шение, или что там, а теперь и три трупа…
А я единственный свидетель. Мои слова, конечно, для местного правосудия не так уж и весомы, но проще, чтобы моё имя вообще не всплывало. То есть, для людей, уложивших трёх ментов при исполнении, явно не возникнет вопросов, как поступить с приезжим малолеткой, способным доставить неприятности.
Немного неясно, почему на дороге из аэропорта так мало машин. Вероятно, мы поехали не по основной. Она оказалась довольно узкой и неосвещённой, просто идеальной для подобной операции. Ладно, сейчас главное — уйти подальше отсюда, а там уже будем разбираться.
Но уйти далеко я не успеваю. От дороги раздаются звуки подъезжающей машины, стук дверей и голоса. Что именно они говорят я не слышу, но догадаться, в общем-то несложно.
Внезапно я оказываюсь в световом луче. Ненадолго, лишь на миг. Он прочерчивает ночь, как небо над осаждённым городом. Я падаю на землю и лежу, не шевелясь и гадая, заметили меня или нет.
Заметили. Голоса становятся громче и начинают приближаться. Я не знаю, сколько там людей, но они явно вооружены. И, хотя они, скорее всего, не заинтересованы в том, чтобы оставлять мой труп поблизости, ничто не мешает им грохнуть меня здесь и перевезти бездыханное тело туда, где никто уже не найдёт.
Их оказывается двое. По крайней мере, именно два пляшущих луча двигаются в мою сторону. Это фонари. Я пытаюсь спрятаться в какой-нибудь яме или найти каменную гряду, чтобы укрыться хотя бы на время и попытаться оценить обстановку. Но нет, ничего подходящего. Здесь равнина, горячая земля.
Если бы не подвёрнутая нога, я бы, разумеется, задал стрекача и вряд ли в этой темноте они смогли бы меня поймать. Но ситуация осложнилась. Я, конечно, бреду, стараясь уйти в сторону от преследователей, но они значительно быстрее меня.
— Вон он! Стой, засранец!
— Стой, тебе говорят!
Громкие шаги быстро приближаются. Бежать бессмысленно. Гораздо разумнее остановиться и попытаться обезвредить противника. Но они останавливаются на расстоянии. Действительно, их двое и они с оружием.
Я не могу их разглядеть и стою в свете фонарей. Свои «Макаровы» они предусмотрительно показывают сразу.
— К дороге! — приказывает один.
— Пацан какой-то, — хмыкает другой. — Ты кто такой вообще? Родственник что ли?
— Какой родственник, ты не видишь, он русский.
— По жене, возможно… Давай, быстрее шагай.
Они оба идут сзади, показывая направление лучами фонарей. Вот же незадача. Когда мы выбираемся на дорогу, я замечаю Алишера, стоящего под дулом пистолета и того самого стрелка, что уложил здесь кучу народу. Он стоит так, чтобы дотянуться до него было невозможно. Хитрый гад.
— Быстро, быстро! — подталкивают меня мои конвоиры, запихивая в Уазик, перекрывающий дорогу и светящий фарой-искателем в сторону, откуда мы только что пришли.
Вдалеке раздаётся звук милицейской сирены.
— Быстро! — снова раздаётся окрик.
Я оказываюсь зажатым между двумя крепкими узбеками. Водитель газует и, развернувшись, подъезжает к стрелку. Тот пятится назад и быстро открыв дверцу, оказывается на переднем сиденьи.
Мы рвём с места, насколько это можно ждать от Уазика и уносимся в темноту.
— Ты кто такой? — спрашивает стрелок, повернувшись ко мне с переднего сиденья.
— Егор, — неохотно отвечаю я. — А ты?
— Дерзкий щенок, — качает головой мой «сосед» справа.
— Миша, — отвечает стрелок. — Но я имею в виду, кто ты Алишеру и что делал у него в машине?
— Он меня в аэропорту встретил и в гостиницу вёз. Мой отец служил с его другом. Вот такая связь.
— Отец мент? — спрашивает Миша.
— Нет, боевой офицер. В Анголе воевал.
— Ну, а ты чего припёрся? За анашой?
— На конференцию по лёгкой промышленности. У меня завтра выступление должно быть. Я комсорг швейной фабрики.
— Ну-ка, комсорг, — кивает он, — сумку свою давай.
Сосед справа тянется к перекинутому через моё плечо ремню и стягивает его через голову. Потом берёт сумку, стоящую у меня на коленях, и протягивает Мише.
— Рашид, он и сам бы смог, — посмеивается тот. — Немаленький уже. Фонарь дай.
Рашид протягивает здоровый, как дубина, «круглый» фонарь с большим отражателем, рассчитанный, кажется, на четыре батарейки. Стрелок берёт его и направляет вглубь моей сумки.
— Ты что, комсорг, — удивлённо восклицает он, — веришь в эту ахинею? Я думал все комсорги давно уже поняли, что коммунизм — это обман народа ради материальных благ правительства и партии.
Он достаёт из сумки увесистый том «Капитала» и, повертев в руках, наклоняется и кладёт на пол.
— Ты откуда такой взялся, фанатик? Паспорт, кстати, давай. И бабки. Они пока что тебе без надобности.
Я протягиваю кошелёк и паспорт, доставая их из заднего кармана.
— О, — оживает стрелок, — я бывал в вашем городе. Ну надо же, как тебя судьба-то наказала, хороший парень жить бы ещё и жить. Зачем только по конференциям мотаешься?
Он заканчивает осмотр сумки, но мне её не отдаёт. Засовывает мой скарб обратно и принимается за изучение паспорта.
— И что теперь с тобой делать, Егор Андреевич Брагин?
Понять и простить, что же ещё! Как вариант, отвезти в отель и извиниться. Но этого, конечно, не произойдёт, потому что я сразу заявлю о случившемся в милицию. Правда в милиции у них, кумовство и беззаконие, как нам когда-нибудь расскажут Гдлян и Иванов, а также братья Вайнеры, и помощи ждать совершенно неоткуда. Так что нужно как-то выпутываться самому. Учкудук, три колодца.
— А вы кто? — спрашиваю я и осторожно оглядываю своих соседей слева и справа.
— А мы никто, нас не существует, — ухмыляясь, отвечает Миша. — Призраки.
— И куда вы меня везёте, граждане призраки?
— Не решили ещё. Ты бы хотел в гостиницу, наверное? У тебя бронь или ты у Алишера должен был жить?
— В «Узбекистане» бронь, — отвечаю я. — Можете проверить, кстати.
— Да, хорошая гостиница, современная, — соглашается стрелок Миша. — Проверять не буду, и так верю. Вижу, парень ты хороший, хоть и краснопёрый в доску. Комсорг.
— А вы зачем в наш город приезжали? — спрашиваю я.
— Делишки были.
— По службе?
Все четверо начинают ржать.
— Ага, по службе, — сквозь смех соглашается стрелок.
То, что он называет меня хорошим парнем, не вводит меня в заблуждение ни на секунду. Думаю, он полностью лишён эмпатии, способность сострадать явно не самое главное его качество. Для него убить человека вообще не проблема.
Он только что грохнул троих милиционеров, чтобы подставить Алишера. Ну, то есть про Алишера не уверен, конечно, но я так думаю. Интересные у них тут игры. То есть выгнать из партии, уволить из органов и впаять какой-нибудь условный срок за злоупотребление им показалось недостаточно, так что пришлось устранять целых трёх человек. И тут уж все баллистические и прочие экспертизы не будут иметь никакого значения. Алишер Асетович уже замазан, уже зашёл за черту вседозволенности, выбил окольными путями какую-то там дефицитную путёвку, так что теперь все трупы без сомнения будут висеть на нём. А может, и ещё висяков подкинут, а потом получат ордена за поимку оборотня в погонах. Так пока не говорят, но суть от этого не меняется.
Вот и получается, что для Алишера единственная надежда на спасение и шанс избежать не только вышки, но и судимости — это я. Так что, каким бы хорошим парнем я ни был, от меня избавятся. Вернее, попытаются.
— Михаил, — говорю я. — Вижу, ты человек опытный и знающий. И хладнокровный к тому же.
— Чего? — удивлённо поворачивается он ко мне.
— Знаю, что у тебя на уме, но вот какое дело…
— Серьёзно? Знаешь, что у меня на уме? — перебивает он. — Ты, может, гипнотизёр или, как его, телепат?
— Нет. Но у меня есть личное дело к Ферику Ферганскому. Мне надо с ним встретиться.
— Чего? — снова говорит он и все мои спутники, за исключением водителя, поворачивают головы. — А с Рашидовым ты не желаешь встретиться? Да чего там с Рашидовым, может сразу с Брежневым?
— У меня к нему поручение, — поясняю я. — Я бы и без вас его нашёл, но теперь вы меня взяли в плен, как я понимаю.
— Чё ты гонишь! — делается злым Миша. — Это ты через Алишера его хотел найти?
— Нет, — спокойно говорю я. — Не через него, а через Шухрата. Не все мы оказываемся теми, кем кажемся на первый взгляд. Я вот тебя сначала за мента принял.
— А может, я и есть мент? — бросает он.
— А я и есть комсорг швейной фабрики. Но не только, да?
Воцаряется тишина. В свете фар навстречу нам несётся чёрное дорожное полотно и редкие сухие кусты.
— Давай, к Нематулле, — резко говорит стрелок и кладёт руку на плечо водителю.
— Подожди, братан, — откликается мой сосед справа. — Мы же решили уже!
— Решили? — сердито отзывается Миша. — А теперь перерешили. Давай, к Нематулле, я сказал. Пусть сам разбирается, что это за пацан, который всех знает. Или ты хочешь перед Шухратом или Фархадом ответ держать?
— Да кто о нём узнает-то? Нет человека, нет проблемы! — не сдаётся мой сосед.
— Ты дурак что ли? — злится стрелок.
— А если он гонит? Вдруг наврал всё со страху?
— Ну, пусть Нематулла и решает тогда. Тебе-то что? Это уже не наше дело будет.
Дать бы тебе по тыкве, дорогой сосед справа. Это я могу, кстати.
Через несколько минут машина сворачивает на грунтовую дорогу. Все окна открыты, ветер шумит и треплет волосы, но прохлады нет. Это, как сидеть в сауне с вентилятором. Преувеличиваю, конечно, но в принципе, не очень далеко от истины.
Уазик трясётся на колдобинах, выбивая из нас дух. Все молчат. Я шевелю ногой. Вроде ничего страшного. Наступаю на неё. Побаливает, но нормально… Да, думаю, ходить смогу.
— Михаил, — говорю я, — можно остановиться? Мне отлить надо.
Он долго не отвечает, но потом говорит водителю:
— Останови.
Машина останавливается. Так, теперь нужно быть предельно внимательным. Первым выходит Миша и, вынув пистолет, открывает правую заднюю дверь. Из неё выходит мой сосед справа, а тот, что слева остаётся сидеть на месте. Это неплохо, с двоими справиться проще.