Они были не из племени шуоки. Первая неожиданность.
— Просим позволения проехать с конями на продажу, — произнес тот, кто был больше. Богю, это видно по его волосам. Он говорил на катайском языке, как варвар. Впрочем, он и был варваром. Тот, что поменьше, носил на голове капюшон. Иногда они это делали в присутствии катайских солдат, из страха.
Ну ведь они и должны бояться, не так ли?
Это отец и сын, решил Тадзэк. Вместе воруют. Удивительно встретить богю так далеко к востоку, особенно если их всего двое. Хотя это и не его проблема. У него другие проблемы…
— Что вы видели на севере, вороватые богю? — с вызовом спросил он.
— Что вы имеете в виду? — Никакой реакции на оскорбление, отметил Тадзэк.
— Гарнизон!
— Крепость пуста, — согласился большой мужчина. Он был голый по пояс, и глаза держал опущенными. Это тоже было нормально — так положено. В конце концов, эти варвары разговаривали с офицером Шестой армии Катая.
— Следы коней и людей ведут в эту сторону. Они не приходили сюда? — вновь подал голос богю.
Это не его дело, правда?
— А что другой форт?
— Не были так далеко. Но много солдат идет сюда. Больше, чем один форт. Может, два дня?
Он по-прежнему не поднимал глаз, но это было правильно. Кочевники умеют читать следы на своей траве.
— Там что-то произошло?
— Произошло?
— Вы видели кого-нибудь из шуоки?
— Нет, — ответил большой мужчина.
— Мне нужен ответ получше! — вскинулся Тадзэк.
— Нет, уважаемый господин, — сказал мужчина, что в другое время было бы смешно.
— Кто-нибудь из этих пожирателей дерьма направляется в эту сторону? Ты их видел?
— Шуоки нет. За нами скачут богю.
— Почему?
— Мы… нас изгнали из племени, уважаемый господин.
И это дает ответ на вопрос, почему эти двое забрались так далеко на восток. Интересно, что их преследуют, но недостаточно интересно. У племен свои законы. Если они остаются к северу от Стены и не причиняют беспокойства гарнизонам, то это не имеет отношения к Катаю. Или к Тадзэку Кажаду из Шестой армии. Однако все усложнится, если появятся богю и увидят, как он впустил этих двоих за Стену. Но у них кони. Кони имеют значение…
Тадзэк посмотрел на север. Никого.
Он кивнул стоящему рядом солдату:
— Открой им ворота.
Потом посмотрел вниз, на двух всадников.
— Куда вы их ведете?
— Этих лошадей заказали каньлиньские воины, — ответил большой мужчина.
Сюрприз.
— Вы намерены доставить их к самой горе Каменный Барабан?
— Они их заказали. Три небольших лошади. Некоторые каньлиньские воины — женщины.
Да пошлют боги песчаную бурю и ослепят глупцов! Как будто Тадзэк не знает, что некоторые из людей в черном — женщины? И что эти женщины могут убить тебя так же легко, как мужчины.
— В таком случае у нас проблема, мой друг без рубахи. Каменный Барабан в шести днях пути, верно? Я не собираюсь разрешать конокрадам-богю ехать одним так далеко вглубь Катая.
— Всего четыре дня пути, командир дуй. Вы проявляете должную осторожность, но все в порядке. Мы здесь, чтобы их сопровождать.
Голос раздался позади него. Он говорил на безупречном катайском языке.
Тадзэк быстро обернулся — и увидел трех каньлиньских воинов верхом на конях, у самых ворот внутри.
Это уже случалось с ним раньше: они умели оказаться рядом с вами, среди вас, прежде чем вы успевали заметить их приближение. Двое мужчин, одна женщина, увидел он в вечернем свете. У них были надвинуты на голову капюшоны, на спине висели мечи, у седел — луки.
Тадзэк посмотрел вниз. Если раньше у него было просто скверное настроение, то сейчас оно испортилось куда сильнее.
— Как вы узнали, что они приехали? — спросил он.
Первый воин улыбнулся. Кажется, его это позабавило.
— У нас была договоренность, — ответил он. — Нетрудно наблюдать за всадниками из разных мест вдоль Стены.
Ну, мать-твою-так, хотелось сказать Тадзэку.
— Вы что-нибудь узнали о солдатах гарнизона? Тех, которые проехали здесь?
— Седьмая и Восьмая армии, — быстро ответил каньлиньский воин. — Они двигаются на юг. У вас достаточно людей, чтобы охранять этот участок Стены?
— Разумеется! — резко ответил Тадзэк. Как будто он собирается в чем-то признаваться этим людям в черном.
— Хорошо, — невозмутимо сказал воин. — Будьте добры, пропустите наших коней. И прошу вас, примите для вас и ваших солдат немного рисовой водки, которую мы привезли в качестве скромного дара тем, кто защищает нас здесь. Возможно, она лучше, чем ваша.
Лучше? Другой она и быть не может, потому что проклятые солдаты Седьмой армии, которые стояли здесь раньше, уходя на юг, забрали с собой всю выпивку и большую часть запасов еды! Конечно, Тадзэк послал доклад насчет припасов, как только они прибыли сюда. Он ждет провизию с запада, уже завтра, если повезет. С другой стороны, солнце садится и впереди их ждет сухая ночь.
Он кивнул трем всадникам в черной одежде, потом солдату рядом. Тот отрывисто отдал команду. Засовы ворот отодвинули. Тяжелые створки распахнулись внутрь, медленно. Отец и сын богю подождали, затем въехали вместе со своими конями. Три коня, увидел Тадзэк, и впрямь были меньше остальных.
Тадзэк по-прежнему не знал, как каньлиньские воины переправили послание, заказ на трех лошадей, через Стену этим изгнанникам-богю. Это было непонятно. Он пытался решить, имеет ли это значение.
И решил, что не имеет. Не его проблема.
Он посмотрел вниз и увидел, что трое каньлиньских воинов спешились и передают фляги с вьючной лошади в жаждущие руки его собственных солдат.
— Не открывайте их, пока я не спущусь! — крикнул он.
Ему надо пересчитать и оценить подарок, прикинуть, как это сделать. Но рисовая водка означала, что сегодня произошло хоть что-то хорошее. Единственное хорошее событие за сегодняшний день.
Тадзэк как раз поворачивался, чтобы спуститься по лестнице, когда заметил краем глаза, что в ворота прошмыгнула какая-то серая тень.
— Что это там такое?! — рявкнул он.
— По-моему, волк, — ответил предводитель каньлиньских воинов, поднимая голову.
— Он только что проник сквозь мою стену! — крикнул Тадзэк.
Воин пожал плечами:
— Они бегают туда и обратно. Мы его подстрелим, если увидим. За них назначена премия этой весной?
Иногда ее и впрямь назначали. Это зависело от того, сколько их. Но Тадзэк только что прибыл сюда. У него не хватало людей, еды, воды и вина, и он понятия не имел, что случилось с Седьмой и Девятой армиями.
— Нет, — кисло ответил он. Возможно, премия и назначена, откуда ему знать? Но ему хотелось сказать кому-нибудь «нет». — И все равно, застрелите его.
Воин кивнул и отвернулся. Все пятеро двинулись прочь, запасные кони шли на веревке вслед за большим богю с голой грудью.
Тадзэк некоторое время смотрел им вслед, с тревогой. Что-то его продолжало беспокоить, какая-то мысль на границе сознания. Потом он вспомнил о водке и быстро сбежал по лестнице. Он так и не поймал эту случайную мысль.
Когда на следующее утро показалась группа всадников богю, он приказал своим людям стрелять, как только варвары подойдут на расстояние полета стрелы. У него было слишком мало людей, и командир дуй не хотел, чтобы кочевники оказались слишком близко и заметили это.
Очевидно, они гнались за теми похитителями коней. Ну, он уже принял решение пропустить тех двоих. Командир катайской армии не показывает своей неуверенности или сомнения варварам, как и собственным людям. Так повышения не получишь, а твои солдаты потеряют доверие к тебе. Им позволено тебя ненавидеть, но они никогда не должны сомневаться в твоей компетентности.
Тадзэк смотрел, как богю отъехали за пределы досягаемости для стрел и остановились там, споря друг с другом. Он увидел, что у них собаки-волкодавы. Командир не знал, о чем они спорят, да ему было и наплевать. Он просто наблюдал за ними — со спокойным удовлетворением человека, хорошо выполнившего порученную ему работу, — пока богю не развернулись и не ускакали прочь.
Появилось два лебедя, они летели к Стене. Тадзэк разрешил своим людям развлечься стрельбой по ним. Одного они сбили.
Второй описал круг, поднялся выше и улетел назад, в степь.
Они снова в Катае. Каньлиньские воины, молчаливые, учтивые, с наступлением темноты доставляют их в гостиницу. Ли-Мэй видит горящие факелы и фонари, слышит музыку. Слуги с поклонами отводят ее в комнату со стенами и кроватью, она купается в нагретой жаровнями купальне, в горячей воде, и ей помогают служанки. И она плачет, пока они моют ей голову.
У нее дрожат руки. Девушки сочувственно цокают языком при виде ее ногтей и пальцев, а одна из них долго работает щеткой и пилочкой, стараясь сделать все, что в ее силах. В это время Ли-Мэй тоже плачет.
Она по-доброму поддразнивают ее, стараясь заставить улыбнуться. Говорят, что не смогут накрасить ей брови и щеки, если она будет продолжать плакать. Ли-Мэй трясет головой, и они оставляют ее лицо не накрашенным на эту первую ночь. Когда девушки уходят, она слышит ветер за стенами, и сознание того что он сегодня ночью так и останется за стенами, а она в это время будет спать под крышей, греет ее, подобно обещанию или теплому вину.
Ли-Мэй спускается вниз, не накрашенная, но в чистой одежде и сандалиях, и сидит вместе с каньлиньскими воинами в павильоне для трапез. Они разговаривают вежливо и учтиво. Один обращается к ней по имени.
Они знают, кто она!
На какое-то мгновение Ли-Мэй охватывает ужас, но потом она понимает, что если бы воины в черном намеревались ее разоблачить, открыть ее истинную личность, они бы сделали это у Стены.
— Вы отвезете меня на гору Каменный Барабан? — спрашивает она.
Их предводитель, старший по возрасту, кивает.
— Все обоих, — отвечает он. И добавляет: — Моя госпожа.
— Откуда вы знаете, кто я?
Почти незаметное колебание.