— Ну-ну, посмотрим, какой толк из тебя выйдет!
Перевод с башкирского С. Сафиуллина.
АЛИМ КЕШОКОВ
МОРЕ И ВИНО
Кораблекрушенье увидел утес
И, стоя над бурей, в тоске произнес:
— Наверно, о море, немало людей
Сыскало погибель в пучине твоей?
И море, волну изгибая дугой,
Ему отвечало: — Учти, дорогой,
Я бурям подвластно, но больше вдвойне
Погибло людей в безмятежном вине.
ЦЕНА ГНЕВА
На отчий лес медведь во гневе был
И, побороть в себе не в силах гнева,
Пустился сокрушать что было сил
Деревья он направо и налево.
Дров наломал немало, говорят,
И рухнул, обессиленный, в малине,
Где был легко охотниками взят,
И на потеху в цирке пляшет ныне.
ОБЕЗЬЯНА И ЛЕВ
Льва потешая, злая Обезьяна
Знакомых всех копировала рьяно.
Довольный Лев был в похвале неистов:
«Праматерь ты поэтов-пародистов!»
«ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН»
«Вход посторонним воспрещен!» —
И я, привыкший чтить закон,
Туда проникнуть не стараюсь,
Где посторонним я считаюсь.
И не возьмет меня досада,
Когда, от жизни отлучен,
Прочту я на воротах ада:
«Вход посторонним воспрещен!»
СЕРЫЙ ВОЛК И СВЯЩЕННЫЙ КОРАН
Надумал волку серому чабан
Читать, как правоверному, Коран,
Чтоб о душе подумал наконец
Он, беспощадно резавший овец.
Листалась за страницею страница,
И волк вздыхал под пологом небес,
А в это время серая волчица
Овцу тащила из отары в лес.
МУХА И ОВОД
Твердили встарь: «На паутину
Похож закон — ведь муха в нем
Легко найдет свою кончину,
А оводу он нипочем».
НА ВКУС ЛИСЫ
Промолвил Павлин: «Я — отрада для глаз,
А друг мой Соловушка — радость для слуха».
Сказала Лиса: «Ни пера вам, ни пуха,
На вкус лишь могу я оценивать вас!»
СЛОВО
Испокон веков всесильно слово,
И в подлунном мире потому
Души озарять ему не ново
Иль, напротив, погружать во тьму.
РАННЯЯ СТАРОСТЬ
Швырял на утехи он деньги когда-то,
Превратной судьбы не предвидя коварства.
И лучшие годы ушли без возврата,
И тратит он деньги теперь на лекарства.
ГОРЬКОЕ ЛЕКАРСТВО
Я не слишком сведущ в медицине,
Но в горах внушили мне давно:
Если у лекарства вкус полыни,
Есть надежда, исцелит оно.
ОБИДА МЕРИНА
Знал в жизни мерин —
Старый водовоз —
Бескормицу, побои и мороз,
Но умер от обиды
Старый мерин,
Когда узнал однажды вечерком
О том, что недотепой-ишаком
Его хозяин заменить намерен.
ЧУЖАЯ СТРОКА
Сказал стихотворец: «Была не была», —
И строчку чужую в строфу свою вставил.
Корили его: «Ты себя обезглавил».
«Зато, — он ответил, — строфа ожила!»
ПУТЬ К ИСТИНЕ
«Путь к истине, что лезвие клинка» —
Так на эфесах некогда писалось.
Был несогласен с этим я, пока
Мне кривда на пути не повстречалась.
КОМУ ЧТО
Щит мечу предпочитает трус,
А для болтуна под небосводом
Выше, чем прославленный Эльбрус,
Местная трибуна с микрофоном.
КРАЙНОСТИ
Как молния, ты мне слепила очи,
Огнем сжигала среди черной ночи,
Дышала стужей вечной мерзлоты,
И одного не знал я — теплоты.
НЕПОКОРЕННЫЕ
Ученый муж изрек: «Покорена природа!»
А я, немало видевший за век,
Сказал в ответ: «Да здравствует свобода
Лесов и гор, пустынь, полей и рек!»
Перевод с кабардинского Я. Козловского.
ГРИГОРИЙ ЛУЧ
РЫБЬЯ ЧЕШУЯ
Солнышко в зените будто тает, как шматок масла. Кажется, солнечные лучи насквозь пробивают фуражку. Иван вытирает пот со лба, даже рукав у него взмок.
В такую жару посидеть бы в прохладе, в тени деревьев… Кому-то это и можно, а Ивану нельзя. Он не только что днем покоя не знает — и ночью не высыпается. Совсем времени не хватает. Иван строит себе новый — кирпичный — дом.
— Углы поднимайте по отвесу! Цемент не просыпайте! Гвозди берегите! Я ж вам живые деньги плачу, а деньги не рыбья чешуя! — покрикивает он.
И откуда он взял эту поговорку, неизвестно. Иван спешит к самосвалу, открывает дверь и плюхается на сиденье.
— Валяй! — бросает он, не глядя на шофера.
Через полтора часа самосвал возвращается, груженный кирпичом. Каменщики принимаются разгружать машину.
— Ты другой раз по ухабам-то полегче, не то весь кирпич мне перебьешь. Я ж не фальшивыми деньгами плачу! Не рыбьей чешуей!
Вразумив шофера, хозяин идет к плотникам.
Те, несмотря на жару, старательно пилят, исправно строгают, тюкают топорами. Хотят скорее закончить, чтобы Иван жил в новом, просторном доме. Хотя и прежний дом был — загляденье. Видно, Иван решил жить еще просторнее, хотя и семья у него небольшая. А может, просто хочет утереть носы односельчанам: вот, мол, каков дворец у меня!
— Много с краев доски снимаете, добро в стружку переводите! Размахались! Дерево, оно же денег стоит, а деньги — это вам не рыбья чешуя! — поругивает плотников Иван.
Уже начали крыть крышу. Хозяин привез кровельное железо — блестящее, оцинкованное. Не надо будет красить. Пускай на солнце зеркалом светится.
Жестянщики поднимают железо на крышу, а Иван и тут учит их уму-разуму:
— Лишку не режьте. Куда куски-то пойдут? Это ж выброшенные деньги. А деньги — это ж, понимать надо, не рыбья чешуя…
И что прилепилась к нему эта поговорка, как банный лист!..
Вот так в конце концов посреди деревни и вырос дом. Особняк, вилла! С любопытством, а то и с завистью смотрят на него сельчане.
Вернее, сначала смотрели. А потом привыкли, подумали, наверное: ну и что такого, дом как дом.
Хотя, конечно, интересно бы узнать: откуда у Ивана на новый домище деньги взялись? Он ведь не ахти на каком хлебном месте работает — на кирпичном заводе. Когда однажды сосед сунулся к нему попросить, двадцатку, Иван его чуть на смех не поднял:
— Да откуда у меня деньги-то, уважаемый! У нас на заводе не ассигнации печатают, а кирпич из глины обжаривают. Деньги, они, знаешь, не рыбья чешуя!..
О таких, как Иван, дед Василий говорит:
— У него со двора даже куриное перо на улицу не вылетит.
Кстати, как-то раз тот же дед Василий увидел в руках у Ивана гигантский амбарный замок.
— С таким замком в былые годы твой дед выезжал в ночное. Тогда колхозов-то не было, каждый водил свою лошадь в ночное, а конокрады и норовили увести лошадь прямо из табуна. Поэтому хозяева путали ноги лошадей железными цепями и запирали на замок, как твой дед. Ты, наверное, не помнишь его?
— Нет, нет, не помню, — поспешно отвечает Иван, явно торопясь уйти от разговора.
— Али лошадь купил? — не отстает дед Василий.
— Смеешься, дед? Да зачем мне лошадь в век техники?
— Так что ж, мотоцикл, что ли, цепями стреноживаешь и держишь под этим замком?
— А зачем его стреноживать, когда у меня для него, сам знаешь, гараж есть? Там не то что мотоцикл — и легковая машина встанет.
— Так ты, стало быть, с гаража замок-то снял? — не унимается дед. — А не уведут мотоцикл-то?
— Ну и настырный же ты старик! — не выдерживает Иван. — Да лодку хочу запереть, вот и все дела… — Тут он внезапно замолкает и оглядывается по сторонам. — А погода сегодня хорошая…
Оглядывается и дед. И не может понять, почему Иван на погоду перескочил. Погода хуже некуда: сизые тучи стелются низко, ураганный ветер гнет березы до земли, клубится над дорогой пыль. «Не с ума ли парень сошел?» — мелькает в голове деда.
— Подожди-ка, у тебя еще и лодка есть? — вслух удивляется дед. — Сколько лет живем в соседях, а об этом не слышал.
— Да что лодка… еще и нет ее… почти что договорился купить… — бормочет Иван, отводя глаза. — Хо, а погода испортилась, утром не так было. Ну, может, назавтра получшает… Не хочешь ли завтра со мной на базар в Козловку поехать?
— Не люблю я, Иван, по базарам шататься. А ты раз уж начал, то договаривай. Лодка у тебя моторная, что ли? Сколько лошадиных сил-то?
— Да какие там лошадиные силы… Кто их знает… Мне уже на обед пора, — говорит Иван и порывается уйти.
— А знаешь, что бывает, когда недоговаривают начатое? — хитро прищуривается дед. — Перед смертью язык заплетется, человек не может тогда и свое последнее слово сказать. Не я придумал поверье такое.
— Да ну тебя с твоими поверьями, некогда мне, — отмахивается Иван и спешит к своему д