— Здравствуйте, — говорит она, останавливаясь. — Егор, мне нужно поговорить.
— Привет, Настя, — отвечаю я. — Я сейчас занят с Дмитрием Аркадьевичем. Он согласился познакомить меня с производством. Давай чуть позже поговорим.
Она нетерпеливо поджимает губы.
— Боюсь, — отвечает она, — это не терпит отлагательства. Вопрос серьёзный.
— Ну хорошо, говори, решим его оперативно.
Курганова бросает короткий взгляд на Спицына и мотает головой.
— Нет, это может… В общем, я думаю, нам нужно вызывать ОБХСС. Мы с ребятами кое-что обнаружили…
16. Все на борьбу с хищениями социалистической собственности
— Серьёзно? — спрашиваю я с неподдельной тревогой в голосе. — Что-то требующее немедленного решения?
— Боюсь, что да, — кивает головой начштаба «КП».
— Ну что же, идёмте скорее в комитет. Думаю, Дмитрию Аркадьевичу тоже будет необходимо послушать.
Курганова снова бросает короткий взгляд на Спицына и качает головой.
— Я бы хотела сначала с вами это обсудить… прежде, чем обращаться к руководству предприятия…
Вот ведь какая. Неловкая, конечно, ситуация… Главное, надо вести себя естественно.
— Ну, хорошо… — я поворачиваюсь к Спицыну. — Извините, Дмитрий Аркадьевич, сначала мы должны сами всё тщательно взвесить, чтобы не наводить беспочвенные подозрения, а тем более, обвинения, а потом уже будем выходить на уровень руководства.
Он нервно крякает.
— Это неслыханно! — бросает он возмущённо, но кивнув, разворачивается и уходит, возвращается обратно.
Думаю, идёт к директору, а я с Настей Кургановой захожу в её маленькую коморку, где стоит небольшой стол и четыре стула. На стене рисованные портреты Ленина и Дзержинского. У окна, закрывая свет, громоздится внушительного размера сейф.
— Ну, — вопросительно киваю я, — чего нарыла? Рассказывай.
— Егор, я, конечно, не на сто процентов уверена, но, думаю, милиция разберётся, что и как.
— Разберётся, ясно дело. Но если тревога будет ложной, тебе неслабо прилетит по ушам. Да и для репутации всего предприятия будет нанесён удар.
— Вот же все заладили! — закипает она. — Доброе имя, да доброе имя! И ты теперь с этой репутацией туда же! А хищения, значит, пусть процветают, лишь бы только никто о нас плохо не подумал? Так что ли?
О, как разошлась, личико красное, густые брови сведены, нахмурены, грудь вздымается, кулаки сжаты. Горит человек на работе.
— Нет, мой дорогой товарищ, — отвечаю я, сдерживая улыбку. — Не так. За то, что ты со своими соратниками выявила нарушения, я тебя благодарю. Хищениям не должно быть места в нашей жизни, и мы хотим защитить общество от подобных проявлений. Но ты сама подумай. Если обвинишь человека и все будут смотреть на него, как на врага, а потом выяснится, что он не причём, невиновен, каково ему будет?
— Да, я это всё понимаю, но у нас на складе, — понижает она голос, — имеется неучтённая продукция.
— Точно? — прищуриваюсь я.
— Боюсь, что да. Сегодня меня туда не впустили, иначе я бы сейчас тебя туда отвела, но вчера мы с ребятами проводили сверку и обнаружили изделия, которых вообще нет в нашем плане.
— И что это за изделия?
— Брюки мужские, хлопчатобумажные, синего цвета. Джинсы.
— Джинсы? А мы что, шьём джинсы? — удивляюсь я.
— В том-то и дело, что нет.
— И ты сама их видела?
— Видела, хоть и не разглядывала, — твёрдо говорит она. — У нас есть две бригады, которые постоянно заняты на сверхурочных работах. Мы беспокоились, что это нарушает их права, но они все в один голос утверждают, что всем довольны.
— Так они, наверное, получают надбавку за сверхурочные?
— Разумеется.
— Ну, поэтому и довольны, — пожимаю я плечами.
— Так вот они, наверное, и шьют левак.
— Левак? На фабрике? Думаешь, это возможно? Нужно ведь сырьё провести по бумагам и потом всё это… ну… короче сфабриковать кучу поддельных документов. Это возможно только с ведома руководства. Ты об этом не думала?
— Ну да, в том-то и дело, поэтому я и не хотела обсуждать проблему при замдиректора.
— А может, нужно было всё-таки задать вопросы? Вдруг есть простые объяснения всему, что ты нашла. Ты не обращалась к руководству?
Она достаёт из сейфа пачку бумаг.
— Во-первых, руководство-то как раз и вставляет палки нам в колёса, а, во-вторых, я им не доверяю, поэтому не могу к ним обращаться. Ты человек новый, поэтому я и рассказываю тебе всё это. Вот смотри сколько у меня здесь бумаг и зафиксированных подозрительных фактов. Это всё уже подготовлено нами для ОБХСС. Так что, нужно вызывать.
— Уверена?
Она задумывается, но тут же трясёт головой и подтверждает:
— Уверена.
— Хорошо. Тогда давай вызывать.
— Прямо сейчас?
— Ну а чего тянуть? Все на борьбу с хищениями социалистической собственности.
Она смотрит на меня с недоверием.
— Ты единственный, кто сразу со мной согласился…
— Я придерживаюсь такого мнения, что, если ты с твоими бойцами проделала большую работу, и все вы пришли к единому заключению, значит нужно доводить дело до конца. Не переживай, если вдруг окажется, что тревога ложная, я тебя на съедение не отдам.
— На съедение? — растеряно повторяет она.
— Ну, разумеется. Если окажется, что все эти факты неверно интерпретированы, на тебя обрушится недовольство начальства. Ты же это понимаешь?
— Да, — говорит она уже не так твёрдо.
— Разгневанное руководство может даже попытаться тебя уволить.
— Понимаю, — кивает она.
— Но мы тебя отстоим, не переживай. Только я хотел бы глянуть бумаги, разумеется.
Настя несколько секунд размышляет над моими словами, и пауза затягивается.
— Хочешь показать только милиции?
— Да, — несколько раз кивает она. — Милиции.
— Ты прям, как группа Гдляна и Иванова, — усмехаюсь я. — Что вот с тобой делать? А вдруг там чепуха какая-нибудь?
— У меня такое чувство, будто ты тоже хочешь меня отговорить, — чуть прищуривается она.
— А ты та ещё штучка, — качаю я головой. — Может, тебя в школу милиции направить от предприятия? Принципиальная, целеустремлённая, подозрительная, будто из тридцать седьмого года. У тебя парень-то есть?
— Что? — она вдруг вспыхивает, краснеет и, резко вздёрнув подбородок, восклицает девичьим звенящим голоском. — Какое это вообще имеет значение?!
— Никакого, это я так для себя, чтобы понимать, есть ли у меня шанс. Ладно, пошли звонить. Запирай вещдоки свои.
Я выхожу из её коморки. Вот же заноза в одном месте. Не успел ещё работать начать, а вся деятельность уже оказалась под угрозой. Захожу в комитет комсомола и беру в руки телефонный справочник.
— Может, по ноль-два? — предлагает вошедшая следом за мной Курганова.
Я не отвечаю. Просматриваю номера и, выбрав, что мне нужно, кручу прозрачный диск. Тёмно-красный «Вэфовский» телефон сверкает гранями. Новенький, похоже недавно только поставили. Набираю я, конечно же, номер из головы, по памяти. Звоню Баранову.
— Майор Баранов, — отвечает он после второго гудка.
— Здравствуйте, вас беспокоит секретарь комитета комсомола Швейной фабрики «Сибирячка» Егор Брагин.
— Угу, — соглашается он.
— Вот какое дело, товарищ майор. Наш штаб «Комсомольского прожектора» считает, что вышел на серьёзные нарушения и, возможно, даже хищения. Могли бы вы организовать немедленную, но аккуратную проверку, чтобы не привлекать лишнего внимания?
— Ну… соображает он, — так-то можно. — Мы с ДК твоим уже практически закончили. Там мелочёвка, конечно, но за горло можно схватить. Так что, ждём команду. А на фабрике такая же задача?
— Нет-нет, совсем наоборот. У начальника штаба «КП» есть материалы. Я с ними не знаком, но она уверена, что дело нечисто. Поэтому ваша помощь просто необходима.
— Ладно, объяснишь потом.
— Хорошо, — с энтузиазмом отвечаю я. — Только для начала, может быть, не нужно бригаду? Может, вы сам приедете и посмотрите сначала на материалы, а там уже и решите, проводить проверку или нет?
— Что значит решите! — сердито шепчет Настя. — Обязательно проводить.
— Когда надо, сегодня что ли? — пыхтит майор.
— Если бы получилось сегодня, было бы просто отлично.
— Ладно, часа в три подкачу. Ты там будешь?
— Буду, обязательно буду. Но вам, главным образом Анастасия Курганова ну жна на первом этапе. Это она раскопала всю информацию.
— С товарищами, — шепчет Настя.
— С товарищами, — повторяю я за ней.
— Так чего делать-то? — спрашивает майор. — Обнаруживать нарушения или нет?
— Нет-нет, что вы, не нужно. Вы нас найдёте в комитете комсомола.
— Ладно, приеду. А там разберёмся. Часика в три нормально?
— Конечно. Спасибо большое.
Я кладу трубку.
— Часа в три приедет.
— Один? — спрашивает Настя.
— Один пока. Поговорит с тобой, а дальше уже примет решение. По обстановке, что называется.
Она прикусывает губу.
— Чего? — удивляюсь я. — Тебе что сразу маски шоу надо устроить? Чтобы группа захвата и лицом в пол плюс арест всех компов?
— А? — хлопает она глазами. — Ты чего сказал сейчас?
— Ничего. Сказал, что начинаю злиться. Всё, иди, работай. ОБХСС тебя найдёт.
Она неожиданно вдруг улыбается, кивает и говорит:
— Нет, кстати.
— Чего нет? — действительно злюсь я.
— Парня нет, но тебе не светит.
— И почему? — делаю я суровое лицо.
— Ты младше меня, к тому же, мы коллеги и товарищи. А крутить любовь на работе — последнее дело.
— Всё, Настя, иди уже.
Я качаю головой и отворачиваюсь от неё. Помимо этих пустых хлопот у меня и другие делишки имеются. Надо ещё с Цветом встретиться. Проводив Курганову долгим взглядом, я встаю из-за стола и тоже направляюсь на выход.
Ничего у неё попка, да вот только характер не самый лёгкий. Упёртая зараза. Ну, и ладно, на неё у меня планов нет. Блин! Рыбкина! Вот на кого у меня уже начали было появляться планы… Я же письмо от неё так и не прочитал! Начинаю шарить по карманам и точно, вот оно, во внутреннем кармане пиджака.