Метрдотель некоторое время переваривает, что человек, назвавшийся Гасаном, ждёт именно меня, а потом, кивнув, приглашает идти за ним. Он подводит меня к суровому узбеку, отдалённо напоминающего Гармаша в местном колорите, и немедленно растворяется.
Гасан-Гармаш оценивающе смотрит на меня и кивает:
— Джурабаев.
— Брагин, — отвечаю я. — Егор Брагин.
— Садись, — говорит он безо всяких эмоций. — Чего хочешь от меня, Брагин, Егор Брагин?
— Да, собственно, хочу познакомиться, Гасан Саидмагометович. Земля круглая, вдруг сможем быть друг другу полезными.
Он хмыкает, типа, какая уж от тебя польза, сопляк желторотый.
— Ты же вроде хотел на Ферика выходы?
— Нет, уже не актуально.
— Чего так? Передумал?
— Нет, не передумал. Я с ним уже переговорил. Вот только что, сразу после товарища Рашидова.
Гасан резко хмурится и, чуть вжав голову в плечи осматривается по сторонам.
— Ты слишком-то не трезвонь, — бросает он.
— Думаю, смогу со временем кое-какую инфу сообщать, когда начнут вас трясти. В смысле, республику. Сейчас Ильич всё дела притормозил, но годика через три опять всё закрутится. Ваш-то босс неугомонный, сами знаете.
— Инфу? — ошарашенно переспрашивает он.
— Да, информацию то есть. Могу прямо сейчас рассказать, что происходило при аресте майора Алишера Абдибекова.
Он ещё сильнее хмурится.
— Ну, давай, рассказывай.
И я рассказываю. В подробностях. А потом передаю ему записанные показания на бумаге. Об афганской вылазке там, само собой, ничего не сказано.
— Вот такие дела, — подвожу я итог. — В общем, если понадоблюсь, обращайтесь. Правда, если показания нужно будет дать официально, попрошу охрану при отъезде. Ну, сами понимаете, чтобы чего не вышло.
Он задумчиво кивает. Мы ещё разговариваем минут пять, а потом нам приносят плов и водку. Для меня, разумеется, только плов. Я, конечно, в нём не спец, но на мой неискушённый взгляд, приготовлен он ничуть не хуже, чем в деревнях, где мне довелось попробовать настоящую домашнюю кухню.
Мы выходим в фойе и прощаемся. Гасан заметно размягчился и ведёт себя значительно более дружественно, чем в начале нашего знакомства. Думаю, в мою особую осведомлённость в узбекских делах он поверил не слишком, но за данные по Алишеру благодарен.
— Ладно, товарищ Егор Брагин, бывай здоров, — ухмыляется он и трясёт мою руку. — А за информацию я тебя благодарю. Охрана, пожалуй, тебе не нужна, так что езжай домой спокойно. Всё, что ты рассказал, поможет нам поймать преступников. Ну, или…
— Здравствуйте, — раздаётся позади меня звонкий девичий голосок.
Я резко оборачиваюсь и вижу перед собой Айгюль. На ней тонкое, на узких лямочках платье из шёлка. В нём она выглядит невероятно привлекательной. Как модница из западного журнала мод. Красивая и… дерзкая, как сказал Ферик.
Шёлк облегает фигуру, выставляя напоказ все изгибы, выпуклости, будто прорываясь под натиском острых вершинок девичьей груди. Открытая шея и плечи, чёрная копна волос, гладкая кожа и пьянящий запах заставляют голову кружиться.
Я не представляю Айгюль Гасану, а, взяв под руку увлекаю к лифту. Сердце стучит, предвкушая сладкие объятия и поцелуи. Ах, юность, до чего же ты прекрасна. И даже немного дикий и ошарашенный взгляд кагэбэшника Гасана не вызывает во мне ничего, кроме торжества победителя.
В лифт, как на зло, забиваются два пузатых узбека, и мы едем до своего этажа в молчании. Выскочив из лифта, мы заныриваем в номер, и я, нетерпеливо захлопнув ногой дверь, тянусь к Айгюль.
— Погоди, — улыбается она, и в её глазах начинают прыгать хитрые огоньки. — Иди сюда.
Она проходит из коридора в комнату.
— Отвернись, — шепчет Айгюль и тянется к сумочке. — У меня для тебя сюрприз.
Я отворачиваюсь. Что же, сюрпризы я люблю, но… Я не успеваю закончить мысль, потому что на голову мне обрушивается что-то очень тяжёлое. В быстро наступающей темноте мелькают звёздочки. Она меня вырубила… Какого хрена…
26. Итоги визита
Когда наступает просветление и тьма отступает, звёздочки всё ещё мелькают перед глазами. Голова раскалывается от боли, а во рту чувствуется привкус металла. Я разлепляю пересохшие губы. Не думаю, что я так уж долго был в отключке.
— Голова — это моё слабое место, — пытаюсь улыбнуться я и замечаю, что времени, пока я путешествовал по дальним галактикам выключенного сознания, оказалось достаточно, чтобы довольно крепко меня связать.
Я лежу на широкой двуспальной кровати, а прекрасная нимфа, ещё несколько минут назад будившая во мне романтические и даже сладострастные чувства, стоит надо мной, скрестив на груди руки, и глаза её мечут молнии.
— Кажется, у нас тут биполярочка завелась, да? — беззлобно спрашиваю я. — Между прочим, у меня совсем недавно был сотряс. Я лежал в больнице, балансируя на краю жизни и смерти. Меня даже от экзаменов в школе освободили. А ты опять по голове. Разве ж так можно? Вдруг теперь буду гадить где попало? Чем хоть саданула-то?
— Рукояткой пистолета, — спокойно отвечает Айгюль.
— Пипец! — дёргаюсь я и морщусь от боли. — Серьёзно?! А зачем? Что на тебя нашло вообще? Вроде же всё хорошо было.
— Было, — соглашается она. — Но потом ты сдал нас КГБ.
— Чего?
— Думал, я этого опера не знаю, да? Как его, Гасан что ли?
— Гасан-то он Гасан, да только ты здесь причём? С тобой у меня одни дела, с ним другие.
— Разумеется, — кивает она. — Да вот только я видела, как ты ему свои показания отдал. Думала, ты умнее. На глазах у всех, в той же гостинице, где живёшь? Переоценила я тебя, похоже. Ну что же, не так жалко будет с тобой расставаться.
— Расставаться? — повторяю я за ней.
— Точно, — соглашается она. — Расставаться.
— Ты имеешь в виду типа навсегда что ли? — уточняю я.
Она лишь плечами пожимает.
— Слушай, ты прикалываешься? О наших с тобой делах я и слова не сказал. А показания — это про Алишера. У меня вообще-то дел много и разных. Думаешь, все они связаны с тобой и твоей семьёй?
— А это мы сейчас узнаем.
— Как это? — любопытствую я. — Пытать что ли будешь?
— Буду, если надо будет, — хмыкает она, и мне почему-то кажется, что она не лукавит.
Повисает пауза. Айгюль прохаживается по номеру, не слишком-то, кстати большому, а я молча слежу за ней глазами.
— Дай хоть водички попить, жестоковоыйная, — взмаливаюсь я.
— Я такого слова не знаю, но чувствую в нём что-то оскорбительное. Так что придётся тебе потерпеть.
— И как ты меня пытать будешь? — интересуюсь я. — Меня, между прочим, в КГБ уже пытали, так что опыт имеется.
— Лучше тебе не знать заранее, — недобро улыбается она.
— То, что ты мне воды не даёшь — уже пытка. Дай попить!
— Ладно, — соглашается она. — Так и быть, а то отрубишься раньше времени, а у меня к тебе куча вопросов.
— Так ты задавай, может я и без пыток отвечу.
Она подходит к столу и наливает из графина воду в гранёный стакан. Потом приближается ко мне, наклоняется, одну руку подсовывает мне под голову, а вторую, со стаканом, подносит к моему рту.
Прекрасный момент, чтобы действовать! Если бы сейчас мои руки не были связанными… Да только они и так не связаны. Нет, они конечно были, Айгюль неплохо потрудилась, замотав меня моим же ремнём, но я сумел его ослабить и вот теперь, в момент, когда она наклоняется надо мной, внезапно хватаю её за руку, сжимающую стакан.
Вода выплёскивается, а сама Айгюль в одно мгновенье оказывается подо мной, и теперь уже я планирую связать её так, чтобы сама она точно не развязалась. Впрочем, не так быстро, поскольку не так это просто. Она отчаянно выворачивается и справиться с ней не так уж легко, особенно когда у тебя связаны ноги. А ноги у меня всё ещё связаны.
Мы, мокрые от разлитой воды, падаем с кровати и катаемся кубарем. Очень надеюсь, что в номере подо мной сейчас никого нет и соседи снизу не вызовут милицию. Это было бы совсем некстати.
С грехом пополам мне удаётся подмять Айгюль, зафиксировать на полу, завести… то есть немного заломить руки за спину и накинуть петлю из ремня. Затянув её как следует, я развязываю простыню на своих ногах и повязываю её на ноги Айгюль. Всё, дело сделано.
Я поднимаюсь, беру её на руки и кладу на кровать. Волосы её растрёпаны, глаза горят гневом, губы плотно сжаты, бретелька платья спущена, а платье немного порвано в пылу борьбы, и поэтому её левая грудь оказывается практически обнажённой. Подол платья задран, обнажая белые кружева и великолепные стройные ноги. Босоножки во время потасовки разлетелись по разным углам комнаты, оставив хозяйку босой.
Я осматриваю свои трофеи.
— Как ты прекрасна, — говорю я с улыбкой. — Я даже и не представлял, как подобные игры меня заводят. Готов даже простить тебе шишку на затылке.
Я притрагиваюсь к голове рукой и ойкаю. Больно! Раскроила мне башку, зараза! Смотрю на руку, на ней видны следы крови. Раскроила башку.
— Знаешь, что я буду с тобой делать? — спрашиваю с улыбкой. — Не бойся, пытать не буду. Я тебя любить буду, хоть ты и дурочка совсем. Как мне тебе доказать, что Гасану о делах с твоей семьёй я ничего не говорил?
Она молчит, как партизанка.
— Мы должны больше доверять друг другу, — качаю я головой. — Нам столько всего интересного ещё предстоит сделать вместе, а у нас тут процветает паранойя и подозрительность. Это очень плохие союзники. Ты уж мне поверь.
Я поднимаю стакан с пола и, подойдя к графину, наливаю в него воду. Выпив до дна, перевожу дух. Так, ладно. Что дальше-то делать? Нужно расставить все точки, иначе точку, большую и жирную можно будет ставить на всей моей миссии, включая заделы на будущее.
— Послушай, Айгюль, какой злой дух в тебя вселился? И как нам выйти из этой передряги? Как отмотать назад?
— Невозможно! — уверенно произносит она. — Тебе и так не сдобровать, а теперь, после этого нападения вообще можешь считать, что тебе конец.