Я достаю сложенный вдвое конверт. На нём написано: «Егору». Просовываю под уголочек карандаш и разрываю по верхней стороне. Бумага рвётся с трудом и неаккуратно. Достаю листок в линеечку, вырванный из тетрадки, и верчу его перед глазами. Текста немного.
Аккуратные, одна к одной, буковки под выверенным углом. Каллиграфический почерк, не то, что мой. Не решаюсь читать, будто стою с занесённой для стука рукой перед кабинетом стоматолога.
«Дорогой Егор.
Вчера, на выпускном, всё окончательно стало понятно. Особенно после того, как ты ушёл и не вернулся. Признаюсь, мне на какое-то время показалось, что в эту волшебную ночь случится чудо и ты скажешь, что любишь меня. Глупые слова. Любишь, не любишь…
Нужно уже заставить себя, прекратить думать и говорить об этом… Но, как бы то ни было, чудо всё-таки произошло, и я прозрела. Точно. Я прозрела и поняла, что ты меня совсем не во мне не нуждаешься и возишься со мной только из вежливости или какого-то дружеского, почти братского чувства.
Что же, иметь брата тоже неплохо, хотя я мечтала о другом. Теперь всё это уже неважно. Больше я не буду навязываться. И вообще, увижу тебя теперь очень нескоро. Я решила уехать в Новосибирск. Впрочем, ты уже это знаешь. Больше не буду мозолить тебе глаза и изводить своим нытьём.
Постараюсь быть обычной советской студенткой, такой же, как мои сверстницы. Надеюсь, бурная студенческая жизнь придётся мне по вкусу.
Желаю тебе всего самого хорошего,
Вот такие пироги…
Может быть, конечно, всё, что ни делается, всё к лучшему, да вот только как-то муторно немного…
Звоню Куренкову. Раз сейчас, всё равно, еду в центр, может и с ним получится переговорить заодно. Расскажу об активистах, кстати. И потребую рассказать про Самойлова.
— Ну, давай в кафе «Льдинка», — соглашается он, — раз тебе не терпится пообщаться.
Я выхожу с территории фабрики и останавливаюсь на обочине. Почти сразу рядом со мной тормозит уже знакомая мне «Волга», и я ныряю на заднее сиденье.
— Здорово, — хмуро кивает Цвет.
— Привет.
— Ну что, не передумал? — спрашивает он.
— Нет. Я не передумал. Наоборот, учитывая ситуацию, я думаю, это единственно верное решение. Официальный вызов уже пришёл?
— Нет, ничего ещё не пришло.
— А тебе не кажется это странным? Чего так долго? Может, уже и не придёт, в смысле, что всё отменили?
— Не кипишуй. Не может не прийти. На вот пока бандероль, получи и распишись.
Он протягивает мне небольшой свёрток, тщательно завёрнутый в толстый полиэтилен. Это пистолет. Собственно, план довольно простой, почерпнутый из известного в моё время кинофильма с Марлоном Брандо.
По дороге мы почти не разговариваем. Я было начинаю повторять вчерашнюю историю, но Цвет меня прерывает и едва заметно кивает на водителя. Я замолкаю.
Мы доезжаем до улицы Красной, и я выхожу, не прощаясь. Прохожу метров двести и сворачиваю к рынку, но иду в ресторан «Волна». В обед здесь делают чебуреки и шашлык. Можно покупать через окошко и есть на улице, а можно зайти внутрь и пообедать там. Не в ресторанном зале, а вот в этом чём-то вроде кафетерия.
Я так и поступаю. Заказываю себе шашлык и получаю тарелку с размазанной по ней ложкой горчицы и, собственно, шашлыком на тонком шампуре и наколотом на него кусочком белого хлеба.
Я беру свой заказ и отхожу к высокому коктейльному столику, за которым нет посетителей. Шашлык жестковатый, но, можно сказать, вкусный, хоть и отдаёт уксусом. Я быстро с ним расправляюсь, рассматривая обедающих со мной граждан. В основном это люди с рынка. Главное, никто не обращает друг на друга внимания.
Я выхожу из зала, но иду не на выход, а в сторону туалетов, только не тех, что находятся под лестницей за гардеробом, а других, расположенных в вестибюле рядом с залом, где я встречался с Парашютистом. Надеюсь, сейчас подобной встречи удастся избежать.
Прохожу прямо в туалет и закрываюсь. Бачки в наше время в общественных помещениях устанавливают высоко, и это, конечно, жутко неудобно. Мне приходится встать на край унитаза, чтобы дотянуться до бачка и опустить запечатанный в пластик свёрток. У Цвета будет не так много времени, чтобы его извлечь и распаковать. Опускаю шнурок, идущий от пакета, за обратную сторону бачка, и выхожу. Дело сделано. Не всё, конечно, но весьма важная его часть.
Выхожу и наталкиваюсь на… Фрица.
— Я не понял, — тянет он, — чё ты здесь делаешь?
— Не понял? — усмехаюсь я. — Ничего удивительного. Это, как я вижу, твоё обычное состояние.
— Ну, ты остряк, в натуре, Парашютиста нет, чё ты здесь трёшься?
— На тебя пришёл посмотреть. Приятно видеть, как тебя босс и в хвост, и в гриву стегает.
— Посмотрим, как он тебя отстегает. Если мои пацаны тебя раньше времени не уделают.
— А ты что здесь типа вертухай с пацанами со своими? Охраняешь помаленьку?
— А тебя еб*т что ли? — говорит он со злобой. — Мечтаю, чтобы ты сюда зашёл, когда сходняк будет, я тебя сломаю, ты понял? На кол насажу.
— Да ты чё, — качаю я головой. — Серьёзный ты чел. Ну, лады, не буду мешать нести службу. Бывай, вохра.
Фриц багровеет, но ничего мне не отвечает и я, непойманный, выхожу из «Волны».
Мне надо ещё поговорить с Куренковым и зайти к Новицкой, а потом мчаться на фабрику. У нас же там целое расследование, как-никак. Надо было предупредить директора, а то, как бы они там ничего не выкинули со страху…
Я выхожу из ресторана и двигаю во «Льдинку». Здесь недалеко, минут десять максимум. Надеюсь, Фриц действительно, не слишком умён, чтобы сопоставить моё сегодняшнее посещение туалетной комнаты с событиями, которые должны произойти после сходки.
Цвет полагает и, думаю не без основания, что его постараются не просто развенчать, но и устранить физически. Мне кажется, это всё идёт с подачи Киргиза. Сам по себе Парашютист вряд ли бы на него попёр. Впрочем, точно не знаю. Он пытается выяснить, но готовится и к решительным действиям.
Размышляя о предстоящих делах, я подхожу ко «Льдинке». Думаю, вазочка мороженого с сиропом будет сейчас очень даже кстати. Небольшой выброс дофаминчика мне не повредит. Я иду со стороны главпочтамта и замечаю, как у тротуара паркуется чёрная «Волга». Из неё выходит Куренков и энергичной походкой идёт к кафешке.
Меня он не видит. Не видит он и того, как за его машиной паркуется другая такая же. Точь-в-точь, как у него. Из этой машины выходят два человека, одетые в серые костюмы, такие же, как и у него. Да и вообще, они все похожи, как агенты Смиты.
Что за чудеса. Я сбавляю ход и останавливаюсь, не доходя до кафе. Роман поворачивает голову в мою сторону и, заметив меня, тоже останавливается. И в этот момент его настигают его «двойники».
Мне не слышно, что они ему говорят, но я вижу, как они показывают ему удостоверения. И ещё вижу, как глаза его становятся удивлёнными и тревожными. На меня он больше не смотрит.
Один из двух молодцев делает гостеприимный жест, указывая ладонью на машину, и Куренков, дёрнув головой, соглашается с неизбежностью и покорно идёт вместе с ними к автомобилю.
17. День паники
Они подходят к машине и забираются внутрь. На переднее сиденье садится один из Смитов. За ним, на заднее место определяется Куренков, а второй Смит, захлопывает его дверцу, идёт к машине Романа и садится рядом за руль.
Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила.
И не раз, да и не два она мне говорила:
Сбреют волос твой густой аж до самой шеи
Поведёт тебя конвой по матушке Рассеи…
Кстати, давненько не брал я гитару в руки… Мда… И что же это за структура такая могущественная, что аж круче КГБ? Это кто, Мен ин Блек? Или воины матрицы? Кто бы ни были, но с мороженым облом-с вышел, товарищ Роман.
Я бросаю тоскливый взгляд на двери кафе и, развернувшись на сто восемьдесят, двигаю в обратную сторону.
Советую на задний ход врубить телеграф,
Чтоб не было эксцессов между нами…
Какой песенный денёк сегодня. Настоящий «с песней по жизни». Но песни песнями, а делать-то, собственно, что? Если Рому накрыли по всем фронтам, то ниточки потянутся и ко мне, и к прочим участникам игровых забав. Он слишком много знает, чтоб ему дали спокойно промолчать. Хорошо, что с Платонычем он близко не успел сплестись своими преступными щупальцами…
Значит вскоре они всё разнюхают… Не всё, но многое… Есть, конечно, шанс, что это ложная тревога и это событие не связано с теневой деятельностью Романа Александровича. А с чем тогда? Ну, с чем-нибудь другим. Может, он человека сбил на машине или подрался по пьяной лавочке. Бред, конечно, но вдруг? Ведь моё попадание сюда тоже было не особенно вероятным…
На подобный случай неплохо было бы иметь план отступления — документы, счета, легенду, полностью другую личность. Сел в автобус, уехал в соседнюю область и вот ты уже не Егор Брагин семнадцати лет отроду, а молодой специалист Егор Добров с дипломом и толстой сберкнижкой.
В общем, слишком беспечно были прожиты последние несколько месяцев. Слишком беспечно. Хотя, с другой стороны, времени-то и не было, да и денег свободных тоже.
Я захожу в телефонную будку и звоню Платонычу. Но его, как на зло, не оказывается на месте. Блин, обидно…
Если всё обойдётся, и мы выгребем из этой заварухи, надо будет обязательно заняться прикрытием тылов. Куплю домик в Геленджике или каком-нибудь Армавире, чтобы фрукты, тепло и пропади оно всё пропадом, всё, что мешает жить и наслаждаться процессом.
Я прихожу в горком и привычно включаю режим ждуна в приёмной Новицкой. В свете последних событий расследование Баранова будет весьма кстати и представит меня в выгодном свете. Правда, если дойдёт до выдвижения обвинений, никакой выгодный свет не поможет…