- Ты, что ли, с письмом? - спросил он девчонку лет четырнадцати, в короткой шубейке, обмотанную поверх шалью. - Давай сюда.
Принимая сложенную бумажку, поглядел на румяное личико внимательнее и одобрил - Марфа явно имела на девочку особые виды, может статься, через год к нему же и приведет как-нибудь поздним вечером - снять сливки…
- Вашей милости… - прошептала девчонка.
- Знаешь меня?
- А как же, вы к Марфе Ивановне бывали…
- Ну, ступай.
Записка была проста - Марфа звала к себе или же была готова сама прибыть на Лубянку, только не явно, а лучше всего - ближе к ночи.
- Что это она затеяла? - спросил сам себя Архаров и поспешил обратно в кабинет. Время встречи его озадачило - коли Марфа помнила свое обещание подумать об осведомителях, вхожих в богатые дома, коли чего-то изобрела, то для чего ж совещаться об этом ночью?
Что Марфа затеяла - выяснилось четыре часа спустя, когда он самолично к ней приехал на извозчине и в тулупе, снятом с Тимофея. При нем был для охраны один лишь Федька Савин.
- Что ты за таинственности разводишь? - спросил Архаров Марфу, встретившую в сенях.
- А то и развожу… Вон, глянь, сударь…
Марфа привела его в горницу и показала на кучу добра, сваленную прямо на полу. Была там в основном мягкая рухлядь - шубы, шапки, платья, узлы какие-то, баулы.
- Что сие значит? - спросил Архаров, тыча пальцем. Он даже тулупа скидывать не стал, да и Марфа не предложила - стало быть, не до церемоний.
- А то и значит, что ночью ко мне гости были. Спросили, я ли под ручной заклад деньги даю. Спрашиваю - кто послал. Отпирай, говорят, не то красного петуха подпустим.
- И отперла? - удивился Архаров.
- Так я ж не с голыми руками, вон что у меня для таких проказников имеется.
На подоконнике лежали два пистолета.
- Иван Иваныча покойного подарение?
- И стрелять он же выучил. Я-то шаль - на плечи, а руки с пистолетиками-то - под шалью! Хрен чего поймешь!
- И стрельнула бы?
- Так уж доводилось… Да я не о том. Сдается, навели этих гостей на меня люди знающие… - тут Марфа несколько смутилась.
Молчание затянулось Архаров его не нарушал - ему было любопытно, чтобы Марфа сама призналась в своем давешнем грехе, скупке краденого добра. Только тем и объяснялась ее отвага - ей посулили немалую кучу, и она вздумала рискнуть.
- Да сказывай уж, - устав ждать, велел он. - Да покороче.
- Вот тебе, сударь, покороче. У тебя под носом налетчики завелись. Как водится, на Стромынке. А добрались уж до Черкизова, там честной народ грабят. И вырезают всех подчистую - чтоб и концы в воду. И седоков, и ямщиков - всех…
- Ч-черт…
- А дуван девать некуда. Вот - ко мне приволокли. И ночью сулились еще привезти. Я и забеспокоилась - не шастает ли кто у моего двора. Потому тебя и звала тайно. Чтоб, как от меня пойдут…
- А добро тебе останется?
- В вознаграждение, - и тут Марфа, с удивительной точностью передразнив Шварца, добавила: - Добродетель должна быть вознаграждаема!
- Нижний подвал по тебе плачет, - отсмеявшись, сказал Архаров. - Федька! Сюда, живо! Будем разбираться.
- Да чего тут разбираться. Кровяные пятна я и сама тебе покажу - с убитых все снято. А вот еще укладка - в ней мы и без Федьки все переберем…
Федька, однако, уже был в горнице, остановился у дверей и с любопытством глядел - что будет дальше. Архаров не сомневался, что этот орел подслушивал его разговор с Марфой - больно задорно блестели темные глаза.
Марфа открыла укладку и вывалила на стол перстеньки, браслеты, табакерки.
- Вон с вензелем, - показала она карманные часы. - Может, кто бы и опознал.
Архаров, разгребая кучку, неловким движением скинул несколько побрякушек на пол, Федька кинулся поднимать.
- Ваша милость! - вдруг воскликнул он. - Гляньте-ка!
- Чего тебе?
Федька, выпрямившись и шагнув к Архарову, едва не сбил его с ног.
- Да вот же - не узнаете? Господи Иисусе - точно не узнаете?!
На ладони у него лежал овальный медальон, в обрамлении золотых завитков Архаров увидел лицо, словно выглядывавшее из глубокого сумрака. Это было совсем юное женское лицо, на нежных губах - полуулыбка, в чеерных глазах - печаль, на груди - большая трубчатая прядь пушистых темных волос до самого кружева, обрамляющего вырез розового платья. И вишневая ленточка, чтобы при нужде вешать на шею, оборвана…
Архаров узнал лицо и приоткрыл рот. Затем глянул на Федьку - тот, возбужденный до крайности, только и ждал этого взгляда.
- Тучков его вернул Шестуновой? - спросил Архаров.
- Не знаю, ваша милость! Что он к госпоже Шестуновой ездил госпожу Пухову навещать - знаю, а портрет…
- То есть, портрет мог быть или у госпожи Шестуновой, или у этого вертопраха. Марфа! Что твои налетчики говорили? Где они его взяли? - Архаров протянул миниатюру Марфе.
- Да откуда ж мне знать! Мне все кучей сюда свалили, ночью добавят… Да что ты, сударь, так на меня уставился? Нешто я тебя сама не позвала?!
- Не вопи, - оборвал ее Архаров. - Федя, беги, поймай извозчика. Марфиных гостей так надобно встретить, чтобы ни один не ушел. Беги, беги!
Федька выскочил за дверь.
Вот уж чего он не ожидал тут увидеть - так это лица Вареньки Пуховой.
Он пробежал Ершовским переулком, выскочил во Псковской, понесся, озираясь - не катят ли сзади извозчичьи сани, выскочил на Варварку, а вместо мыслей в голове была сплошная сумятица.
А ведь как он всю осень пытался вытравить из себя эту беду…
Опомнился Федька уже неподалеку от Лубянки. Он озирался, махал руками извозчикам, которые его не могли видеть, но начисто забыл, зачем ему нужны сани. Когда вспомнил - встал в пень, тяжело дыша.
Варенька!…
Что ж это такое творится, Господи помилуй?…
Когда Федька на извозчике примчался за Архаровым, тот был уже сильно недоволен - ждал, не снимая тулупа, и прождал немало. И с Марфой даже успел поругаться, припоминая ее былые грехи и грозясь покарать за скупку краденого. Марфа решительно отбрехивалась.
Архаров поехал на Лубянку, по дороге досталось всем - и Федьке, и извозчику, и подвернувшемуся у дверей Яшке-Скесу. Яшка успел увернуться и дал деру.
Архаров вошел в кабинет, сбросил на пол Тимофеев тулуп, велел звать архаровцев. Первым вошел Клаварош. Он сегодня весь день проболтался на Лубянке: хозяйка французской модной лавки принесла «явочную» - соседские дворовые ее обокрали. Изложить подробностей по-русски она не умела, допрос доверили Клаварошу, и это дельце затянулось. Но в ходе допроса многое показалось Клаварошу странным, он послал Харитошку-Ямана с Максимкой-поповичем поспрашивать соседей. И к возвращению Архарова француз отпустил свою соотечественницу, ругая ее на родном наречии в хвост и в гриву за вранье и поклеп.
- Вот что, братцы, сей ночью у нас - засада, - сказал Архаров, когда все собрались в кабинете. - Демка, Степа, Ушаков, Федька… Федьки не вижу.
И точно - в кабинете его не было.
- Ну, отведает он сегодня батогов, - решил Архаров. - Попарно отправляйтесь к Марфе, забирайтесь к ней во все каморы и сараи. Степан, Захарка - во дворе напротив засесть с ружьями. Клашка, ко мне на Пречистенку - чтоб Сенька мой двое саней снарядил, и ты же с теми санями будешь наготове в Ершовском переулке, знаешь, где угол срезан…
Он помолчал, соображая - а не отправиться ли с архаровцами самому. Вроде не полагалось - тех двух-трех налетчиков, что привезут к Марфе награбленное, могли взять и без него, однако…
- Взять голубчиков живьем, - добавил он. - Как пойдут от Марфы прочь. Тимофей, ты за старшего. У тебя все есть - и ружья, и сани, чтоб при нужде догнать. Упустите - с тебя спрос. Пошли вон все…
Архаровцы вымелись из кабинета.
За окном была тревожная зима. Слыханое ли дело - и в медленном густом снегопаде была какая-то опасная неторопливость. Он застилал заоконный мир, не давая разглядеть даже купола церквей, не то что лица прохожих. Архаров подошел к печке погреть руки. Он устал от кабинета, устал от долгих и умных разговоров с Волконским, устал от напряжения, которое волей-неволей срывал на своих. Волконскому хорошо - старец, одна голова у него и осталась, а архаровское тело измаялось, взывало - пошевелиться-то дайте! А попробуй пошевелись - в другой раз не промахнутся…
Архаров медленно сжал кулаки. Вспомнил конфузию - как шлепнулся, как его из рыхлого снега поднимали. А все треклятые валенки! Слишком рано стал себя беречь, холить и лелеять ноги, не допуская к ним холода. Нет, подумал он, не дело - еще и тридцати двух нет… в армию, что ли, попроситься? Там-то с тельца жирок сгонят!
Вспомнил сухощавого верткого Александра Васильевича. В армию!… Да кто отпустит?…
И тут же по необъяснимому зигзагу мысли вспомнил Дуньку - как живую, вспомнил ее смех, и как задремала, подвалившись под бочок…
А вот когда от Дуньки ловкая мысль сделала вольт и переметнулась на совсем другое женское лицо, Архаров уже весь подобрался и сказал: не-ет, матушка, давай-ка на попятный! Нечего тебе в тех эмпиреях болтаться.
Вздумав изгнать из себя тоску самыми решительными мерами, он вышел из кабинета - послать кого-нибудь на Пречистенку за полушубком. И тут же нос к носу столкнулся с Федькой.
- Ваша милость, никого их там нет! - выпалил Федька. - Они как с лета уехали, так не возвращались, а соседи сказывали, будто не в Киев вовсе!…
- Кто? Кого нет?! - спросил недовольный Архаров. - Где тебя, черта, носило?!
- Я к госпоже Шестуновой… на Воздвиженку, извозчика брал… Сказывали, они в Киев собирались, и оттуда - к теплому морю… так нет же…
Федька тяжело дышал, как будто с Лубянки на Воздвиженку и обратно бегом несся. И смотрел - глаза в глаза, подчиненному так неотрывно таращиться на свое начальство не положено.
- Кондратий тебя там с батогами дожидается, - полушутя пригрозил Архаров, но Федька словно не слышал.
- Ваша милость, коли они не к морю отправились, так куда ж?…