Я же лично научился теперь пораньше вставать: встанешь, подготовишь машину, ждешь. Потом выходит жена, садится рядом и:
— Миша, быстрее на завод…
— В трест…
— К маме…
— В магазин…
— В контору на совещание…
Совсем я загонял своего «Москвича»! Так что к тому времени, когда меня уволили с работы, на нем уже больше десяти метров и проехать нельзя было…
Не знаю, что больше расстроило мою Урине: то ли мое увольнение, то ли состояние машины. Во всяком случае, вскоре она мне сказала:
— Вам бы, товарищ водитель, пора сменить машину. Кстати, наш завод получил новую «Волгу». И мне, как директору, нужен личный шофер. Не желаете ли устроиться к нам на работу? К тому же вы, кажется, сейчас без дела… Оклад — по штатному расписанию. Устраивайтесь… э… э… Миша, кажется, да? Устраивайтесь, Миша, не прогадаете…
Я и устроился. А что: неплохая работа! Прикажет начальник — крути баранку да вези. А крутить я умею — у меня же золотые руки и светлая голова, не зря институт кончал. А что семейная жизнь даст трещину, это я заранее предчувствовал. Разошлись мы с Урине. Потому что не положено, чтобы у директора шофером муж служил…
Перевод А. Финько.
ЭЛБЭК МАНЗАРОВ
КАПЛЯ С НЕБА
С неба Капля упала на синий Байкал
И вовсю перед ним расхвалилась,
Чтобы мудрый старик глубоко осознал —
Как-никак она сверху явилась.
— Подо мною сияли вершины Саян,
С высоты — небольшие курганы.
А ведь это, представь, дорогой ветеран, —
Не гольцы, а седые Саяны!
Тут, внизу, и ручей мнит себя Ангарой,
Сверху реки — как тонкие нитки.
Там летишь и не ведаешь даже порой,
Что моря — это так… пережитки…
Баргузин где-то рядом, вокруг — облака,
Выше — плавится золото солнца.
Над тобой — синевы без пределов река,
И душа от восторга смеется!
Да, старик, — веришь? — жалко мне стало тебя:
Все гляжу — ты лежишь без движенья…
И решилась я, странствия с детства любя,
Полечу — как-никак развлеченье…
Встал Байкал, завиток бороды почесал,
Сел и ноги поджал по-бурятски:
— Что бываешь в верхах — то и прежде я знал,
Но отвечу тебе я по-братски:
От тепла и туманы встают над водой,
В вышине в облака собираясь,
Ну, а там, — и Байкал тут тряхнул бородой, —
Зреет капель прозрачная завязь!
Расшумелся Байкал, вскинул вспененный вал,
Шевельнул он седыми усами:
— А того не поймут ни глупец, ни бахвал,
Из чего рождены они сами!
И та Капля в пучине разгневанных вод
Растворилась под солнышком алым…
А Байкал и без капли одной проживет:
Он всегда остается Байкалом!
Перевод с бурятского В. Латышева.
ВАСИЛИЙ МОНГУШ
ПОКУПКА
Я вышел из магазина и открыл дверцу своего «Москвича».
— Эй, браток, погоди-ка! — крикнул мне кто-то.
Я оглянулся. На тротуаре стоял мужчина в обнимку с огромным ковром, скатанным в толстый рулон.
— Ты случаем не в Сарыг-Булун?
— В Сарыг-Булун.
— Подвези, а? Ковер я купил. Вон какой здоровенный, разве с таким в автобус, влезешь?
Мы приторочили ковер к багажнику. Мужчина, сияя, уселся рядом со мной.
— Санчи Донгакович, — отрекомендовался он. — Ну, парень, повезло мне. Наконец-то ковер отхватил. Жена все уши прожужжала: когда да когда достанешь? Год мечтали. Вот и достал.
Приехали через час. Я помог Санчи Донгаковичу втащить покупку в квартиру. Вбежала молодая еще женщина — жена хозяина. Она развернула ковер и замерла от счастья.
Постучавшись, вошла соседка:
— Ну-ка, ну-ка, соседушки, показывайте обновку, — пропела она. — У-у, какая красота! Прелесть! Ну, и куда же вы решили его повесить? Или на пол постелете?
Хозяева оглянулись. А и правда, куда? На всех стенах и на полу уже были ковры. Хозяева встревоженно понеслись в другие комнаты. За ними — соседка. За соседкой — я, любопытства ради.
Во всех комнатах — одна и та же картина: свободного сантиметра нет, квартира укомплектована коврами полностью.
— А продайте его мне, — предложила соседка. — Ну, что поделаешь, раз места для него не находится. Не в кладовке же его держать.
— Что? Продать? — возмутилась хозяйка. — Да это же моя мечта! Я целый год в старых платьях ходила, ни одного нового не сшила! Шоколадных конфет не покупала, даже ни разу торт не попробовала, голодала, можно сказать. А вы мне предлагаете взять да так просто и расстаться с моим сокровищем!
— Да уж, — поддержал жену Санчи Донгакович. — Копили на ковер изо всех сил! В кино, в театр не ходили, ни одной газеты, ни одного журнала не выписали… Ничего, найдем, куда его пристроить…
Он задумался, потом вдруг широко улыбнулся и ткнул пальцем вверх:
— Во! На потолок!
— И правда, — обрадовалась жена. — Потолок-то, смотрите, совсем голый, даже глядеть-то неприлично. Молодец ты у меня, умница!
И она поцеловала мужа.
— Жена, — важно сказал он, — угости молодого человека. Он очень помог мне с этим ковром.
— Сейчас, сейчас! — захлопотала она.
Но я отказался от угощения и ушел.
ОТКУДА ТАКОЕ?
Ну да, это было ровно год назад. Что-то, помнится, забарахлил мой телевизор — звук пропал. Я и вызвал мастера. Он пришел точно в назначенное время. Аккуратный, вежливый — ходячая реклама службы быта. Чересчур, правда, молодой.
«Э, — думаю, — молодо-зелено. Напортачит небось так, что придется другого мастера вызывать, старого и опытного».
Только проработал он всего-то минуты три — пошипел там в утробе телевизора паяльником — и вновь моя квартира наполнилась музыкой. Заработал мой ящик!
Молодец парнишка, просто не ожидал! Выписал он квитанцию, я заплатил, что положено.
— До свидания, — говорит он и берется за ручку двери.
— Стой, сынок, — говорю. — Не нарушай моего правила.
— Какого правила?
— А такого: кто заходит ко мне в дом, должен губами коснуться края пиалы. Пойдем-ка на кухню.
Он уперся — ни в какую. Торопится, дескать, работы много.
— Пиалку чая, — сказал я. — Это же быстро.
— Ну если чая, — пробормотал он и поплелся за мной.
Я заглянул в чайник — пусто. Впрочем, я знал, что там пусто: только что перед приходом мастера все допил.
— Нет, сынок, чаю-то, оказывается, — сказал я. — А заваривать свежий — долго. Тебя клиенты ждут. Давай-ка заменим, если не возражаешь.
Я вынул из холодильника бутылку красного вина и быстро его откупорил.
— Возражаю! — замахал он руками. — Не пью я! Спасибо, не нужно, я ведь на работе!
— Надо было сразу сказать, — укоризненно произнес я. — А теперь — что ж? Бутылка уже открыта, вино выдыхается. Крепко обидишь меня.
Еле уломал я парня. Выпил он стакан. Долго морщился, кашлял. А потом ничего, заулыбался. Еще стакан выпил. Уходя, оставил было свой чемоданчик. И дверь еле нашел, уж я ему помог.
Расцеловались на прощанье.
И вот, представьте, вчера, спустя год, снова вызываю мастера. Тот же парень является. Выглядит, правда, попроще, лицо небритое.
Поковырялся с полчаса в моем ящике — не наладил.
— Нет, — говорит, — надо в телеателье везти, на месте сделать невозможно.
Что поделаешь? Везти так везти.
Рассчитался я за вызов, «спасибо» сказал, до двери проводил — не идет он что-то. Топчется в коридоре. Потом, кашлянув, обращается ко мне:
— Попить не дадите? Помню, вы мне о вашем правиле говорили, как это там: зашедший к вам должен коснуться губами пиалы, верно?
— Конечно, конечно, — сказал я.
Повел его в кухню, налил чаю.
Он отхлебнул раза два, погрустнел.
— А посущественнее ничего нету?
— Нету, — говорю.
Встал он, чемоданчик схватил и ушел не прощаясь. Дверью хлопнул.
Откуда такие вымогатели берутся? Ведь совсем желторотый еще. Год назад еще клялся, что не пьет, — и вот, нате вам. Значит, кто-то научил.
Найти бы тех подстрекателей да врезать им как следует…
Перевод с тувинского С. Спасского.
БОРИС МУРТАЗОВ
УМНИЦА
Послезавтра у Мадины —
Звон бокалов, именины,
Стукнет ей семнадцать лет.
Девушка —
Что маков цвет,
Ну, а главное,
Она
Не по возрасту умна:
Составляет строгий список
Кунаков своих она.
Могут с нею веселиться
Только избранные лица,
Чья родня имеет вес!
В списке первая — Залина…
К ней особый интерес:
Мать — директор магазина,
У нее достать Мадина
Может импортный отрез!..
Приглашается Болат:
Его брат — лауреат.
Фузин папа — композитор,
А Ферузин — экспедитор…
В списке — Майя и Дзерасса,
И Мисост, и Дзарахмат
(Папы — «Пиво-квас», «Колбасы
«Джем-повидло-шоколад»).
Ну, а где ж Кайсын, Тамара?
Не подходят:
Данных мало.
Ведь известно всем: Кайсын —
Невесом… рассыльной сын,
Дочь сапожника — Тамара.
Эти — явно ей не пара…
Друг без веса,
Связей, чина —
Им не стоит дорожить.
Ну и умница Мадина:
С юных лет
Умеет жить!..
Перевод с осетинского И. Законова.
АЖДАУТ НАЙМАНОВ
НЕ ОЦЕНИЛИ
Перед окончанием института Тангатара, который пописывал стишки, все больше мучила одна проблема. Если где-то работать, то когда же писать стихи? А если только писать стихи, то где брать деньги?