И вдруг закричал:
- Трекай ховренят на хаз!
Это было столь неожиданно, что Тереза, имея возможность оттолкнуть Ивана Ивановича и убежать, окаменела.
Из-за угла выскочил детина в одной рубахе, удержал рванувшегося было прочь Мишеля и ловко выхватил висевшую у него на поясе дворянскую шпагу. А человек в грязном солдатском мундире вдруг нанес графу Ховрину удар, да такой, что Мишель кубарем полетел в распахнутую дверь. Следом Иван Иванович без всякой галантности впихнул Терезу. Дверь захлопнулась. И более того - в комнате, где оказались Тереза и Мишель, вдруг стало темнеть. Это незримые сообщники Ивана Ивановича закрыли ставни обоих окон поочередно. И раздался стук - поверх ставней окна забивали заранее приготовленными досками. Остались лишь две узкие продольные щели - они давали довольно света, чтобы видеть друг друга.
- Боже мой! Боже мой! - закричала Тереза, бросаясь на дверь и стуча обоими кулаками. - Мишель! Они нас заперли!
Мишель сел на полу, держась за щеку. Потом сунул палец в рот, что-то там ощупал, вынул палец окровавленным. И выругался совершенно недостойным графа образом.
- Мишель, я говорила, нам нельзя было сюда ехать, это разбойник, он хочет убить вас!
- Хотел бы - так и убил бы, - отвечал Мишель по-русски, - что я, разбойников не видал? Видал, да еще каких! Ох, что за мужики были у меня на Виноградном острове - голодные, злые, крови не боялись! Чертовы драгуны… Не вопи, дура, будем выбираться…
Но Иван Иванович очень хорошо подготовил дом к приезду графа Ховрина и его подруги. Попасть во второе жилье не удалось, лестница оказалась забита всякой дрянью. Тереза разбила оконное стекло, но выставить ставни оказалось нечем. Дверь же и подавно…
- Ну что же, будем сидеть и ждать избавления, - сказал, очень быстро умаявшись, Мишель. - Для чего-то же мы этому мазурику нужны.
- Надо кричать, - решила Тереза. - Нас услышат…
- Кто тебя здесь услышит? Местность пустынная… А коли кто и забредет, подумает - мерещится, нечистая сила разгулялась.
Тереза принялась ходить по небольшой комнате, которая более всего напоминала сени - несколько сломанных стульев, большая печь, какая-то каморка без окна сбоку… В домике уже давно никто не жил, деревянный пол прогнил, лестничные перила частично были выломаны, слой пыли на подоконниках тоже о многом свидетельствовал.
Мишель перебрался на стул.
- О, дьявол! - сказал он по-французски. - Чего ему нужно, этому мерзавцу?
- У него остались твои векселя! - вспомнила Тереза.
- Это значит, что меня, по крайней мере, он убивать не станет - иначе он не получит денег…
Тереза подошла к лестнице и попробовала сдвинуть с места загромоздивший ее шкаф. Его, очевидно, спускали сверху и убедились, что он застрял основательно. Тогда она выломала балясину и попыталась, действуя ею, как рычагом, отжать ставни. Тут тоже ничего не вышло.
- Остается ждать, любовь моя, - сказал Мишель. - Если бы я хоть мог понять, для чего этот обман! Я не вижу в нем смысла…
- Но он привез нас, куда обещал, в Лефортово, ты сам это видел. Для чего ему везти нас в Лефортово?
- А для того, что тут можно спрятать в парке кавалерийский полк - и никто о нем не догадается. Тем более, что именно тут… Да не ходи, присядь, я боюсь, что ждать нам придется долго.
- Нет, я справлюсь с этим окном, - отвечала Тереза.
Она призвала бы Мишеля на помощь, но его затянувшаяся болезнь все еще не позволяла ей относиться к любовнику как к взрослому и способному хоть за что-то нести ответственность мужчине. Выломав осколок стекла, она стала скрести им по ставню, пытаясь расширить щель. Мишель посмотрел на часы и заметил, что будет крайне удивлен, если у нее на четверть вершка уйдет менее двух часов. И он оказался прав - Тереза взмокла, дело же почти не продвигалось. Наконец она села с ним рядом, глядя на свои покрасневшие от работы руки - крупные сильные руки, способные играть на клавикордах по три-четыре часа, беря аккорды любой сложности, но сейчас совершенно бессильные.
Говорить с Мишелем она не хотела. И даже догадывалась, почему молчит он. Мишель полагал, будто сможет договориться со злокозненным Иваном Ивановичем, и берег силы, а также - уж это она ощутила всем телом! - все более отдалялся от своей подруги, хотя даже не двинулся с места. Возможно, даже прощался с подругой, - если удастся прийти к какому-то соглашению с Иваном Ивановичем, вряд ли обоим нужна будет свидетельница этого соглашения, ибо дело, затеянное Мишелем, достаточно опасно…
Отдохнув, Тереза опять взялась за работу. Она упрямо скоблила ставень, отделяя тонкие короткие стружки, и от этого ей делалось как-то легче. Наконец она захотела есть. Говорить об этом Мишелю было бесполезно - он не менее нее проголодался.
- Как глупо, - пробормотал Мишель, - дьявол, как все глупо… Послушай, любовь моя! Коли князь его держал наготове и сразу же подослал - то мы уж не спасемся! Вот откуда он мог все знать! От самого князя! Я ему более не нужен, я ни на что не годен! Мой отряд погиб, я едва держусь на ногах! Ты поняла, любовь моя?! Генерал ему надобен, а я не надобен! И он все задумал давно - когда выставил меня из дома своего! Ложь, ложь - он нарочно впустил в мои комнаты эту дуру Пухову! Все подстроено! Мало ли, что она видела меня в Кожевниках? Она и его там видела! Трудно ли было солгать?!
Тереза продолжала трудиться. Щель стала шире на полпальца, но балясина туда бы не пролезла. Мишель, видя, что она даже не глядит в его сторону, замолчал.
А Тереза вспомнила вдруг ховринский особняк и музыку. Тогда она была готова умереть - а теперь борется за жизнь, отчего такая перемена в мыслях и в душе? Оттого ли, что рядом с ней - возлюбленный, уже не вызывающий прежнего восторга? Тогда была музыка, не было Мишеля, и смерть казалось желанной. Теперь же есть Мишель, но нет музыки…
Эта мысль показалась Терезе настолько забавной, что она улыбнулась и запела. Это были водевильные куплеты из какой-то комедии в испанском вкусе, пригодные лишь для того, чтобы, словно играя, учить пению маленьких детей. Почему они пришли на ум - Бог весть. Тереза даже не знала толком слов, память на слова у нее была куда хуже памяти на музыку. Но она пела и скребла куском стекла ставень, а Мишель молчал. Потом, когда она присела отдохнуть, он достал карманные часы.
- Знаешь ли, сколько времени мы тут провели? Пять часов, любовь моя.
Тереза не ответила. Время не имело значения - значение имела ширина щели между ставнями. Если так пойдет дальше - еще до темноты удастся просунуть туда балясину и расшевелить ставни и доски. Если только раньше не явится Иван Иванович с неприятным сюрпризом…
- Сюда идут! - воскликнул Мишель и вскочил со стула. - Ты слышишь?
И точно - кто-то бежал по дорожке, даже не один, то ли двое, то ли трое человек приближались к заколоченному домику.
- Сюда, сюда! - закричал Мишель, вмиг оказавшись у окна. - Помогите, ради Бога! Нас заперли! Выпустите нас отсюда!
Бегущие разом остановились. А когда шаги послышались снова - они уже удалялись.
- О дьявол! - Мишель треснул кулаком по подоконнику. - Какая подлость!
Ответом ему были два выстрела. В парке начинался какой-то загадочный бой.
- Помогите, помогите! - кричал Мишель - Кто-нибудь, ради Бога!
Но тем, кто бегал сейчас по парку, было не до узников заколоченного дома.
С утра Никодимку совсем загоняли - он должен был разом и брить Архарова, Левушку и Сашу Коробова, и волосы им чесать, и приготовить все свежее и чистое, разложив по стульям и креслам, и принимать приказчиков, которых прислали спозаранку с товаром купцы, и присматривать за Дарьей, которая, сидя тут же в углу, пришивала новые пуговицы к архаровскому камзолу. Наконец оба вертопраха и петиметра, полковник Архаров и поручик Тучков, нарядные и даже подрумяненные, поочередно подошли к большому зеркалу. Левушка умел вертеться перед ним, одергивая полы кафтана, расправляя кружева и одновременно ставя ноги в танцевальные позиции, Архаров же поворачивался на манер плясового медведя, которого на ярмарках за цепь водят.
Потом ждали Вареньку, которой ночная беготня пошла не на пользу. Она спустилась в сени, сопровождаемая едва ли не всеми женщинами архаровской дворни, и хотя выглядела неважно, однако не жаловалась.
Когда экипаж наконец отбыл, Никодимка не сразу опомнился, а еще несколько времени метался между кабинетом, спальней, гардеробной и комнатой Левушки. Наконец Меркурий Иванович едва ли не за шиворот повел его вниз, где Потап уже приготовил для домоправителя кофей. Кофейника хватило на двоих, стребовали с Потапа еще один, и тогда лишь камердинер опомнился.
- А славно было бы, коли бы их милости Николаи Петровичи женились! - вдруг объявил он на исходе второй чашки. - Хозяюшка была бы в доме, горничных бы завела, порядок соблюдала, а то - я и портками заведуй, я и мыло покупай, я и пуговицы на кафтане с камзолом сочти!
Меркурий Иванович промолчал, промолчали и Потап с Иринкой, что крутилась тут же, и Аксинья, и случайно заглянувший Тихон. Полуночное явление Вареньки, вокруг которой Архаров развел столько переполоху, всех почему-то навело на обручальные мысли и на предчувствие венчальных хлопот.
Первым делом Архаров велел везти себя к Рязанскому подворью. Путешествие вышло длительным - чересчур много экипажей явилось вдруг на московских улицах. Но наносить визиты верхом обер-полицмейстер не желал. Ему следовало соблюдать определенные правила - иначе от народа, обывателей ли, дворян ли, уважения не жди.
В полицейскую контору он прибыл одновременно с Павлушкой, который верхом развозил его записки по городу и побывал у Дуньки с Марфой. Парнишка прямо у дверцы экипажа доложил: Дунька готова хоть сейчас пожаловать, но Марфа уперлась и грозится, что из дверей ее вынесут лишь вместе с дверными косяками, так она боится встречи с Каином. Архаров разозлился - мало хлопот, так еще Марфа выкобенивается! - и послал за ней полицейский наряд, чтобы привели под охраной.