— Он ведь на золотую медаль шёл. Да… Но что-то с учительницей истории рассорился. Ершистый был, несогласный. Ну вы знаете. Она его и невзлюбила. Других учителей подначивала, чтоб они ему оценки занижали, — она вытерла уголки выцветших глаз безымянным пальцем, посмотрела в окно. — Ладно. Дело прошлое. К чему вспоминать.
Тимофей, когда узнал, что ему предстоит пойти в школу, не на шутку заартачился:
— Я лучше бомжом буду на вокзалах ночевать, чем учиться в какой-то школе! Даже не надейтесь, что я соглашусь! Мы с Ленкой и без вас не пропадём. Проживём, не маленькие. Вам надо, вы сматывайтесь куда хотите, а меня не трогайте. Я сам себе хозяин! — кричал он, раскрасневшись.
— Белка, объясни ему, у тебя лучше всех получается, — попросил Сатир.
— Тимофей, — Серафима взяла пацана за плечи, мягко посмотрела в глаза. — Мы не можем взять тебя с собой, это слишком опасно. Но рано или поздно мы вернёмся сюда и тогда нам понадобятся образованные люди. Пока есть возможность, получай знания, занимайся спортом, становись настоящим человеком, чтобы нам потом не было за тебя стыдно. Бомжей у нас в стране и без тебя хватает. Если бы бомжи могли хоть чем-то помочь нам, мы бы давно тут всё вверх дном перевернули.
Тимофей насупился и молчал, теребя Ленкин ошейник.
— Мы вернёмся и ты будешь нам помогать. Обещаю. И не дай бог, ты будешь плохо учиться. Один знающий человек стоит дороже десятков винтовок и автоматов. Поэтому тебе надо учиться. Вокруг тебя будет много плохих людей. Помни, ты должен стать умнее и сильнее их. Ты — наш агент, наш разведчик. Мы надеемся на тебя. Ты сильный, ты выдержишь.
Тимофей поиграл упрямыми скулами.
— Хорошо. Я буду ждать вас. Возвращайтесь скорее.
Он, обычно сдержанный в эмоциях, разрыдался, по очереди обнял всех. Ленка, завидев плачущего хозяина, заскулила, не понимая в чём дело.
— Какие же вы сволочи… — сквозь слёзы прошептал Тимофей.
Московские улицы затопила ноябрьская морось, промозглая и всепроникающая. Она слякотно поблёскивала на тротуарах под фонарями, дрожала в воздухе. Сыпалась за пазуху, сбегая мурашками вдоль позвоночника, просачивалась в ботинки. У людей мокли и коченели ноги, руки краснели, влажные пальцы теряли чувствительность. Бездомные собаки в клочьях грязной свалявшейся шерсти жались к трубам теплотрасс, нахохлившиеся вороны сидели на чёрных ветвях и изредка каркали, словно кашляли.
Вдали вставала белая льдина зимы.
А троих друзей ждали африканские знойные леса и саванны. Для них уже вставало африканское солнце, в их волосах путались далёкие ветра, они уже слышали песни африканских трав, рёв слоновьих стад, крики пёстрых птиц.
Вскоре по поддельным документам они поодиночке вылетели в Африку.
Белка и Сатир всю дорогу занимались дегустацией алкоголя, который купили в «дьюти-фри». Эльф же с самого начала прилип к иллюминатору. Чем ближе подлетал самолёт к берегам Африки, тем большее волнение охватывало его. Когда из сини Средиземного моря появилось золото африканских пляжей, он заёрзал на сидении и задыхаясь от восторга забарабанил ладошкой по стеклу иллюминатора, словно привлекая к себе внимание континента и приветствуя его. Соседка Эльфа неодобрительно оглядела беспокойного молодого человека. А ему хотелось верещать белкой и выть молодым волчонком. А ещё лучше разбить стекло и ястребом спикировать вниз с этой безумной высоты в обжигающе холодных, острых, как опасная бритва потоках, навстречу бескрайним африканским просторам, полным тайн и красот.
Когда подали трап, и открылась дверь, нестерпимо яркий свет могучей приливной волной хлынул в полумрак самолёта. Эльф зажмурился на мгновение, но тут же снова открыл глаза. Тихо засмеялся от радости и прошептал:
— Вот оно — африканское солнце!
Самолёты доставили друзей в Гасу — страну, соседнюю с Дого. Через неделю они пешком нелегально пересекли границу Дого и оказались в лагере повстанцев. Трое русских революционеров с интересом и живостью принялись обживаться на новом месте. Вскоре после прибытия они познакомились с отцом Йона — Ассаи Руги. Это был высокий, седеющий человек, по глазам которого было видно, что он пойдёт до конца. Бывший президент крепко пожал им руки и на неплохом русском поблагодарил за то, что они решили помочь революции.
Лагерь был небольшой. В нём насчитывалось около двухсот повстанцев — все негры. Военными инструкторами стали шесть человек кадровых офицеров, занимавших значительные посты при Руги и впавшие в немилость, когда власть захватили полковники. Население лагеря обитало в двадцати армейских палатках. Ещё были палатки, где располагались лазарет, кухня и штаб. Вокруг лагеря раскинулись непроходимые джунгли.
Троим новоприбывшим сразу же выдали автоматы.
— Ожидать нападения можно в любой момент. Полковники постарели, но не умерли. Значит, они всё ещё опасны. Хотя мы и забрались в такую глухомань, где птицы не боятся людей, расслабляться нельзя, — объяснил Йон.
Рядовой день в лагере начинался в шесть утра с общей побудки. Повстанцы умывались и шли завтракать. Кормили неплохо, сил вполне хватало до обеда. После завтрака начиналась муштра: пробежки на выносливость, физические упражнения для развития силы, стрельба из винтовки, автомата, гранатомёта, хождение строем, рукопашный бой, метание гранат и ножей. Кроме того, были уроки по установке и обезвреживанию мин, занятия по тактике боя в условиях города и леса. Особенно много времени тратилось на тренировки захвата зданий. Для этого выстроили деревянное двухэтажное здание, старательно замаскированное сверху, чтобы не выделялось на фоне джунглей, в котором и проводилась отработка техники штурма объектов. После обеда полагался двухчасовой отдых, за которым следовали новые занятия до самого ужина.
Эльф и Сатир тренировались наравне со всеми. Первое время было тяжело, поскольку чернокожие сыны Африки изначально более привычны к тяжёлому труду. После дневных занятий гимнастёрки «бледнолицых» пропитывались потом и подсохнув становились жёсткими и шершавыми, как картон. Однако, постепенно русские втянулись в солдатскую жизнь, причём Сатир снискал всеобщее уважение как один из лучших бойцов. Лишь несколько человек во всём отряде могли худо-бедно противостоять ему в рукопашном бою. Йон смотрел на его спарринги с восхищением.
— Белый Мохаммед Али! — говорил он о Сатире.
Белку же заинтересовал лазарет. До её прибытия в лагерь врачом был пожилой седеющий негр, когда-то работавший разнорабочим при больнице. Работа давалась ему легко: отсутствие знаний компенсировалось бешеной энергией и катастрофическим желанием лечить всех и от всего. Белка в первый же день увидела, как он нечеловечески туго обмотал одному негру голову резиновыми жгутами для остановки кровотечения. Больной ушёл из медицинской палатки страдальчески сморщившись и держась за сдавившие череп жгуты. Белка позвала Йона, чтобы тот попросил врача объяснить, что случилось с бойцом и что это за странные методы лечения. Оказалось, у бедняги попросту болела голова, а поскольку боль была пульсирующая, то доктор решил ограничить поток крови, идущий к мозгу.
— Занятная метода, — покачала головой Белка. — Йон, ты же взрослый человек, тебя же лечили нормальные врачи, как ты мог допустить этого монстра до медицины?
— Я никогда ничем не болел, поэтому считал, что так и надо.
— Замечательно, невинное дитя природы. В общем, друг дорогой, если ты не хочешь, чтобы потери в твоём отряде начались уже сейчас, увольняй этого Парацельса из медиков и ищи другого.
— Мы искали, — широко улыбнулся Йон, обнажив ярко белые, как лепестки ромашки, зубы, — но нашли только его. А что, эти резинки от головной боли не помогают?
— Помогают, но только их надо на шею накладывать. Врачу. Тогда они от всего помогают.
Йон, не переставая улыбаться, соглашаясь, кивнул:
— Понимаю. Я и сам слышал, что он плохой доктор. Послушай, а, может, ты будешь нашим врачом?
Белка взвилась:
— Вот тоже командир! Тебе что, людей своих не жалко? Чем я лучше него?
— Ну, ты хоть попробуй. А? Пожалуйста. Я очень прошу.
Белка пожала плечами.
— Хорошо, но ты даёшь мне десять процентов личного состава для опытов. Идёт?
Йон в ужасе отшатнулся.
— Это шутка, Йончик. Шутка, — она хлопнула его по плечу. — Но ты, правда, сдурел. Поручаешь людей абы кому. Не морские же свинки…
И Белка стала врачом. В лазарете нашлись медицинские справочники на английском языке, которым она прилично владела. Целыми днями девушка просиживала за книгами, составляла перечень имеющихся медикаментов, раскладывала их по группам. Бывшего врача Белка назначила своим ассистентом, поручив ему заниматься комплектованием перевязочных пакетов и изготовлением специальных повязок, необходимых при сложных перевязках. Тот с прежней энергией принялся за дело и вскоре полностью обеспечил отряд перевязочными средствами.
Белка искоса наблюдала за ними и бормотала под нос:
— Работай — работай, живодёр. С паршивой овцы, хоть шерсти клок.
На следующий день она подошла к Йону:
— Учти, я заменяю доктора только пока не начались бои. Сразу после выступления надо захватить госпиталь или хотя бы несколько серьёзных врачей. Учтите это при разработке плана восстания.
Йон пообещал учесть, но в суматохе быстро забыл об этом.
Через неделю после приезда Эльф пришёл к Белке.
— У меня голова чешется.
— А если помыться?
— Всё равно чешется.
— Наклони-ка черепок, я взгляну, — она пробежалась пальцами, разгребая его густые волосы. — Ну-у-у… Всё нормально. «А ля гэр ком а ля гэр». Вши.
Уже через десять минут Эльф щеголял белой, незагорелой кожей лысины.
— Бейсболку не снимай, а то ещё солнечного удара нам не хватало, — предупредила она.
Сама Белка, чтобы не подцепить насекомых, каждый день мыла голову специальным шампунем и по-пиратски повязывала голову платком.
Обычно повстанцы ложились спать довольно рано. Тело требовало отдыха. Но иногда негры устраивали праздники. После наступления темноты разводились костры, участники праздника раздевались, снимали одинаковую для всех форму, делали себе диковинные наряды из трав и листьев. Для сбора необходимой растительности в джунгли загодя отправлялись группы заготовителей, которые возвращались гружёные огромными и яркими, как салют, цветами, лианами, то тонкими, как волосок, то толстыми, как удавы, листьями размером с хороший сарафан. В одно мгновение повстанцы прев