лся на это.
Положив трубку, Гектор Колон обвел взглядом дежурку, ищя, на ком бы сорвать зло. Снова схватив трубку, он набрал номер патрульной службы участка северного Бруклина.
— Говорит инспектор Сакиласки от имени начальника патрульной службы города, — пролаял он. — Начальник хочет узнать имя и регистрационный номер полицейского значка вашего районного координатора борьбы со СПИДом.
Пауза. Потом на лице Колона появилась мерзкая улыбочка.
— Как это не знаете? Вы разве не читаете приказы?
Пауза.
Хиггинс развернулась на своем стуле и бросила в Колона пригоршню скрепок. Он прикрыл ладонью трубку, прошипел: «Пошла к черту» — и сказал в микрофон: — Приказ номер восемь, текущая серия. Начальники полиции каждого района должны выбрать координатора по вопросам СПИДа. Да, да, так и надо. Я хочу, чтобы этот формуляр был на моем столе сегодня не позднее трех часов. — Он бросил трубку.
Хиггинс снова повернулась на своем стуле, положила руку на спинку и насмешливо сказала:
— Ух какой ты забавный! Разве не знаешь, что тараканы известны как переносчики вируса СПИДа?
Колон встал со своего места и сделал рукой неприличный жест.
— Хочешь вместе со мной провести опыт по выращиванию маленьких человечков?
— Поосторожнее, Гектор, у тебя в голове целое тараканье гнездо.
Телефонограмма гласила: «В понедельник, 29.06.1986 года собраться перед советской миссией при ООН в 7 часов 50 минут. Старший — капитан Кюн. Восточная Шестьдесят седьмая улица между Лексингтон и Третьей авеню. Обеспечить демонстрацию за освобождение советских евреев. Форма на день — шлемы и дубинки».
Сержанту Джорджу Харрису всегда было неуютно в униформе, и он ненавидел работать в ней. Он стоял перед советской миссией еще с десятком полицейских, которых к нему прикрепили, записывая их имена, номера значков, посты и непосредственные задания в формуляр «Описание задания».
Заполняя бланк, он подумал, за каким чертом их делят на Службе по видам работы. Формуляры «ПС» означали патрульную службу, «СО» — следственный отдел. Сам Харрис проходил по формуляру «СО», так почему он должен стоять перед коммунистической миссией в униформе и разглядывать десяток дебилов, которые прикидывают, как бы ему подгадить, и норовят смыться, едва он повернется к ним спиной? Дважды на трех последних дежурствах ему давали дурацкие задания. Кто-то хочет ему насолить. Кто? И, что куда важнее, зачем? Герман Германец? Вряд ли. Харрис видел инспектора утром в 114-м участке, когда зашел туда за формой и снаряжением. Герман улыбнулся и подмигнул. Скэнлон? Может быть, этот калека, поумнел? Он отбросил эту мысль. «Не паникуй по мелочам», — одернул он себя.
Тут до него донесся гвалт демонстрантов. Злобные насмешники ходили по кругу позади кордона полицейских на восточном тротуаре Лексингтон-авеню. Почти у всех в руках были антисоветские лозунги. Конные полицейские стояли фронтом к демонстрантам, придерживая своих лошадей.
Харрис оглядел лица десяти легавых, выстроившихся перед ним. «Надо показать им, кто здесь главный», — подумал он.
— Мы отвечаем за вторую линию заграждения в центре перекрестка на Лексингтон-авеню, и никто не должен пройти мимо нас. Понятно? Я буду поблизости. Так что, черт вас возьми, постарайтесь быть на месте. Я не собираюсь искать никого из вас. Если кого-нибудь недосчитаюсь, пеняйте на себя. Вы меня еще запомните. Вопросы есть?
Волосатый полицейский с пятном от томатного соуса на рубашке спросил:
— А вы не заказали нам обед, сержант?
— Потом. А теперь на пост!
Харрис отдал формуляр ПС-30 полицейскому в фургоне, стоявшем напротив миссии. Ему очень хотелось унять противное бурчание в животе. «Успокойся», — велел он себе, возвращаясь к своим подчиненным.
— Мы потратили три дня, прочесывая эти проклятущие лавки с гримом, и ничего не обнаружили, — пожаловался Крошка Биафра, падая на стул в кабинете Скэнлона.
— Нам очень жаль, лейтенант, — сказал Кристофер, — но мы сделали все, что могли.
Играя медными пуговицами на куртке Кристофера и пытаясь скрыть разочарование, Скэнлон ответил:
— Я знаю.
— И что теперь? — спросила Хиггинс.
Скэнлон посмотрел на часы. Было без двадцати пять.
— Будем считать, что работа на сегодня закончена, Мэгги.
Детективы медленно расходились по домам, все, кроме Гектора Колона, который задержался в дежурке. Подождав, пока Скэнлон закончит подписывать документы, Колон вошел в его кабинет и сказал:
— У меня сложность, шеф.
— Валяй, — ответил Скэнлон.
— Это касается моей подружки. Несколько месяцев назад я обещал ей, что мы пойдем на вечеринку по случаю помолвки. Это будет завтра вечером. Несколько недель назад я подал прошение об отгуле, и ты разрешил.
Скэнлон протянул руку к боковому ящику и, вытащив дневник бригады, пролистал его. Дойдя до страницы, соответствующей завтрашнему дню, он увидел, что Колон отпросился с дежурства за три часа до конца.
— У тебя будет время, так в чем же дело?
— Но я могу тебе понадобиться в связи с делом Галлахера. Нельзя, чтобы ты оставался без людей. Хочешь, я заберу свое прошение?
Скэнлон спрятал дневник в стол.
— Иди на вечеринку, Гектор. Мы справимся. Я не хочу, чтобы ты огорчал свою подружку.
Скэнлон сумел сохранить невозмутимое выражение лица и ничем не выдал своих мыслей. Если детектив не способен определить, что для него важнее, пусть пеняет на себя.
В восьмом часу в кабинет, слегка пошатываясь, ввалился Лью Броуди.
— У меня, кажется, кое-что есть, Лу.
Скэнлон натирал тальком свою культю.
— Что? — спросил он, гадая, в каком баре детектив провел последний час.
— Сегодня около половины второго Линда Циммерман вышла из дома своей тетки и пошла на запад по Пятьдесят первой улице. Я последовал за ней. Мы дошли до Химического банка на углу Пятьдесят первой и Третьей авеню. Линда слишком долго пробыла там, поэтому я зашел проверить. Не увидев ее, я предположил, что она в хранилище. И точно, через десять минут она поднялась по лестнице, будто старуха, а потом вышла из банка. Я дождался ее ухода и тотчас бросился вниз. Оказалось, что хранилище сторожит отставной полицейский. Он разрешил мне взглянуть на ее карточку. Она абонировала сейф двадцатого июня этого года, на другой день после убийства матери. И я держу пари, что это было сразу после похода за вещами в ее квартиру. Парень сказал, что она часто приходит и подолгу сидит возле сейфа. Однажды она так задержалась, что он даже подумал, не случилось ли чего. Тогда он подошел к двери и прислушался. Он услышал, как она что-то говорит. Будто на кассету записывает, или что-то в этом роде.
Скэнлон откинулся на спинку стула и вставил культю в гнездо протеза.
— Хотел бы я заглянуть в этот сейф, — сказал он, одергивая штанину.
— Да, но как? Для этого нужен ордер. А у нас нет оснований его просить.
— Следи за ней, Лью. И сообщи мне, когда она опять пойдет в банк.
— Ладно, — бросил Броуди, выходя и направляясь к ближайшему питейному заведению.
Было начало девятого, когда Скэнлон поднял глаза от рапорта, который составлял, и увидел Харриса. Тот стоял на пороге, разглядывая его. Голова сержанта была склонена набок. Он был в джинсах, синей рубахе и ковбойских сапожках.
«А все-таки я выкурил ублюдка», — подумал Скэнлон.
— Что-то долго тебя не было, сержант.
— Я знал, что ты будешь здесь, — сказал Харрис, усаживаясь на стул перед столом.
— Ты занят?
— Переписываю прошлогодний отчет, чтобы выдать его за новый, — ответил Скэнлон. Он подался вперед, разглядывая своего посетителя. — Я уже давно понял, что Служба — это машина для суесловия. Мы постоянно закладываем в нее одни и те же слова и смешиваем их, пока не получаем какую-нибудь бессвязную баланду.
— Да, это так, — согласился Харрис, взгромоздив ноги на стол и раскачиваясь на стуле.
Взяв со стола словарь, Скэнлон продолжал:
— Маленькая игра, в которую я играю с канцелярскими крысами из управления. Я всегда включаю в рапорт какое-нибудь заковыристое словечко, а потом считаю, сколько времени потребовалось этим крысам, чтобы присвоить его себе. В прошлом году это было слово «табель». У них ушло ровно три недели, чтобы ввести его в один из бюллетеней управления.
— А какое теперь будет слово? — спросил Харрис, разглядывая носки своих сапожек.
— «Ограждать», — сказал Скэнлон. — «Каждый полицейский обязан ограждать управление от взяточничества и мздоимства».
Лицо Харриса оставалось непроницаемым.
— Канцелярские крысы всегда крадут твои мудреные словечки?
— Да. Некоторые люди действуют по шаблону. Ты согласен?
Правый глаз Харриса дернулся.
— Может быть, не знаю. Как продвигается расследование?
— Никак. Чувствую, дело попадет в пыльную папку для нераскрытых преступлений.
— Ничего не обнаружил?
— К сожалению, очень мало.
— Нашли какую-нибудь связь с убийством Циммерманов?
— Девятнадцатый участок нашел свидетеля, который видел, как убийца убегал с места преступления.
Харрис снял ногу со стола.
— У них полный словесный портрет?
— Достаточно полный, чтобы сделать фоторобот. — Скэнлон подался вперед и стал рыться в папке с делом. — А, вот и он.
Скэнлон достал черно-белый рисунок, внимательно посмотрел на него, потом на Харриса. Он прикрыл ладонью нижнюю часть рисунка, снова взглянул на Харриса и произнес:
— Знаешь, сержант, кабы не усы, он был бы вылитый ты.
— Дай посмотрю, — сказал Харрис, протягивая руку через стол.
Скэнлон заметил, что взгляд Харриса сделался настороженным.
— Скажи мне, сержант, ты не знаешь человека, у которого был бы самозарядный дробовик «браунинг» шестнадцатой модели?
Харрис потер подбородок, делая вид, будто пытается припомнить.
— Нет, не знаю. А что?
— Баллистики считают, что Галлахера убили из такого ружья.
— Ты проверяешь продавцов оружия?
— Их слишком много. Кроме того, винтовку или дробовик можно купить, предъявив краденое или поддельное водительское удостоверение. Скорее всего, оружие вообще куплено в другом штате. И то, и другое.