ванную комнату, увидела, что мой сын в опасности и… превратилась в нечто иное. – Она замолчала.
– Ты имеешь какое-то представление, где он сейчас? – спросил Аполлон.
– Я точно знаю, где находится Брайан Уэст, – сказала Лилиан. – Он там, где я его оставила.
Аполлон держал телефон у уха, дожидаясь новых откровений, однако Лилиан лишь сказала:
– У тебя усталый голос. Ты что-нибудь ешь? Хочешь зайти ко мне, я накормлю тебя обедом?
Он хрипло рассмеялся.
– Скоро я поем, – сказал Аполлон. – Но я хотел бы к тебе зайти, и в самое ближайшее время.
Аполлон уже собрался сказать: Эмма здесь, со мной, но прежде, чем он это произнес, его спину окатила волна жуткого холода, налетевшего со стороны двери в берлогу. Он сказал матери, что ему пора идти, отключил телефон и распахнул дверь. Комната выглядела так же, как вчера, но из этого не следовало, что ничего не изменилось. Он вошел внутрь, отчаянно дрожа.
Обогреватели не работали.
Они не давали тепла. Никаких искр, шума и треска.
Аполлон застыл перед ними. Все три были холодными на ощупь. Может быть, сработал предохранитель. Но когда он включил обогреватели, они заработали и загудели. С предохранителями все было в порядке. Из чего следовало, что прошлой ночью кто-то заходил в дом и выключил их.
Глава 97
Аполлон опустился на колени перед обогревателями, Эмма стояла у него за спиной. Она сняла покрывало с кровати и, когда спускалась по лестнице, накинула его на плечи, получилось нечто вроде белого сари с желтым оттенком.
– Если кто-то выключил обогреватели, значит, он видел мертвого Йоргена, верно? – сказал Аполлон.
Трудно было поверить, что кто-то мог не заметить семидесятилетнего человека с ножом, торчащим из горла.
– Он лежит на кухне, – сказала Эмма. – На полу. Так что, может быть, и нет.
– А кровь? – возразил Аполлон.
Эмма положила ладонь на шею Аполлона, и ее прикосновение подействовало на него успокаивающе.
– Если кто-то вошел в дом через заднюю дверь, он мог даже не знать, что он здесь, – предположила Эмма.
– Но тогда получается, что Детсад приходил только для того, чтобы выключить обогреватели, – сказал Аполлон. – Зачем?
– Что? – удивилась Эмма.
Аполлон махнул рукой.
– Я имел в виду Уильяма Уилера.
– А кто такой Уильям Уилер? – спросила Эмма.
Аполлон рассмеялся по-настоящему, когда услышал ее вопрос, словно она решила его подразнить. Но, конечно, откуда она могла знать? Боже мой, человек, стоявший в центре всей истории, оставался для нее фантомом. Аватар на экране, ничего больше.
– Именно он присылал тебе на телефон фотографии и сообщения, а потом их удалял, – пояснил Аполлон.
– О, я даже представить такого не могла, – призналась Эмма.
Аполлон постарался ей все объяснить так быстро, как мог, прямо здесь, в берлоге. Про то, как Детсад сумел проникнуть в компьютер Патриса и прятался у него на жестком диске, наблюдая за всеми ними.
– Значит, он, ко всему прочему, тролль, – сказала Эмма.
Ее лицо напряглось от гнева, и она выбросила руку вперед. Ей нужно было прямо сейчас выпустить наружу ярость, и единственной подходящей целью стала центральная часть японской ширмы. Она ударила сначала в одну секцию, и та упала, потом с глухим шлепком из-за ковра на полу рухнула вторая. Но она задела противоположную стену, и на пол посыпалось двадцать или тридцать висевших на ней детских портретов.
Эмма указала на них.
– Что это такое? – спросила она.
Несмотря на то что она постоянно находилась в мыслях Йоргена, в его доме она не бывала.
Аполлон не знал, с чего начать, поэтому прошел в дальний конец комнаты и указал на небольшой рисунок, сделанный чернилами.
– Это Агнес Кнудсдаттер, – начал он. – Она была первой. Я не знаю имен остальных детей, но дочь Детсада должна находиться среди них. Ее также звали Агнес.
Эмма подошла к стене, поднесла руку ко рту и стала изучать каждое лицо. Потом она опустила глаза, увидела упавшие рамки с портретами, наклонилась, подняла две, повесила их обратно на стену и опустила руки.
– Все матери, – прошептала она. – Это злой дом.
Она подошла к обогревателям и включила все три, один за другим. Как только спирали засияли оранжевым, она толкнула обогреватели на пол так, чтобы спирали касались ковра.
– Начнется пожар, – сказал Аполлон.
– Я очень на это рассчитываю, – ответила Эмма.
Дом Йоргена стоял в стороне, от других коттеджей его отделяли подъездные дорожки, и Аполлон надеялся, что огонь не распространится на соседей до приезда пожарных машин. Аполлон и Эмма быстро прошли по первому этажу и закрыли все окна. Они использовали газеты и рекламные буклеты, накопившиеся в столовой за месяцы – годы – в качестве растопки, уложив бумажные горы рядом с обогревателями, потом отнесли часть газет в соседние комнаты, чтобы огонь быстрее разгорелся, и вернулись в берлогу.
Эмма взглянула на чемодан.
– Покажи одежду, которую ты для меня принес, – попросила она.
Аполлон выложил все на ковер, а Эмма сбросила покрывало. Одевшись, она нашла в шкафу в коридоре тяжелую куртку с подбитым мехом капюшоном. Она доходила ей до колен, и ей пришлось дважды подогнуть рукава. Теперь она была в одежде Йоргена, а Аполлон – Уильяма. Они стали Кнудсенами, сжигающими отчий дом.
Ковер у них под ногами уже начал тлеть, и в берлоге появились первые следы дыма. Чемодан почти опустел, там осталась только одежда Брайана и кирка. Аполлон взял кирку, а Эмма – вещи Брайана. Тело Йоргена оставалось пришпиленным к стойке, как бабочка в витрине.
– Когда дом охватит пламя, он будет погребен по законам викингов, – сказал Аполлон.
– Много лучше, чем он заслуживает, – ответила Эмма.
Аполлон положил кирку и в последний раз наклонился над телом, однако он не планировал сентиментального прощания. На рукояти ножа остались отпечатки его пальцев. Дом может сгореть, но кто знает, что уцелеет? В любом случае ему следовало забрать орудие убийства. Он ухватился за рукоять и потянул на себя, но кончик прочно застрял в дереве. Аполлону пришлось поставить ногу на грудь мертвеца, чтобы вытащить нож, и тело Йоргена с глухим стуком шлепнулось на бок. Эмма уже вышла из дома через заднюю дверь.
Аполлон и Эмма прошли вдоль дома. С улицы никто бы не догадался, что дом Йоргена Кнудсена горит. Пока нет. Между тем все внутри было затянуто туманом. То, что они закрыли окна и засунули несколько камней под входную дверь, помогло превратить дом в дымовую шашку. А отсутствие окон в берлоге означало, что даже любопытный сосед не заметит пламя, пока не начнется настоящий пожар. Но тогда будет уже слишком поздно, чтобы его спасти.
Они прошли половину дорожки, когда их накрыл поток света, яркий, точно блестящая идея. Датчик движения снова сделал свое дело, поймав их. Но на этот раз Аполлон не стал замирать на месте и не попытался бежать. Посреди дня свет не привлечет внимания даже тех людей, что будут идти по противоположной стороне улицы, или даже по соседнему переулку. Они с Эммой остановились у странной двери без ручки и замка.
– Посмотри сюда, – сказала Эмма.
На уровне бедра Аполлон увидел отпечаток ладони.
– Это кровь, – сказал Аполлон.
Эмма толкнула дверь, но она не поддалась.
– А что там находится? – спросила она.
– Я туда не входил, – ответил Аполлон.
– Если старик хранил детские портреты у себя в берлоге, как ты думаешь, что он мог скрывать в подвале?