Ему без слов вручили письмо. Он быстро прочел. Это была копия — каллиграфия слишком правильная. О Лю там не упоминалось, как и сказал Рошань. Но…
Тай сказал:
— Он ясно выражается, Синь Лунь. Говорит, он думает, его убьют в эту ночь. Умоляет вас защитить его. Почему вы не послали людей, чтобы доставить его к вам?
Выражение лица собеседника снова заставило его почувствовать себя не в своей тарелке. Почувствовать себя ребенком.
Ань Ли пожал плечами, повернул шею в одну сторону, потом в другую, вытягивая ее.
— Наверное, я мог бы это сделать. Он действительно просил защиты, правда? Возможно, ты прав.
— Возможно? — Тай старался понять, это слышалось в его голосе.
Генерал выказал нетерпение:
— Шэнь Тай, в любом сражении важно знать свои собственные силы и слабости и понимать силы и слабости противника. Твой отец должен был научить тебя этому.
— Какое это имеет отношение к…
— Вэнь Чжоу должен был узнать о твоих конях и о том, что ты жив, как только во дворце получили это сообщение. Как только кто-то узнал об этом той ночью. Поэтому Синь Лунь знал, что ему грозит опасность. Первый министр не мог оставить его в живых, учитывая то, что он знал, и то, что он сделал. Чжоу — глупец, но опасный.
— Так почему вы не послали солдат за Лунем?
Генерал покачал массивной головой, словно сожалея о невежестве мира:
— Где все это происходило, Шэнь Тай? Где мы все находились?
— В Синане. Но я не…
— Подумай! У меня здесь нет армии. Это не позволено ни мне, ни любому другому. Я на вражеской территории, без своих войск. Если я укрываю Луня в столице, я объявляю войну первому министру в ту же ночь. Но у него есть необходимое ему оружие, а у меня его нет!
— Вы… вы — фаворит императора, Драгоценной Наложницы.
— Нет. Мы оба пользуемся его благосклонностью. Это политика. Но наш славный император теперь часто непредсказуем и слишком рассеян, а Цзянь молода, и она — женщина, а значит — непредсказуема. На них нельзя положиться, сын Шэнь Гао. Я не мог привести Луня в свой дом и быть хоть наполовину уверен, что покину Синань живым.
Тай опустил глаза на письмо в своей руке. Прочел его снова, в основном чтобы выиграть время. Он начинал понимать.
— Поэтому… вы позволили Луню думать, что защитите его. Вы предложил ему укрытие. Это заставило его пуститься в путь через город.
— Хорошо, — одобрил Ань Ли. — Ты не глупец. Ты так же опасен, как твой брат?
Тай моргнул:
— Я могу быть опасным для него.
Генерал улыбнулся и снова сменил позу.
— Хороший ответ. Он меня забавляет. Но давай дальше, сообрази. Что я сделал в ту ночь?
Тай медленно произнес:
— Вы действительно послали людей, да? Но не для того, чтобы охранять Синь Луня. Только наблюдать.
— Опять хорошо. А почему?
Тай сглотнул:
— Чтобы видеть, когда его убьют.
Ань Ли улыбнулся и поправил:
— Когда и кто.
— Так убийцу видели?
— Конечно, видели. Причем его видели стражники Золотой Птицы. Мои люди об этом позаботились. Стражников убедили пока ничего не предпринимать, но они записали то, что увидели в ту ночь.
Тай посмотрел на него — маленькие глазки, багровое лицо.
— Один из слуг Вэнь Чжоу убил Луня?
— Конечно.
Так просто.
— Но если Лунь мертв…
— Почтенный Синь Лунь так же полезен для меня мертвый, как и живой. Особенно если городские стражники знают, кто это сделал. Мне нужно было письмо, вместе с убийством автора письма на глазах у известного свидетеля. Первый министр щедро предоставил мне все это. Пребывание Синь Луня в моем доме могло привести к моему аресту. Синань был для меня плохим местом, чтобы начать битву.
Тай позволил сказанному проникнуть в глубину сознания, подобно камню в пруд.
— Вы начинаете битву?
Молчание. Он не был уверен, что хочет услышать ответ. Снова звуки снаружи. Обычное движение взад и вперед по дороге. Раздраженный возглас, ругательство, снова смех. День двигался к обычному завершению, к закату и звездам.
— Скажи мне, — спросил сидящий напротив человек, — ты действительно два года хоронил мертвых солдат у Куала Нора?
— Да, — ответил Тай.
— Там были призраки?
— Да.
— Тогда это был отважный поступок. Как солдат, я его уважаю. Я мог бы убить тебя здесь, если бы решил, что твои кони как-то могут определить ход событий.
— Вы так не думаете?
— Они могли бы. Я решил действовать, как будто это не так, и пощадить тебя, — он еще раз сменил позу.
— Вы можете потерять…
— Ранг, титул, все подаренные земли. Возможно, жизнь. И поэтому, Шэнь Тай, какой это подсказывает тебе ответ на тот вопрос, который ты задал?
«Вы начинаете битву?» был его вопрос.
Тай прочистил горло и выдавил полуулыбку:
— Это подсказывает, что мне следует быть благодарным за ваше решение, что кони могут не иметь такого большого значения, как некоторые могут подумать.
Мгновение тишины, потом карета затряслась от хохота Рошаня. Хохотал он долго. А когда наконец губернатор отсмеялся, кашляя, он сказал:
— Ты не понимаешь, нет? Ты слишком долго отсутствовал. Меня подталкивают к выбору — быть уничтоженным или сопротивляться. Вэнь Чжоу бросает кости. Такова его натура. Но я не могу и не хочу задержаться в Синане и посмотреть, что сделает император. Выберет ли Цзянь своего двоюродного брата или… своего приемного сына?
Тай никогда еще не видел такой невеселой улыбки. Он содрогнулся. Губернатор это заметил, разумеется. Эти узкие глазки в складках плоти… Рошань сказал:
— Оставь себе эту копию, она может тебе пригодиться. А может быть, и мне тоже, если ты предпочтешь не забыть, в конце, кто ее тебе дал. — Он еще раз переложил вытянутую ногу.
«В конце». Во всем, что он говорил, был много слоев смысла.
И в его движениях тоже, вдруг понял Тай, испытав огромное потрясение. Они не имели отношения к его тревоге. Этого человека мучила боль. Стоило ее заметить, как все становилось очевидным.
Тай отвел глаза, инстинктивно пытаясь скрыть то, что он только что понял. Он не был уверен, как догадался об этом, но был уверен, что он прав. И что Ань Ли будет недоволен, что это заметили.
— Я… меня это не касается, — заметил он, усиленно думая. Теперь он гадал насчет духов, насчет этого слишком сладкого запаха. Скрывается ли за ним что-то другое?
— Боюсь, это не так. Это всех коснется, если произойдет. И тебя тоже, если ты не вернешься к Куала Нору, к мертвецам. А может быть, даже там. Я тебе уже сказал, принцесса из Ригиала взяла твою жизнь в свои руки. — Он широко развел собственные руки в стороны. — Я на твоем месте был бы очень осторожен с этими конями. Ты можешь оказаться между скалой и тигром, как говорят у нас на северо-востоке. — Он опустил одну руку на колени, махнул другой в сторону дверцы. — Ты можешь идти, сын Шэнь Гао. Теперь я поеду своей дорогой. Обеспечь себе охрану в Синане.
— Вы не вернетесь?
Генерал покачал головой:
— Приехать ко двору этой весной было ошибкой. Мой старший сын меня предупреждал, пытался остановить. Я отослал его назад. На север, четыре дня назад. На наши земли. — Эта холодная улыбка. — Он умеет читать, мой сын. Даже пишет стихи. Я этого не понимаю.
Еще один кусочек головоломки готовился встать на место, словно в тех детских игрушках, которые так любила его сестра. Тай попытался вспомнить, что ему известно о сыновьях генерала.
— Но вы приехали сюда сами, чтобы…
— Встретиться с тобой и решить, не отдашь ли ты своих коней Вэнь Чжоу. Я убедился, что не отдашь.
Тай почувствовал, как на него снисходит спокойствие.
— А если бы вы убедились в обратном?
— Тогда здесь произошла бы схватка. Небольшая, первый бой. Твои кавалеристы были бы убиты, поэт, вероятно, тоже. Но ты наверняка первым. У меня не было бы выбора.
— Почему?
Безрассудный вопрос, но он так и не получил на него ответа. На словах. Только еще одну невеселую улыбку.
Именно в тот момент, когда Тай смотрел на выражение лица Ань Ли, его охватило такое чувство, какого он прежде не знал.
Раньше, чем его остановил инстинкт осторожности, он сказал:
— Губернатор Ань, достопочтенный генерал. Вам не нужно обеспечивать наследство своему сыну. Вам еще предстоит создать собственное наследство. Мы — те, кто следует за великими отцами, должны прокладывать собственные пути и делать собственный выбор. Вы все эти годы защищали нашу империю. Наверняка вы можете позволить себе теперь отдохнуть? Снять с себя… тяжелое бремя?
Слишком близко к цели, слишком много сказано. Взгляд, который Тай получил в ответ, был таким мрачным и пугающим, каких он прежде никогда не видел. Он подумал о волках, о зубах и когтях, вцепившихся в его плоть. Вслед за прежним внутренним ощущением это чувство было острым, как шип. Он почти почувствовал настоящую боль. Ань Ли больше не говорил. И Тай больше ничего не сказал.
Дверцу кареты открыл перед ним губернатор, нагнувшись для этого вперед. Жест учтивости от человека такого ранга. Тай поклонился, сидя на месте. Потом вышел и спустился в свет позднего дня и в мир, который выглядел удивительно обыкновенным.
Он с раздражением увидел, что Вэй Сун наблюдает за ними с дальнего конца комнаты, от двери во двор. Они с поэтом сидели в дальней нише и слишком быстро глотали хорошее вино. Играла тихая музыка.
На столе стояла еда, но Тай не чувствовал голода. Зато чувствовал необходимость напиться, и все еще не был пьян. Он не хотел бороться с теми мыслями, которые его мучили. «Слишком глубока река», как когда-то написал его друг.
По правде говоря, не слишком удачная строчка, хотя и застряла в голове.
Неважно, как глубока река, важно то, как быстро течет в ней вода, как она холодна, водятся ли в ней опасные твари, есть ли в ней пороги и водопады…
Тай осушил еще одну чашку шафранного вина. Оглядел комнату, увидел, что телохранительница наблюдает за ним издали.
Ему не понравился ее плотно сжатый слишком широкий рот и этот напряженный, настороженный взгляд. В нем была смесь озабоченности и неодобрения.