— И тебе того же, — отозвался тот и поправил повязку на глазу. — Как погляжу, все по злачным местам ошиваешься?
— На себя посмотри, — буркнул Хёльв. — Только жрешь и пьешь.
Стоявший за его плечом Лэррен поаплодировал кончиками пальцев.
— Мальчик голоден, потому и хамит, — пояснил он. Единственный глаз Финика изучающе вперился в эльфа.
— Эге! Еще один старый знакомый.
— Мимолетный, — усмехнулся Лэррен. — Мимолетный, но запоминающийся.
— Лэррен Эрвалла — Лукавый Финик, — представил Хёльв. — Рыцарь Мерлок.
Разбойник широко улыбнулся. Эльф поклонился, прижав руку к сердцу.
— И Риль Арбигейла, — добавил юноша, кивая на подошедшую чародейку.
— Прекрасная женщина с кувшином вина! — воскликнул Финик. — Есть ли на свете более приятное зрелище?
Риль хмуро смерила его взглядом:
— Намекаете на то, что я должна вас угостить?
— Не смею. — Финик закрыл ладонью лицо, изображая стыдливый отказ, и попятился, отбивая поклоны.
Чародейка невольно рассмеялась. Поставила кувшин рядом с блюдом с пирожками и уселась на скамейку, закинув ногу на ногу.
— А вы, как я понимаю, человек противозаконной профессии? Придорожный рыцарь? — спросила она, оправляя выбившиеся из сапог брюки.
— Мастер вооруженного грабежа? — доброжелательно уточнил Лэррен.
Финик поднял руки:
— Мы предпочитаем называть себя наемниками, но… Вы меня раскрыли. Сдаюсь на вашу милость, грозная госпожа. Если бы мои ребята не были столь голодны, я бы, пожалуй, подхватил их под крылышко и бежал отсюда во все лопатки. Но, боюсь, бедняги слишком истощены.
В подтверждение его словам со стороны длинного стола, занятого Мохнатыми Тараканами, донесся слаженный крик;
— Порося! Порося! Порося!
— Три штуки? — уточнила служанка.
— Лучше четыре, — поглаживая ус, сказал один из разбойников.
— И яичницу с салатом — чтобы веселее ждать было, — добавил присоединившийся к соратникам Тилони.
Хвойные глаза Риль расширились.
— Это все ваши? — Она кивнула на весело гомонящих молодцев.
Лукавый Финик приосанился:
— Мои. Правда, хороши? Здоровые, красивые — как на подбор! — Он взял со стола кувшин и принялся его распечатывать.
— Хороши, — рассеянно согласилась чародейка. Ее взгляд скользил по лицам разбойников, губы шевелились.
— Вы полагаете, эйне ма… — подался вперед Лэррен. — Думаете, что можно бы…
— Здесь все? Сколько их? — перебила его Риль. Финик удивленно посмотрел на нее.
— Около трех дюжин. — Он налил всем вина и повернулся к Хёльву. — Итак, рассказывай.
Волшебница прищелкнула пальцами, словно ей удалось сложить трудную головоломку.
— Я вас нанимаю! — Она вскочила, опрокинув стакан. Красное вино растеклось по скатерти, закапало на пол. — Сколько?
— Что — «сколько»? — не понял Финик, отодвигаясь от подбирающейся к нему красной лужи.
— Сколько возьмете? Главарь разбойников отхлебнул из своего стакана.
— Смотря за что.
— За нападение на сестер Всемилостивой Амны.
— На монахинь?
— Именно.
Смех разбойника быстро стих: сковавшая лицо Риль гримаса неудовольствия могла бы выморозить и пустыню.
— Вам нужна помощь?
— Скорее ему. — Риль положила Хёльву руку на плечо. Лукавый Финик допил вино и внимательно посмотрел на юношу. Потом перевел взгляд на чародейку, на Мерлока, на сосредоточенного Лэррена и вздохнул:
— Похоже, дело серьезное. Выкладывайте.
Лес был сосновый, негустой, с частыми проплешинами полян и опушек. Он начинался сразу за дверями трактира — сперва совсем редкий, похожий скорее на городской парк. Через десяток миль деревья придвигались друг к другу, выше поднимался укутанный снегом подлесок, и широкая, натоптанная дорога разбивалась на несколько троп поменьше.
Несмотря на мороз, местность не казалась вымершей: время от времени до отряда доносились голоса и звон бубенцов. Пробиравшиеся впереди разведчики докладывали о больших группах монахинь, охранявших подступы к замку колдуна.
— Пора начинать, — решительно заявил Лукавый Финик, выслушав очередной доклад. — Ближе подходить нельзя, а то эти курицы раньше времени нас заметят.
Мерлок кивнул со знанием дела.
— Сигнал — тройной свист? — уточнила сидевшая на корточках Риль.
— Точно.
— Не прозевать бы.
Лэррен стянул шрежки и подул на озябшие ладони.
— Не прозеваем, эйне ма, не волнуйтесь.
— Главное — чтобы мальчик не оплошал, — сказал Финик. — Хёльв? Хёльв! Ты меня слышишь?
Юноша не отозвался Он стоял на пригорке спиной к беседовавшим и неотрывно смотрел на вздымавшиеся над лесом башни. Даже теперь, осознавая, что перед ним иллюзия, Хёльв не мог не восхищаться их подавляющим величием и красотой.
— Парень! Ты что, уснул? — Увесистый хлопок по спине привел его в себя.
— Нет… Простите.
— Слышал, о чем мы говорили? Усек план?
— Знак к началу — свист? — неуверенно повторил Хёльв.
— Тройной свист, — ворчливо поправил его Лэррен.
— Я помню. Эльф вздохнул:
— Хотелось бы надеяться…
Лукавый Финик подошел к разбойникам, тихо повторил им распоряжения. Мохнатые Тараканы выстроились цепочкой и один за другим неслышно скрылись в лесу.
— Ристаг в помощь! — бросил на прощание их главарь. И добавил, встретившись глазами с Хёльвом: — Особенно.
Риль поднялась с земли, потянулась, разминая затекшие ноги:
— И нам пора.
Юноша тяжело вздохнул и шагнул с тропинки, давая дорогу.
— Да не делай такую кислую морду, — сказал ему Лэррен, натягивая варежки. — Понимаю, ты будешь по мне скучать, но, боюсь, наша разлука не будет слишком долгой.
— Главное — доберись до башни и найди способ вернуть монахиням Чистое Сердце, — проговорила Риль. — Не закрывайся. Помоги духу колдуна вести тебя — и все будет в порядке.
Хёльв кивнул. Он слышал это наставление уже раз восемь и запомнил его наизусть — слово в слово.
— Доверься ему. Фархе слишком стар и мудр, чтобы желать тебе вреда, — повторила напоследок чародейка и нырнула и заснеженные заросли ежевики.
— Валяй, братец, не подведи нас всех, — напутствовал эльф и последовал за ней.
— Удачи! — тихо сказал Мерлок.
Хёльв снова вздохнул, приготовившись ждать, но тут кусты зашевелились, и из белого переплетении ветвей вылезла Риль, Она крепко обняла юношу и снова скрылась.
— Что случилось? Что с тобой? — услышал ошеломленный Хёльв шепот Лэррена.
— Я не провидица, но… Ты был не прав, — тихо отозвалась волшебница.
— В чем? Почему?
— Наша разлука будет долгой, — сказала она. Оставшись один, Хёльв затянул потуже пояс и поправил заплечный мешок. Потом обхватил себя руками и сел на поваленное дерево.
Громкое сипящее ворчание раздалось сразу же, как стихли переливы разбойничьего свиста. Слева послышалось хорошо знакомое гиканье Мохнатых Тараканов и следом — истошный женский визг, справа замелькали вспышки, в небо поднялась гирлянда огней. Ворчание усилилось, сделалось оглушительным.
«Интересно, что там затеяла Риль? — подумал он и тут же оборвал себя. — Скорее, болван! Чего ждешь?
Хёльв побежал, и лес рванулся ему навстречу. Заиндевевшие ветви, стволы, покрытые россыпью хвоинок пригорки. Несмотря на зимнюю маску, он помнил эти места как собственную ладонь.
«Кажется, именно это дерево тогда ожило и начало меня хватать, пыталось свалить с ног».
«Здесь я отбивался от взбесившихся мухоморов».
«С того пригорка прискакал табун ополоумевших козлов».
Хёльв на минуту остановился прислушиваясь. Вокруг никого не было. Слева доносилось разбойничье уханье, звон оружия и треск ломаемых веток, справа — все то же непонятное ворчание и неразборчивые, но встревоженные выкрики сестер. Похоже, и Риль, и Мохнатые Тараканы справились со своей задачей — произвести побольше шума и отвлечь на себя монахинь. Теперь дело было только за Хёльвом.
— Ну… Вперед, — выдохнул юноша и рысцой понесся к оврагу.
Опоясывавший башню ров был полон снега. Хёльв провалился в него по пояс и медленно двинулся вперед, очищая себе путь руками. По мере приближения иллюзорная крепостная стена выглядела все более внушительной, у ее подножия теснились сугробы, с выступов свисали сосульки. Подойдя вплотную, Хёльв вытянул вперед руки, зажмурился, задержал дыхание и нырнул. Мягко прокатился по снегу и открыл глаза.
Над ним возвышалась башня. Основательная, сложенная из серого камня, она казалась надежной и крепкой, несмотря на рассекавшие ее трещины, на обвалившиеся зубцы.
— Последний приют, — прошептал Хёльв и вздрогнул: эти слова принадлежали не ему.
Он поднялся и нерешительно подошел ко входу. Потянул ручку на себя, отчаянно надеясь, что замок заклинило. Но дверь поддалась — легко и без скрипа открылась, приглашая войти внутрь.
Комната Фархе не изменилась: книжные шкафы, гобелены на стенах, раскрытые фолианты, манускрипты. Только лежавшее на полу тело исчезло. Ковер был совершенно чист, и Хёльв, присев на корточки, провел ладонью по жесткому, щекочущему кожу ворсу.
— Опять фокусы, проворчал юноша.
— Куда ж без них, — отозвался кто-то.
Хёльв вскочил и огляделся. Сперва он ничего не заметил, но потом на нижних ступенях лестницы замерцал огонек, и минуту спустя в комнату поднялся невероятно старый, весь какой-то усохший и сморщенный гном, облаченный в глухой зеленый сюртук до пят. Следом вышагивал огромный бурый кот самой наглой породы.
— Чего уставился, как отец-настоятель на аппетитную прихожанку? — произнес кот, располагаясь в единственном приличном кресле.
— Собственно, я… э-э-э… видите ли… — промямлил Хёльв. — Мне кажется, надо было прийти, чтобы…
— Видим-видим, — отозвался кот, — чего уж тут можно не видеть? Ты нашего колдуна убил?
Хёльв сглотнул и снова сел на пол.
— Расселся тут, — продолжал бурчать кот.
— Как это невежливо, — вставил гном, подбрасывая в камин поленья и шишки. Юноша так и не понял, кого тот упрекает — кота или его.