Кондратенко взял практиканта за подбородок, повернул его голову так, чтобы ухо оказалось вне поля зрения Робоса и видеорегистратора, наклонился и еле слышно прошептал:
— Если бы ты пролез в правительство, сделал бы гораздо больше. И дружеский совет — никогда не говори вслух то, что думаешь на самом деле.
Откинулся и в полный голос добавил:
— Дурак ты, Трофимка. Система может, и жестка, но не жестока. И очень эффективна. Каждому по способностям. Потому что потребности у большинства запредельные, и на всех ресурсов не хватит. Не нарушай законов, учись, работай, не трать баллы на всякую ерунду и не размножайся бездумно. Этого достаточно, чтобы к пятидесяти годам перевалить за триста тысяч. А с таким рейтингом можно уже многое себе позволить.
— Но…
— Да, у семей с максимальным рейтингом старт молодёжи более благоприятный. Но это не значит, что остальным кто-то препятствует. Добивайся, и всё будет. И вообще, хватит. Робос, перебрось мне дело Ломовой Даны. Изучим, пока летим.
— Хорошо, Владислав Александрович.
Судя по пылающим щекам, Горохов жаждал продолжить беседу на тему социального неравенства, но спорить не решился. К тому же он тоже хотел выяснить, кто убил Петухова.
Кондратенко включил минивизор и углубился в изучение файла.
— Тэкс, посмотрим. Это мы уже знаем, и это, и это… Одинокая женщина с проблемной печенью и никотиновой зависимостью… Работала в муниципалитете в счётной палате… Увлекалась виртпутешествиями, причем предпочитала не курорты, а экстремальный отдых. Хм, молодец, что сказать. Ещё… Регулярные траты в симуляторе «Крепкая семья». Что это, не знаешь?
— Робос, краткая информация по «Крепкой семье», — повернулся Трофим к роботу.
— Симулятор. Клиенту предоставляется виртквартира, супруг или супруга, дети в количестве от одного до четырёх, имитация быта — уборка, приготовление обеда, проверка уроков, совместные прогулки в парке и прочее. За дополнительную оплату можно приобрести питомца — собаку, кота или пони.
— Пони?
— Да, пони. Все персонажи — неписи, живых актёров не предусмотрено.
— Ясно. Итак, траты на эрзац семьи и игру «Подселенцы», на сигареты. Одевалась в одних и тех же магазинах. После операции словно с цепи сорвалась и стала в диких количествах скупать продукты и алкоголь. М-м-м, однажды даже постную говядину заказывала.
— И? — спросил ничего не понимающий Трофим.
— Эх ты, дитя оверов, — добродушно сказал Влад, — лугов почти не осталось, все коровы в маленьких клетушках выращиваются, поэтому от них только мраморное мясо получается. А постная — это когда животное под солнцем пасётся, травку кушает да двигается. Цена — запредельная.
— Да? Никогда об этом не задумывался. У нас дома мраморную не подают. Вроде собакам отваривают, но я не уверен.
Кондратенко вздохнул и снисходительно произнёс:
— Ты как-нибудь поинтересуйся разницей в цене. Сразу поймёшь, что Ломова действительно шиковала. Но оно и понятно — новая безотказная печень, можно забыть о лечебном питании. Ладно, дальше. Непосредственно убийство. Хм…
Влад замолчал, а его взгляд заскользил по висящим в воздухе строчкам. Горохов понял, что наставник что-то нашёл и еле удержался от расспросов.
Следователь ткнул пальцем в воздух, перед глазами практиканта появилась увеличенная фотография с места преступления.
— Ну? Как тебе?
— О-фо-на-реть, — по слогам произнёс парень, — она же…
— Ага. Валяется на полу, на люстре болтается выдранный из тела шунт. И смотри, вот ещё. — Мужчина провёл рукой перед голографическим изображением, оно ещё больше увеличилось, стали видны женские кисти. — Ничего не замечаешь?
— Раз, два, три…
— Можешь не считать. На каждой руке минус три ногтя. Как у Петухова. Вон они.
Ещё одна манипуляция с картинкой, и в центре внимания оказался журнальный столик, на котором лежали ногтевые пластины.
— Интересный и затейливый способ самоубийства, не находишь, практикант?
— Да это ведь наглое и плохо замаскированное враньё! — вскричал Трофим. — Как бы она сама себе такое сделала?! Надо выяснить, кто вёл дело!
— А чего выяснять? Тут всё написано, — Влад пролистал файл в конец и недоверчиво хмыкнул: — надо же. Быть того не может.
— Кто? Вы его знаете?
— Робос, — проигнорировал вопрос следователь, — сообщи аэрозаку, что мы не будем присутствовать при аресте. Нечего нам в океане делать, роботы сами справятся. И перестрой маршрут, мы летим на Окраину-четыре. Хотя подожди. Надо сделать петлю — домой заскочу, возьму кое-что, раз уж в четвёрку собрались.
— А как же приказ? — удивился практикант.
— Приказ был достаточно ясен — показать тебе Окраину. Всё остальное — несущественные детали.
Трофим таращился на старшего, ожидая пояснений.
— Что смотришь? Отец хочет, чтобы ты проникся атмосферой трущоб. Не знал? Что ж, сюрприз, ты всё ещё под родительским колпаком. Ой, прости. Под заботой. Робос, маршрут перестроен?
Флаер сменил курс и направился на северо-запад.
Глава 14
Город занимал площадь в миллион девятьсот тысяч квадратных километров и находился в основном на территории европейской части бывшей России. Большинство западных стран, существовавших всего сто лет назад, ушли под воду, когда океан принялся активно менять границы и вид материков, и оставили после себя лишь несколько возвышенностей, которые когда-то были самыми высокими точками континента. Государства, которым повезло больше, вошли в состав русскоязычного Мегаполиса. Проживало в гигантском населённом пункте полтора миллиарда человек, на окраинах — триста двадцать миллионов.
Триста двадцать миллионов тех, кто принадлежал обществу лишь формально.
Полицейские приземлились на площадке, отделённой от жилых кварталов силовым полем. Местные не рисковали заходить на запретную территорию — её охраняли дроны или, как их называли в народе, полётники, запрограммированные на немедленное уничтожение нарушителей. Живых полицейских здесь не предусматривалось, считалось, что «маргинальному населению» достаточно управителей, дронов и прочих контролирующих роботизированных систем, но в определённых ситуациях людей сюда всё же присылали. Волонтёры, врачи, обычные любители адреналина и другие гражданские прибывали на личном транспорте. Именно для них и представителей органов правопорядка была предусмотрена эта своеобразная зона безопасности.
— Робос, останешься охранять, — Кондратенко выбрался из флаера и повесил на плечи полупустой рюкзак, который взял дома.
— Владислав Александрович, в этом нет необходимости. Хочу напомнить, что здесь исключительная защита.
Впрочем, секретарь остался на месте, повинуясь приказу.
Влад поморщился — он не любил, когда с ним спорили механизмы, и повторил:
— Охраняй транспорт.
Потом следователь бросил взгляд на Горохова. Парень был одет в тёмные лосины, не слишком дорогие ботинки, тёплый свитер машинной вязки и популярную нынче у среднего класса безразмерную куртку. Кондратенко был в такой же, только чёрной. Рыжие коротко остриженные волосы прятались под трикотажной серой шапочкой. В общем, овером он не выглядел. Мысленно поставив подопечному ещё один плюсик, за «вменяемость», Владислав неторопливо пошёл в сторону условных ворот. Трофим двинулся следом.
— Значит, так. От меня не отходить, особо по сторонам не таращиться. И вообще, поменьше инициативы.
— А почему мы пешком?
— На это есть две причины. Первая — нужно выполнить просьбу твоего папеньки и показать изнанку жизни. Я и сам этого хочу, слишком ты маргиналов идеализируешь.
— А вторая?
— Подожди.
Влад беспрепятственно прошёл сквозь силовое поле и провёл запястьем над сканером в полутораметровом столбике:
— Сделай, как я, а то назад не пропустят. Хорошо, если не расстреляют.
Они пошли вниз по улице. Вокруг царили туман, грязь и плохой запах — близость большой воды, отсутствие робоуборщиков, редкий вывоз мусора — всё это создавало тяжёлую атмосферу безысходности и запустения. Обшарпанные дома, витрины, закрытые кусками железа и пластика, изрытый ямами древний асфальт — всё это вызывало неприятные ассоциации с концом света. В какой-то момент из забитой гнилой листвой ливнёвки вылезла упитанная крыса, уселась прямо на пути полицейских и нагло на них уставилась.
— Пшла! — махнул ногой Кондратенко, и животное лениво, неспешно поковыляло в узкий просвет между домами.
Трофим нервничал — одно дело переживать за гипотетических угнетённых, другое дело — прогуливаться по их территории. Кроме того, жителей словно что-то выгнало на улицы — парень элитного района никогда не видел столько людей сразу. Одни куда-то спешили, другие сидели на обочинах или крышах старых автокаров, ржавых настолько, что становилось понятно — они уже много лет стоят вдоль дороги и куда-то уехать неспособны.
Третьи выглядывали из окон. И почти все настороженно косились на двух мужчин, которые не вписывались в окружающий пейзаж. Но цепляться к ним никто и не думал.
— Почему так многолюдно? — тихонько спросил парень у следователя.
— Здесь всегда так. Жителям окраин не разрешается работать в Виртограде, а развлекаться в нём для местных слишком дорого. Вот они и живут в реале.
— Мальчики, заходите! — раздался совсем рядом женский хрипловатый голос, — на улице холодно, а у нас можно выпить и развлечься.
Горохов задрал голову и в окне второго этажа увидел женщину с вульгарно накрашенным лицом. Та, неправильно поняв его интерес, зачастила:
— Час — от двадцати до шестидесяти, в зависимости от запрашиваемых услуг. Вход со двора, средний подъезд. Там вывеска есть, «Жаркие тёлочки», так что не потеряетесь.
— Спасибо, дорогуша, как-нибудь в другой раз, — вежливо улыбнулся Владислав.
— А, понятно, — резко растеряла дружелюбие женщина, — брезгуете. Виртуальщики грёбаные.
Она бормотала ещё что-то, но Кондратенко пошёл дальше. Трофим поспешил за ним.
— Владимир Александрович, вы мне вторую причину так и не назвали.