— Отчасти?
Снова смех, раскованный, заразительный; только Тай был не в том состоянии, чтобы разделить веселье поэта.
— Префект был настолько любезен, что сообщил мне о твоем приезде, за обедом сегодня вечером. Он упомянул о том, что ты спрашивал, где находится в городе лучший дом куртизанок. Разумный интерес. Я хотел встретиться с тобой.
— Я… это такая честь… — услышал Тай свой заикающийся голос.
— Нет, — возразил Сыма Цянь. — После того озера за границей. И того, что ты там делал, — его рассеянный взгляд вдруг стал сосредоточенным.
Тай неловко кивнул, почувствовав, что краснеет. Вино и жара в комнате, напряженный взгляд глаз, смотрящих на него…
Поэт тихо произнес:
Один среди сосен
Он никому не слуга.
Как мог я мечтать
На гору эту взойти?
Под светом звезд
Голову я склоняю.
Эти строки были хорошо известны. Цянь сам написал их другу много лет назад. Еще одному поэту, старше него, теперь уже ушедшему.
Тай опустил глаза:
— Вы оказываете мне слишком большую честь.
Сыма Цянь покачал головой:
— Нет, — еще раз повторил он. — Это не так. — Потом тихо: — Ты видел призраков здесь, сегодня вечером?
Этот вопрос был задан всерьез. Потрясенный Тай взглянул на собеседника, потом отвел глаза. Цянь поднял свою чашку, и одна из женщин шагнула вперед. Она жестом спросила Тая, но он покачал головой. Поэт поморщился, но Тай постарался это проигнорировать. Он сказал:
— Я их никогда не видел. У Куала Нора.
— Слышал?
Тай кивнул, медленно:
— Каждую ночь. И один раз… всего один раз — днем.
В последний день, когда солнце садилось. Ветер, который не был ветром…
— Они разгневаны?
Девушка снова спустилась со ступеньки, вместе с вином.
Трудный вопрос.
— Некоторые из них. Другие растеряны. Или страдают.
На этот раз отвел взгляд поэт. Через несколько мгновений он покачал головой:
— Ты когда-нибудь писал об этом?
— Откуда вы знаете, что я…
Снова улыбка, более добрая:
— Как я понимаю, ты готовился сдавать экзамены, когда умер твой отец. Все вы пишете стихи, сын Шэнь Гао.
— Скорее, пытаемся, — поправил Тай. — У меня была бумага и тушь. Но я написал мало такого, что считаю достойным сохранить. У меня не хватает таланта, чтобы писать о… них.
— Наверное, ни у кого из нас его не хватит.
Тай вздохнул:
— Что еще рассказал вам префект?
Он нуждался, очень нуждался в человеке, которому мог бы доверять. И хотел, чтобы им стал именно этот человек.
Сыма Цянь впервые заколебался. Затем ответил:
— Он действительно сообщил мне о твоих сардийских конях. О «божественных конях». О подарке принцессы.
— Понятно, — отозвался Тай.
Слишком большая новость, чтобы ее сохранить в тайне, подумал он. Каждый, кто ее услышал, передаст дальше.
— Вероятно, скоро узнают и в Синане, — прибавил поэт.
— Надеюсь. Я послал вперед сообщение.
Глаза поэта смотрели задумчиво:
— Потому что?
— Коней держат для меня у границы. Этот подарок отберут, если я сам не приеду за ними.
— Умно, — через несколько мгновений согласился поэт. — Это может спасти тебе жизнь. — Он уже не улыбался.
— Один тагурский офицер подумал о том же.
Тай не совсем понял, почему он это сказал.
— Явно твой друг.
— Так я думаю. Пока между нами мир.
— А! Ты считаешь, что его может и не быть?
Таю вдруг стало неловко, он покачал головой:
— Я отсутствовал два года. У меня нет информации. Откуда мне знать?
Он резко поднял чашку. Кажется, ему больше не хотелось пить. Поэт подождал, пока девушка с вином подойдет и отойдет, стройная и юная, в винно-красном шелке, шуршащем при каждом движении.
Взгляд Сыма Цяня блуждал по полной людей, освещенной лампами комнате, потом вернулся к Таю.
— Что касается безопасности твоей жизни… — пробормотал он, еле слышно сквозь музыку, — продолжай смотреть на меня… могут ли здесь оказаться нецивилизованные люди, замышляющие против тебя недоброе?
Его голос был спокойным, почти ленивым, словно они обсуждали поэзию или международные дела.
— Это возможно, — осторожно ответил Тай. Он почувствовал, как забилось его сердце. Но продолжал смотреть в глаза поэту.
— Даже несмотря на то, что ты отправил в столицу то послание? Что кони будут потеряны, если ты умрешь? Конечно, они могут охотиться и за мной.
— Правда?
Поэт пожал плечами, широкими, хотя это скрадывала полнота:
— Вряд ли. Конечно, я оскорбил первого министра и главного евнуха, который находился в одной с ним комнате, что неприятно. Но я не верю, что это было смертельное оскорбление для кого-то из них. Напомни мне, чтобы я позже рассказал тебе эту историю.
— Хорошо, — согласился Тай. «Позже». Это кое о чем говорит, правда?
Он прочистил горло. Ему стоило некоторого усилия не оглянуться. Решение было принято. После он признавал, что отчасти оно имело отношение к тому образу личности этого человека, который возникал в его стихах, а, возможно, по ним нельзя судить о человеке. И все же он сказал:
— Ко мне на запад послали убийцу. Еще до того, как стало известно о подарке.
Выражение лица Сыма Цяня снова изменилось. Наблюдая за ним, Тай увидел любопытство, а потом — неожиданно — намек на удовольствие.
— Ты его убил?
Все говорили о том, что поэт в молодости был странствующим воином, — два коня, два меча и лук, — спал в пещерах или под звездами, защищал крестьян от помещиков и сборщиков налогов, подобно одному из героев-разбойников народных сказок. Ходили слухи — скорее, легенда — о его подвигах на Большой реке в дикой местности возле ущелий.
— Это была женщина, — ответил Тай. — Но нет, я ее не убивал. Ее убили тагуры и… и призраки.
Нужно же доверять в жизни хоть кому-то.
Поэт это обдумал, потом сказал:
— Посмотри! У дверей. Ты их знаешь?
Тай оглянулся. Слева от входа стояли двое мужчин. Боком, занятые разговором с тремя девушками. Их одежда и сапоги не подходили для вечера в квартале удовольствий, не говоря уже о его лучшем доме: и то, и другое покрыто пылью и пятнами. У каждого по два меча. Один из них в тот момент бросил взгляд через плечо, прямо на Тая. Их взгляды встретились, и тот человек быстро отвел глаза. Но этого оказалось достаточно. Они были здесь из-за него.
Тай снова посмотрел на поэта:
— Я их не знаю.
— Зато они знают тебя, — ответил Сыма Цянь. Поэт сделал знак девушке, чья очередь была наливать им вино. — Радость моя, эти двое тут часто бывают? — спросил он, указывая на них подбородком. — Вообще когда-нибудь бывают?
Она оказалась сдержанной молодой женщиной и должна была занимать определенное положение среди девушек, если ее выбрали, чтобы прислуживать поэту. Ее взгляд в сторону входа был коротким, оценивающим. Она подлила им вина и прошептала:
— Я их никогда не видела, — она скорчила неодобрительную гримасу. — У них неподходящая одежда.
— Совсем неподходящая, — весело согласился Цянь. Он посмотрел на Тая, теперь глаза его ярко сияли. Он потянулся, будто большой кот. — Я не прочь подраться. Убьем их вместе?
— Я могу попросить хозяйку, чтобы их выпроводили, — быстро вмешалась девушка, — если они вам неприятны, господин мой.
Это было правильное предложение. Драки — это плохо для дома удовольствий. А уж убийство — и того хуже. Поэт скривил лицо, но неохотно кивнул; он уже соглашался, когда Тай заговорил.
Он слышал гнев в собственном голосе, колючем, как шипы на таране, пронзающем ворота. Он устал от того, что кто-то воздействует на него: ему угрожают, на него нападают, с ним обращаются, как с объектом преступных замыслов — или даже притворного благодеяния, — не имеющим собственных ресурсов. Не дают возможности выбрать свой путь. У него в Чэньяо сегодня есть ресурсы, и это не только его меч.
— Нет, — возразил Тай. — Будь добра, выйди к носилкам губернатора перед входом. Расскажи солдатам, что в доме находятся два человека, имеющие по отношению ко мне недобрые намерения, и что это угрожает Второму военному округу, власти губернатора и безопасности империи. Я бы хотел знать, кто их послал. Я буду ждать ответа от губернатора к концу ночи у себя в гостинице. Ты можешь это сделать?
Девушка улыбнулась. Это была почти жестокая улыбка. Она поставила флягу с вином на низкий столик.
— Конечно, могу, мой господин, — прошептала она. Поклонилась ему и пошла прочь. — Прошу простить мне недолгое отсутствие.
Она спустилась по двум ступенькам и прошла через комнату к двери. Они смотрели ей вслед. Ее движения были неспешными, грациозными.
— Думаю, — задумчиво произнес Сыма Цянь, — из нее получилась бы запоминающаяся компаньонка.
Тай невольно кивнул.
— Ты уже познакомился с военным губернатором? Сю Бихай с ними не будет нежен, — сказал поэт.
— Я познакомился с ним сегодня вечером, — ответил Тай, — не по собственному желанию. И поэтому я вам верю. Однако мне необходимо знать эти вещи. — Он помолчал. — Та женщина-убийца, которая явилась на озеро. Она убила моего друга, которого сопровождала на запад, делая вид, что служит ему. Я похоронил его у Куала Нора.
— Солдат? — спросил Сыма Цянь.
Тай опять почувствовал гнев и вернувшуюся печаль.
— Ничего подобного. Студент, который сдавал вместе со мной экзамены. Человек, не способный кого-либо обидеть.
Поэт покачал головой:
— Грустно это слышать. Мы живем в беспокойное время.
— Он приехал, чтобы сообщить мне о чем-то. Проделал для этого такой долгий путь. Она убила его раньше, чем он сумел это сделать.
У дверей послышался какой-то шум. Они оглянулись. В Белый Феникс вошли шесть солдат.
Возникла суета, но не слишком большая. Комната была просторной и полной людей. Мужчины все время входили и выходили. Девушка, которая вернулась с солдатами, указала им на двоих с мечами, замеченных ранее Сыма Цянем.