ла историю про одну китайскую делегацию, которая неделю находилась в Гомеле. Уезжая, руководитель делегации сказал принимавшей стороне: «У вас очень хорошая страна, но какие же некрасивые женщины». Мама долго не могла успокоиться: «Это о нас-то! А ведь белорусские женщины – самые красивые в мире!».
А потому – Бог с ней, внешней красотой, она никогда не заменит очарования или обаяния, за которые нас на самом деле и любят. Как говаривал Вэй Юн: «Тот, кто постиг правду жизни и правду смерти, знает, что мысли о долгой или короткой жизни, об успехах и неудачах в мире губят нас. Для такого человека любовь к женщине поможет сберечь себя, возрадоваться своей Небесной доле, забыть печали и сполна прожить свою жизнь». Не такого ли мужчину мы ждем с юности и не для такого ли мужчины будем всегда красивыми и желанными?
Как пристыдить Луну
Как вы считаете, красота – понятие вне времени и пространства или все-таки имеющее к ним отношение? Посмотришь, бывает, на портреты знаменитых красавиц прошлого и удивишься – и что особенного? Наверное, лет через 200 кто-нибудь любопытствующий, рассматривая фотографии нынешних победительниц конкурсов красоты, тоже будет удивляться. Пока не знаю, чему именно: то ли тому, что такие высокие, то ли наоборот – низковатыми окажутся для людей будущего. То ли тому, что такие худющие (в это мне особенно хочется верить, потому что постоянная борьба за потерю тела изнуряет не только меня), то ли еще чему-то – как знать. А вот молодцы-китайцы на собственных примерах доказали, что красота вполне может оказаться понятием вневременным. Но, как в таких случаях водится, главное все-таки не лицо, а нечто большее – душевная (а иногда и душераздирающая) история. Хотя, конечно, без красивого лица историй, о которых расскажу ниже, не случилось бы.
Есть в Поднебесной такое историческое понятие – четыре красавицы. Это реальные женщины, оставившие глубокий след в национальном сознании. Все они влияли на самых могущественных людей своего времени. Три из них, как до сих пор считается, довели царства до краха. Их разделяют столетия, поэтому я расскажу о них в хронологическом порядке.
Си Ши жила в турбулентный период Весен и Осеней (VI–VII вв. до н. э.). Говорят, она была так красива, что когда проходила мимо пруда, рыбы забывали, как нужно плавать, и всплывали кверху брюшками. Говорят, размер ноги у нее был больше, чем у любой другой китайской женщины того времени. Летописи утверждают, что она была одинаково прекрасна и когда хмурилась, и когда улыбалась. О фигуре ее писали: «Когда она была полной, все восхищались ее полнотой, когда она худела, все приходили в восторг от ее стройности» (нам бы так!). Она родилась в семье торговца чаем в деревеньке недалеко от современного города Чжуцзи в провинции Чжэцзян, тогда это была территория государства Юэ. Когда соседнее государство У захватило Юэ, царь Юэ три года провел в плену. Вернувшись в родные земли, он пил желчь перед каждым приемом пищи – чтобы не забывать об унижениях, которые пережил.
Царь Юэ выбрал самую красивую женщину в своих землях – Си Ши, чтобы отправить ко двору обидчика в качестве дара от побежденного. Туда ее сопровождал министр Фань Ли, и они (казалось, весьма некстати) полюбили друг друга. Личное счастье казалось немыслимым – Си Ши должна была соблазнить, втереться, что называется, в доверие и разрушить вражеское царство изнутри. Что она успешно и сделала: очарованный женщиной царь У забросил двор и дела и только развлекался со своей красавицей. Друзья и верные придворные отвернулись от него, и вскоре армия царства Юэ перешла в наступление. А красавица Си Ши, избежав кары, вышла замуж за Фань Ли, который оставил министерский пост и стал успешным торговцем. Сведений о ее дальнейшей жизни почти не сохранилось, но жили они вроде долго и счастливо. Си Ши вошла в историю Китая как яркий пример настоящей патриотки, готовой пожертвовать всем, что дорого, ради своей страны.
Красавица номер два, Ван Чжаоцзюнь (жила в I веке во времена династии Западная Хань), была прекрасна настолько, что птицы в небе забывали махать крыльями и падали на землю. Она была гордячкой с взрывным и своенравным характером, который раздражал придворных. Поэтому когда вождь варварского племени сюнну (позднее это племя стали называть гуннами) потребовал от ханьского двора в жены императорскую наложницу, выбор быстро пал на Ван Чжаоцзюнь (по другой версии, она вызвалась добровольно). Вот тогда-то император увидел ее впервые. До этого она несколько лет считалась его наложницей, но он ее никогда не видел. А все потому, что обиженный ее норовом художник изобразил Чжаоцзюнь настоящей уродиной. Когда император увидел ее, что называется, «в натуре», то горько пожалел о том, что полагался на портрет (хороший, кстати, урок – собственное мнение не должно опираться на чужое). С другой стороны, это история о коррупции – говорят, наложницы давали придворному художнику большие взятки, чтобы он сделал портрет покрасивее. Ван Чжаоцзюнь, уверенная в своей природной красоте, взятку не дала, а остальное вы знаете.
Вождь племени сюнну, в отличие от императора, красоту жены оценил сразу – и в течение следующих 60 лет его племя с Китаем не воевало. А придворного художника-коррупционера император приказал казнить. Вот такая поучительная история. Не только о красоте, кстати.
Красавица номер три, Дяочань, жила в не менее турбулентное время, чем первая красавица Си Ши, только попозже – в III веке, в период Троецарствия. Кстати сказать, эта эпоха до сих пор вдохновляет писателей и кинематографистов. Китайцы очень любят фильмы с элементами кунфу и снимают их в неимоверных количествах. Те исторические эпосы с участием Джеки Чана и Джета Ли, которые вы могли видеть, – просто капля в море, а само море – многочисленные сериалы, которые идут по десятку телеканалов одновременно. Но это только идут они одновременно (борьбу за рейтинги и сердца телезрителей никто не отменял), сами фильмы – очень даже разные. Китайская киноиндустрия, конечно, масштабами с индийской еще не сравнится, но популярностью в Азии пользуется немалой: лично видела, как в Таиланде зрители рыдали, переживая за китайских телегероев.
Но вернемся к нашей красавице. Говорят, красотой Дяочань как будто светилась – пристыженная Луна скрывалась за облаками, увидев ее лицо. Правда, споры о том, жила ли эта красавица на самом деле, не утихают до сих пор. Историки все больше сходятся во мнении, что Дяочань – персонаж вымышленный: героиня «Троецарствия», одного из самых популярных романов Поднебесной. Но, как это частенько бывает с романами, хотя бы чуть-чуть основанными на реальных событиях, образ ее оказался так близок сердцам людей, что они воспринимают ее как совершенно реальное лицо.
Рассказывают, что в самом конце правления династии Хань воинствующий тиран Дун Чжо опустошил многие земли, по его вине погибли и родители Дяочань. Ее удочерила семья чиновника Ван Юня. Когда Дун Чжо стал угрожать смертью уже приемным родителям, Дяочань сделала то, что и многие красавицы до нее, – соблазнила тирана и стала сначала его наложницей, а потом женой его приемного сына и лучшего воина Лу Бу. Дяочань оказалась умелой интриганкой: оказывая знаки внимания то одному, то другому, добилась того, что мужчины начали буквально сходить с ума от ревности. Развязка была кровавой: Лу Бу убил Дун Чжо, а потом и сам был заколот охраной последнего. Но Дяочань и Ван Юню тоже не удалось избежать возмездия: их казнили.
Еще одну разрушительницу царства звали Ян Гуйфэй. Большая редкость: в истории сохранились точные годы ее жизни – 713–756, времена династии Тан. Говорят, своей красотой она затмевала все цветы. Она была женой одного из сыновей императора Сюань-цзуна, но затем в нее влюбился и сам император. Правда, показать свое влечение не мог – придворный этикет не позволял: все-таки красавица приходилась ему невесткой. Поэтому император решил отправить ее в монастырь… правильно, чтобы очень скоро забрать оттуда и сделать своей главной наложницей (наложницы делились по ранжиру). Но вот время для своей любовной игры Сюань-цзун выбрал уж больно неподходящее: пока он сначала думал, как заполучить красавицу в свою постель, а потом развлекался с ней с утра до вечера и с вечера до утра, в стране начались беспорядки. Танская династия (между прочим, самая космополитичная из всех в китайской истории) клонилась к закату, а влюбленный император этот закат приближал. Вспыхнуло народное восстание. Чиновники и прочие царедворцы обвинили во всем Ян Гуйфэй и потребовали, чтобы император убил ее. Тут стоит сделать небольшое отступление и сказать, что дыма без огня таки не бывает: двоюродный брат Ян Гуйфэй стал премьер-министром, дядя – важным столичным чиновником, старший брат – чиновником второго ранга (всего рангов было девять), младший получил в жены женщину из императорского гарема, а сестер наградили аристократическими титулами. Чувствуете? Скромнее надо быть.
Ян Гуйфэй, искренне и глубоко любившая императора (что, согласитесь, все же редкость), дабы облегчить ему выбор, покончила с собой. Правда, после того, как восстание было подавлено, Сюань-цзун на трон не вернулся – отрекся от престола в пользу сына, а сам провел остаток дней в грустных мыслях о возлюбленной. Так что красота не всегда во благо. И еще: как жаль, что Шекспиру никто не рассказал эту историю.
Ну, теперь вы убедились, что красота – это действительно страшная сила? Красавицам нужно бы пользоваться ею с осторожностью. А мужчинам, так легко поддающимся обаянию чаровниц, стоит хотя бы изредка вспоминать о грустной судьбе царей и военачальников.
Главное, чтобы костюмчик сидел
Пожалуй, мало что в Китае выражает так ярко связь традиций, истории и современности, как национальная одежда. Сегодня не пройдешь и 200 метров по любой пекинской улице, не встретив человека в шелковом сюртуке или куртке с традиционным рисунком. Причем моде этой, как и любви, все возрасты покорны – от еще не умеющих ходить малышей, которых родители наряжают маленькими императорами, до весьма преклонного возраста бабушек и дедушек, которые ощущают себя снова молодыми, нарядившись в одежду своей юности. В подходе к традиционной одежде китайцы очень гибки – в магазинах тысячи фасонов и расцветок, многие из них, конечно, не совсем то, что носили в старину (не очень-то удобно крутить педали велосипеда мужчине, одетому в длинную юбку), но с непременным вкраплением чего-то действительно традиционного. Мода эта, кстати, перекинулась и на иностранцев, живущих в Китае или приезжающих сюда, – все стараются купить что-нибудь этакое и блеснуть потом где-нибудь в Лондоне, Нью-Йорке или Москве. И каким бы огромным ни был выбор традиционной китайской одежды, у всего этого многообразия есть одно общее: ткань, из которой одежда пошита. Шелк.