Я делаю паузу для драматического эффекта, и Майлс выставляет перед собой руку, призывая меня продолжать.
— Мерседес Ли Лавлеттер.
Пожимаю плечами и хихикаю, наслаждаясь его ошеломленным взглядом прямо перед тем, как он спрашивает:
— Тогда, какая твоя настоящая фамилия?
Я делаю паузу и прикусываю губу, быстро пытаясь решить, как далеко хочу зайти. Однако это недолгий внутренний спор, потому что я без сомнения знаю, что с Майлсом мне нравится быть Мерседес в десять раз больше, чем когда-либо нравилось быть Кейт, особенно с такими мужчинами, как Драйстон.
— Смит, — честно отвечаю я, потому что вряд ли он найдет меня на Фейсбук или где-то еще. Я давным-давно удалила свой личный аккаунт, потому что было уже слишком, следить за этим профилем, и за профилем моего псевдонима.
— Смит, — повторяет он, кивая, и уголки его губ подергиваются в попытке скрыть улыбку. — Так почему Лавлеттер? (Прим. переводчика: love letter с англ. – любовное письмо).
— Ну, потому что именно с него началось БДСМ-представление. Величественная госпожа вынула кляп изо рта своего раба, чтобы он мог прочитать любовное письмо, которое написал ей. На самом деле было очень мило. Он даже плакал.
Майлс качает головой.
— Так вот как начался твой путь?
— Ага, — отвечаю я, громко хлопнув. — Я сама опубликовала эту историю и даже не знала, что она попала в «Нью-Йорк Таймс», пока один агент не написал мне по электронной почте, чтобы спросить, есть ли у меня представитель.
— Срань господня! — восклицает явно впечатленный Майлс. — Невероятная история.
— Достойная книги, — поправляю я с усмешкой. Это очень весело. Прошла целая вечность с тех пор, как я вспоминала всю эту эпопею, а Майлс с жадностью ее выслушал. — И это явно вызывало у меня желание писать, потому что, начав писать, я уже не могла остановиться.
— До кризиса с этой книгой.
— Пока меня не спас «Магазин шин».
Он недоверчиво качает головой.
— И ты говорила, что эта книга — последняя в серии?
— Ага, — киваю я.
— А потом перейдешь к следующей книге.
— Это как не стихающий зуд.
Я тяжело выдыхаю и наблюдаю, как на лице Майлса расплывается теплая, ласковая улыбка, когда он смотрит на меня сверху вниз. Он завораживает, когда смотрит на меня вот так, весь такой милый и мужественный. Кроме того, совершенно очевидно, что он думает о гораздо большем, чем о просто истории, которую я ему рассказала.
Проклятье, мужчины сбивают с толку. Как, черт возьми, он может так смотреть на меня и не хотеть поцеловать? Уровень моего желания поцеловать его находится на небывало высоком уровне.
Решаю разнести чувственный момент вдребезги, воспользовавшись гигантским слоном в комнате.
— Значит ли это, что мы не должны испытывать неловкость?
Он усмехается, и морщинки вокруг его глаз обрамляют стальную синеву радужки.
— Я полагал, твой рассказ о том, как вы с бывшим заявились в «БДСМ постель и завтрак», в значительной степени подтверждал данный факт.
— Вполне справедливо, — киваю я в знак согласия. — Значит, друзья?
— Друзья, — одобряет он с улыбкой, от которой плавятся трусики.
Я убираю ноутбук в сумку и перекидываю ее через плечо.
— Хорошо, потому что, как другу, мне хотелось бы узнать, не помог бы ты мне с некоторыми исследованиями для моей следующей книги.
Его брови приподнимаются.
— Что ты имеешь в виду?
ГЛАВА 12
Майлс
Когда я протягиваю Мерседес черный шлем, она, широко улыбаясь, выглядит так, будто вот-вот лопнет от волнения.
— Ладно, перекидывай ногу, но не касайся лодыжками этого места. — Я указываю на выхлопные трубы сбоку мотоцикла. — Ты обожжешься и будет адски больно.
Она кивает, выглядя очень серьезной, освобождает пучок на голове и встряхивает волосами, буйство рыжих волн каскадом падает ей на плечи. Она натягивает на голову шлем и отбрасывает локоны за плечо, так что они струятся по спине.
Медленно сглатываю, осматривая ее скудный наряд. На ней свободные цветные шорты и белая майка. Она выглядит юной и очень уязвимой, и это меня беспокоит. Я подумывал о том, чтобы заставить ее отправиться домой и надеть джинсы, но решил, что, как обычно, слишком ее опекаю, и я правда пытаюсь над этим работать. Тем более что мы просто друзья и ничего больше.
После секундного колебания делаю единственное, что не выставит меня полностью помешанным на контроле, и встряхиваю свою кожаную куртку.
— Это не спасет твои ноги от ссадин, если мы разобьемся, но я буду чувствовать себя лучше, если ты ее наденешь.
Она кивает, берет у меня из рук массивную куртку и надевает ее. Та закрывает шорты и свисает так низко на руках, что даже не видно кончиков пальцев. Она подтягивает рукава, чтобы застегнуть на подбородке ремешок шлема.
— Может, давай не будем разбиваться, — щебечет она, ее голос внутри шлема звучит приглушенно.
Я усмехаюсь и протягиваю руку, хватаясь за полы куртки и стягивая их вместе, чтобы застегнуть полностью. Ее голубые глаза пристально вглядываются в мои, и я отвечаю:
— Я и не собираюсь.
Она слегка улыбается, и, когда молния достигает верха, клянусь, я вижу, как она зарывается носом в куртку и глубоко вдыхает. Она вдруг качает головой и отстраняется, чтобы лучше себя рассмотреть.
— Ты в ней утонула, но это лучше, чем ничего. — Я опускаю лицевой щиток, прикрывая ее голубые глаза и говорю, чтобы она залезала на байк.
Мерседес шире расставляет ноги еще до того, как поставить одну из них на подножку рядом с моим ботинком. Стараюсь не смеяться, потому что рад, что она действует с осторожностью. Положив руки мне на плечи, она закидывает ногу и опускается на сиденье позади меня. Ее теплая промежность уютно прижимается к моему заду, и мне приходится бороться с желанием дотронуться до ее голых ног.
Сопротивляюсь недостаточно сильно. Рукой тянусь назад и глажу ее обнаженное бедро, поворачиваю голову к ней и спрашиваю:
— Тебе куда-нибудь нужно сегодня?
Она качает головой, и, когда начинает говорить, ее голос звучит приглушенно:
— Нет, я совершенно свободна.
— Круто, — отвечаю я, вынимая очки-авиаторы из бардачка на центральной панели байка. — Есть одна очень классная гора, на которую я люблю ездить, и мы как раз успеваем добраться туда к закату.
Мерседес с энтузиазмом поднимает большой палец вверх, я надеваю очки и включаю зажигание. Стоя на одной ноге, другой ударяю по стартеру. Байк с ревом оживает, и я несколько раз газую, чтобы разогреть его.
Ее руки скользят от моих плеч к талии, пальцы впиваются в пресс, сильно сжимая, и она восторженно взвизгивает.
— Готова? — кричу я сквозь шум мотора, пока мы стоим, вибрация согревает мои бедра.
— Готова! — кричит она мне в ответ и восхищенно улюлюкает. Затем мы выруливаем со стоянки «Магазина шин» и отправляемся в погоню за закатом.
Мы едем по направлению к юго-западу от Боулдера, чтобы примерно через полчаса оказаться у пика Твин Систерс, куда мы с Сэмом часто совершаем пешие прогулки, когда у нас есть настроение для чего-то быстрого и не слишком сложного. Мы называем это походом с похмелья, потому что можем сделать это независимо от того, насколько дерьмово себя чувствуем.
Ни по одной дороге невозможно проехать весь путь на мотоцикле, но на вершине холма есть одна смотровая площадка, где останавливаются туристы, паркуя свой транспорт, и оттуда открывается потрясающий вид на закат Колорадо.
Вообще-то я люблю Колорадо. После того как мы с Джослин расстались, мама уговаривала меня вернуться в Юту, но я просто не чувствовал в этом необходимости. Боулдер стал для меня домом. Недавно я купил жилье, мне нравилась моя работа и новые друзья.
Я уже потерял женщину, которую считал любовью всей своей жизни, так что мне не хотелось добавлять еще одну большую перемену поверх кучи других. Джослин потихоньку навсегда уходила из моей жизни, и меня это вполне устраивало. Я просто с головой погрузился в ремонт дома и хорошую работу на дядю Сэма в «Магазине шин».
Когда я выезжаю на небольшую смотровую площадку, Мерседес крепче сжимает мою талию. Позади нас виднеется большое водохранилище, слева — курорт «Аспен Мидоуз», а справа — начало пика Твин Систерс. Повсюду безупречная природа, произрастают огромные сосны и полно животных.
Когда я выключаю двигатель и опускаю подножку, Мерседес опирается мне на плечи и поднимает ногу над сиденьем. Мне тут же не хватает ее тепла и я понимаю, что этого описания не было среди всех прочих вещей, о которых Мерседес рассказывала в баре «Морж», говоря о тепле женщины.
— Боже, это было просто невероятно! — ее голос звучит приглушенно, она снимает шлем и встряхивает рыжими волосами. Лучи, садящегося за далекие вершины холмов солнца, пробиваются сквозь ее пряди. Редкие облака, задержавшиеся вдали, превращают небо в потрясающую смесь розовых и пурпурных оттенков. Идеальная погода, чтобы наблюдать за закатом солнца.
— Хорошо. Не испугалась? — спрашиваю я, вспоминая, что Джос никогда не позволяла катать ее на байке, потому что она носила только платья, и говорила, что моя манера вождения заставляет ее нервничать.
— Нет, а должна была? — спрашивает Мерседес, широко раскрыв глаза.
Я смеюсь, снимаю очки и цепляю их за ворот футболки.
— Нет, вовсе нет. Хотя моя бывшая ненавидела этот байк. Она ни разу не захотела на нем прокатиться.
— Твоя бывшая — просто дура. То есть, я понимаю, что мотоциклы опасны, но именно от этой опасности ты получаешь еще большее удовольствие. Понимаешь, о чем я?
Я медленно сглатываю.
— Думаю, да.
— Ох, почему мы жаждем опасности? — спрашивает она, сунув шлем под мышку и расхаживая передо мной взад-вперед. У меня такое чувство, что она делает ту писательскую штуку, которую я замечал во время ее работы над описанием чего-то. Только на этот раз ей хочется сформулировать эмоцию, а не описать физическое действие. — То есть, что такого есть в опасности, что притягивает человеческий разум? Нечто сексуальное? Сексуальное влечение? Что такого есть в опасности, что мы снова и снова возвращаемся к ней?