Подождав, пока она скроется за дверью и досчитав до трёхсот, я иду к ней.
— Не сомневалась, — говорит она со смехом, — что ты придёшь. Молодой, дерзкий, не признающий авторитетов. Это так мне тебя охарактеризовали.
В тёплом свете керосинового фонаря она выглядит волшебно, словно ожившая иллюстрация из «Тысячи и одной ночи». Шахерезада. Тёмная царица ночи. Её блестящая от воды кожа мерцает в неярких отблесках фонаря. Чёрные волосы рассыпаются по плечам.
Невероятное зрелище. Вот же чудеса, я, будучи взрослым дядькой, не видел столько голых красавиц, сколько успел разглядеть, превратившись в неопытного юнца.
А она действительно красавица. Высокая, стройная, с трепещущими юными персями и манящими чреслами.
— Даже не думай приближаться, — смеётся она. — У меня чёрный пояс по каратэ.
Подумаешь, каратэ, кого это испугает? Я улыбаюсь, бесстыдно разглядывая её наготу. Приближаться я и не думаю, слишком уж всё странно.
— Ты невероятно красива, Айгюль, — заявляю я. — Твоя красота меня просто ошеломляет.
Она заливается смехом.
— Кажется, всех мужчин учат говорить по одной методичке. Это забавно.
Врёт! Не верю, что мои предшественники говорили абсолютно то же самое. Но то, что красива, наверняка говорили.
— Хочешь знать, куда и зачем мы едем? — спрашивает она, стоя передо мной, и мне нравится, что она не испытывает ни малейшего стыда или даже смущения. Хорошая девочка…
— Хочу, — соглашаюсь я. — Очень даже.
Она кивает:
— На задание.
— Серьёзно? Кто бы мог подумать!
— Ага. Я не могу пойти, поэтому с Махмудом пойдёшь ты. Я хочу проверить тебя в деле. Если ты сделаешь всё чётко и выполнишь задачу, дальше будет всё хорошо. Будем партнёрами и друзьями.
— Какими? — уточняю я.
— Хорошими друзьями.
— А партнёрами?
— Не теми, что ты думаешь, — насмешливо говорит Айгюль. — Взаимовыгодное сотрудничество, поддержка, бизнес и всё такое. Со мной дружить хорошо, веришь?
— Я себе не верю, — улыбаюсь я, — а тебе верю.
— Вот и правильно, вот и молодец. Нагляделся? Теперь подай полотенце.
Я озираюсь и, найдя большой белый плат, зацепленный за крючок, подаю Айгюль. Она оборачивает его вокруг себя.
— Хорошо, — говорит она. — Просто чудесно помыться после такого дня. Можешь раздеваться. Я тоже хочу на тебя посмотреть.
Ну что же, партнёрство — значит партнёрство. Я разуваюсь и стягиваю пропотевшее за день хб. Ступаю на мокрый цементный пол, подхожу к молочному алюминиевому бидону, такому же, как у тёти Любы в молочном отделе.
Заставляю себя думать о сметане и прочих «технических» вещах лишь бы только не о теле Айгуль. Почему-то мне кажется, что я должен во что бы то ни стало избежать демонстрации признаков заинтересованности.
Впрочем, молодой организм решает иначе и выдаёт мою пылкость и энтузиазм самым очевидным образом.
— Так, — хохочет Айгюль, — ладно, я пошла, а ты уж тут как-нибудь сам справляйся с возникшей ситуацией. И постарайся выспаться, а не думать всю ночь о чепухе.
Спасибо за мудрый совет. Она выскальзывает из бани, а я плещусь, поливая себя тёплой, нагревшейся за день водой и, заодно, гашу неожиданно вспыхнувший пожар.
Для меня полотенце никто не приготовил, поэтому, помывшись, я просто натягиваю форму на мокрое тело и возвращаюсь к своим собратьям, уже крепко спящим.
Утром мы встаём ни свет ни заря и загружаемся в машину. Чувствую себя разбитым, но не настолько, чтобы жаловаться, как принцесса на горошине. На дорожку нам дают вкусных лепёшек, и мы выезжаем, держа направление на Юго-Запад. Целый день я трясусь на твёрдой лавке под палящим солнцем. Мы делаем редкие остановки, а в остальное время просто несёмся навстречу Термезу. Значит, всё-таки в Афган.
«Предчувствия его не обманули.»
На одном из привалов Айгюль отводит в сторонку меня и Абдуллу.
— Скоро приедем, — говорит она мне. — Поэтому пора поговорить о деле.
Она подробно инструктирует меня, а Махмуд вставляет редкие уточняющие замечания.
К вечеру мы подъезжаем к границе. На дороге встречается много нашей техники, в ту и другую сторону движется техника, то и дело приходится останавливаться и показывать документы. Собственно, документы показывает только Айгуль. Она каждый раз выходит из машины и, открыв кожаную папку демонстрирует какие-то бумаги. Вопросов не возникает, и мы продолжаем движение.
Вот значит и первая загранкомандировка. И первый опыт работы в ЧВК. Не так я представлял себе поездку в Узбекистан, совсем не так…
Мы подъезжаем к небольшому блокпосту. Айгюль выходит. Я слышу, как она говорит:
— Скажи, что Айгюль здесь.
Некоторое время ничего не происходит, а потом раздаётся громогласный мужской голос:
— Айгюль! Приехала! Ну, наконец-то!
— Здравствуйте, Анатолий Иванович, — радостно отвечает она. — Заждались?
— Не то слово! — громыхает Анатолий Иванович. — Привезла?
— Ну разумеется, я же обещала.
Абдулла выскакивает из машины и коротко командует:
— Юсуп, Рашид, ко мне! Достаньте два ящика из багажника и отнесите, куда скажет капитан!
Бойцы исполняют. Мы тоже выползаем из машины.
— Рашид, — окликает одного из них Абдулла. — Остаёшься с Айгюль, ты понял?
Рашид молча кивает.
— Хорошо, ну а вы идите за сержантом! — распоряжается Махмуд и кивает на паренька с автоматом.
— Далеко отсюда до Афгана? — спрашиваю я.
— Это уже Афган, — отвечает Махмуд.
Ну, вот. Здравствуйте…
Молоденький сержантик ведёт нас к палатке. Внутри стоят раскладушки. Вот счастье-то! Никогда не думал, что буду так радоваться этим неудобным кроватям.
Мы быстро ужинаем лепёшками и тушёнкой и ложимся спать, но выспаться я не успеваю, подъём наступает слишком рано. Мы едем ещё примерно час по горной виляющей дороге и заезжаем в небольшой городок. Похоже, здесь операция и пройдёт. «Буханка» останавливается на небольшой, но оживлённой площади. Я смотрю в окно. Снаружи доносятся звуки стройки.
Небольшие дома жмутся друг к дружке, народу довольно много. Все женщины в платках, лица красивые и тревожные. На площади работает небольшой рынок, а на первых этажах домов размещаются лавки. Над прилавками висят красивые хлеба, а рядом пластиковые лейки и бледно синие женские одежды. На тележках разложены огурцы, зелень и ещё что-то продолговатое и жёлтое. Много всего.
Тут же стоят понурые ослики. Чуть в сторонке на пыльных коврах, поджав ноги, сидят женщины с детьми. Громко спорят два мужика. Кто-то покупает, кто-то продаёт, ест, пьёт, присматривается. Некоторые люди ходят без обуви. Солнце придаёт картине яркости и даже радости жизни.
— Какой дом? — спрашиваю, разглядывая в окно стройбатовцев и местных душманов в «платьях» и шапках, похожих на пироги.
Махмуд кивает в окно:
— Вот этот.
Мы выходим из машины. Все, кроме водителя.
— Сиди на месте и не выключай двигатель, — говорю я. — И развернись, чтобы мы могли сразу рвануть. Только встань здесь же, мы должны тебя видеть из дома.
Рядом кипит стройка. Наши возводят какой-то объект для братского народа Афганистана. В общем, жизнь бурлит и на нас никто не обращает никакого внимания.
— Бабки оставляем в машине, — говорю я, перенимая инициативу.
Ну, а как? Раз хотите меня испытать, значит делайте, что говорю. Задание для меня необычное требует внимания и сосредоточенности. Абдулла согласно кивает.
— Мы с Махмудом, — продолжаю я, — идём туда. Вы двое стоите здесь и не отвлекаетесь ни на баб, ни на жратву. Если через пятнадцать минут мы не выходим, значит пи**ец. Врываетесь и начинаете стрелять без предупреждения. Идём.
Абдулла снова кивает и протягивает мне пистолет. Я засовываю его за ремень на пояснице и прикрываю курткой.
— Погнали! — коротко бросаю Махмуду и, не дожидаясь его реакции, двигаю к указанному дому.
24. Десять кило
Сначала я осматриваю здание. Обойти его со всех сторон невозможно, поскольку оно зажато между соседними строениями. Наверх ведёт открытая лестница, на первом этаже располагается пекарня.
Я озираюсь. На Майами это мало похоже, но меня не покидает прочное ощущение, что я оказался внутри фильма «Человек со шрамом». Кругом суетно и многолюдно и на нас с Абдуллой никто не обращает внимания.
Я прохожу вперёд и сделав несколько шагов, киваю ему. Он тоже озирается, оглядывается и идёт за мной. У меня вдруг появляется чуть пляшущая походка, как у Тони Монтаны.
— Ну, ты особо-то не расширяйся, — цедит Абдулла. — Дело обычное, не перегибай палку.
— А ты знаком с продавцом? — чуть слышно спрашиваю я.
Он кивает.
— Он сам здесь будет? — уточняю я.
Абдулла отрицательно качает головой. Понятно, молчание золото. Я останавливаюсь перед дверью и, оглянувшись, вопросительно смотрю на Абдуллу. Он кивает, даёт добро, но я стучу не сразу. Бросаю с лестницы взгляд на площадь, на нашу машину.
Парни разговаривают с торговкой, вместо того чтобы следить за лестницей. Со стройки доносятся ритмичные удары по железу и звуки пилорамы. Чуть качнув головой, я с силой стучу в дверь. Она открывается практически сразу, и на пороге появляется афганец, настоящий моджахед.
— Ас-саляму аллейкум! — расплывается он в улыбке.
— Ва-аляйкуму с-салям, — киваю я.
Мужик просто сияет и лоснится, как блин. Весь такой радушный и доброжелательный. Глаза его, однако остаются холодно-настороженными. Он отступает, делает шаг назад и приглашающе взмахивает рукой, одновременно окидывая взглядом Абдуллу.
А я разглядываю его самого. Вернее, не то, чтобы разглядываю, на самом деле, я стараюсь, чтобы он не заметил, как я его осматриваю.
— Давай, Махмуд, заходи, — говорит он мне с дружелюбным смехом.
Это он так думает, что я Махмуд и ещё, будто бы смех у него дружелюбный, но на самом деле получается довольно зловеще. Как у злого клоуна. Я прохожу внутрь, а он тянется, к двери, чтобы закрыть её.