— Не, ну а чё? Нормальная тема! Я ж не просто так предлагаю их отп***ть, а за дело.
Возникает бурная дискуссия, но здравый смысл берёт верх и очередное избиение псов-рыцарей откладывается на неопределённое время.
После тренировки мы идём с Трыней по Красноармейской до Красной. Там он пойдёт к себе направо, а я к Ирке налево. Для меня это крюк, но я хочу пройтись с Андрюхой, поболтать — давно не виделись.
— Егор, а правда, что ты с Цветом в Новосибе казино открыл?
Вот же блин! Это как так? Все уже знают что ли?
— Правда, киваю я, а ты как узнал-то?
— Да блин, у нас все знают. А чего мне не сказал?
— Андрей, ну а чего говорить-то? Как бы рабочий процесс. Дело подпольное, зачем трепать?
— Не доверяешь, что ли? — щурится он.
— Я тебе прямо скажу и ты, пожалуйста, не обижайся. Во-первых, я тебе доверяю. Не сомневаюсь в тебе. Могу с тобой любые свои дела обсуждать и знаю, что ты меня не продашь. Но есть дела мои, а есть дела, в которых я участвую не один. И если я кому-то даю слово, я его держу, понимаешь? То есть, допустим есть у меня несколько корешей. Ты и Платоныч. Два всего. Есть деловые партнёры. Цвет, например, ещё там другие. Так вот, допустим, я с тобой что-то затеял, какое-то дело, и об этом лучше не болтать. Мы с тобой даже не просим друг друга помалкивать. Это само собой подразумевается. Это значит, что Платоныч, для которого я как сын, ни одного слова от меня не услышит о наших с тобой делах. Не потому, что я ему не доверяю. Доверяю, так же как и тебе. Просто тут дело в том, что я не могу распоряжаться тайной, которой не владею единолично. Понимаешь? Так и тут. Я тебе доверяю, но сказать о том, что не принадлежит исключительно мне, не могу. Без обид, ладно?
Он кивает и, кажется, действительно улавливает мысль.
— Да, понял. Всё чётко ты сказал. Только слухи всё равно уже ходят. И что типа сестру Киргиза того…
— Чего того? — я даже останавливаюсь.
— Ну что типа там разборка какая-то была, и что её грохнули…
И кто же это у нас языкастый такой? Вот уж правильно немцы говорят, что знают двое, знает и свинья…
— Ну, давай, рассказывай, что ещё болтают ваши юные джентльмены удачи.
— Про Киргиза, что типа его Корней завалить пообещал, а для Цвета Киргиз, как родной, они с его батей прям братаны. Поэтому типа Цвет с Корнеем закусились. Ещё говорят, что Сергача Цвет завалил, а Парашютист недоволен, что ничего с этого не поимел и теперь втихую капает на Цвета, что он беспредельщик. Ну и всё, больше ничего не говорят.
— Понятно, — киваю я. — Спасибо, добрый человек. Теперь мне будет чуть проще ориентироваться в мире криминала. А одноногий не проявлялся?
— Не, про него молчок, никто не знает.
— Ну и хрен с ним.
— Ага, — кивает Трыня, — за нас с вами и за хрен с ними!
Мы доходим до Красной и разбегаемся в разные стороны.
— Забегай, Андрюх. Завтра выходной.
— А ты что, дома будешь? — подозрительно смотрит он.
— Надеюсь, буду, — отвечаю я.
— Я уж думала, не придёшь, качает головой Новицкая, закрывая за мной дверь.
— Ир, только это… Я прям с командировки. Тьфу… С тренировки. А душа у нас там нет.
Она чуть усмехается:
— Хочешь моим душем воспользоваться?
— Ну да, — отвечаю я тоже усмехаясь. — Хорошая идея, ибо гигиена превыше всего.
— Присядь пока, мой потный возлюбленный, — приказывает она. — Поговорим. Чаю хочешь?
— Хочу, конечно. А ещё творог хочу. Есть у тебя? И сметану с грецкими орехами.
— Куда тебе, ты и так всегда готов, как Приап в пионерском возрасте. Отодрал уже небось эту жопастую? Да садись ты уже… Вот сюда, на диван. Прыгай.
Я сажусь и аккуратно откидываюсь на спинку, стараясь не показывать, что это весьма… чувствительно.
— Ты чего, как дед старый? — спрашивает Ирина.
— Да-а-а… — неопределённо тяну я.
— Чего, да, отодрал?
— О ком ты говоришь, о Куренковой что ли? — недоумеваю я.
— Смотри-ка, сразу догадался, — кивает Новицкая. — Так да или нет?
— Нет, конечно, с чего бы? Что мне драть некого?
— Нахал, — зло сверкает она глазами. — Знаю я тебя. Насквозь вижу. Кобель ты, Брагин, каких мало.
— Ир, вот сейчас обидно было. С чего эти обвинения, беспочвенные и дурацкие? Нет у меня никаких отношений с ней. Клянусь страшной клятвой.
— Клянётся он, — щурится она. — А с какой это радости она тебя на Швейку направляет? И почему ты мне об этом не сказал ничего? Я вот не пойму, ты действительно думал, что я не узнаю о ваших шашнях? Просил он за неё. Ясно всё с тобой!
— Ир, ты дура? — я резко выпрямляюсь на диване.
— Что?!
Хрясь! С размаху лепит она мне пощёчину. И неслабо так лепит, я даже откидываюсь на спинку и не успеваю сдержать стон. Вырывается, гад, наружу.
— Нечего здесь неженку изображать! — зло бросает Новицкая. — Ласковое теля двух маток сосёт, да?
— Ира, я прикасался к Куренковой только во время рукопожатий.
— Меня интимные подробности о твоих касаниях не интересуют.
— Да, бл*дь! С чего вообще такая мысль тупая?! Нет у меня ничего с ней! Я думаю, она, может быть, с Крикуновым мутит. А может, и нет. Я вообще не при делах. Да у нас даже и намёка никогда не было, ни искриночки, чисто деловые отношения.
— Серьёзно? И что у вас за дела?
— Дела у меня с её батей, а не с ней. И начались они после того, как ты ей разрешила райком возглавить. Но только после того, как он перестал под тебя копать. Вспоминаешь или нет?
— Что мне вспоминать-то? Я такие вещи не забываю никогда. А что со Швейной фабрикой? Только не смей врать! Учти, я всё уже знаю, просто хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться.
— Блин, капец! Когда я тебе хоть раз соврал? Что за наезд такой? Дездемона, где платочек! И что ты там такое знаешь? Прям тайна мадридского двора. Да, она со мной говорила на эту тему. Сказала, парень ты ушлый, толковый, батя говорит, что ещё и надёжный, поэтому, не хочешь ли ты возглавить довольно крупную комсомольскую организацию Швейной фабрики? Это типа тебе в копилку пойдёт, в резюме. В армии, говорит, послужишь, что тоже хорошо. Попросишь Ирину Викторовну, она тебе поможет по комсомольской линии службу пройти.
Ирина смотрит на меня, будто рентгеновскими лучами просвечивает. Неприятное чувство, когда тебе не верят.
— Ну, а дальше?
— Всё. Пока никакого дальше не было. Я сказал, что надо подумать, посоветоваться. А она предупредила, чтобы слишком долго не размышлял, ей надо скорее отвечать.
— И что ты ответил?
— Блин, да я ничего не ответил. Я хотел с тобой посоветоваться, но меня неделю в городе не было, и вообще не до того было.
— А где ты был, кстати?
— В Новосибирске.
Она кивает:
— Так. И почему ты там сидел неделю?
— Я тебе говорил. Под меня менты копали, момент был довольно острый, поэтому нужно было уехать. Спасибо тебе, что прикрыла. Я очень тебе благодарен.
— Благодарен, — с презрением повторяет она. — Да ты в принципе не умеешь быть благодарным!
— Вот уж неправда!
Она пренебрежительно машет рукой, мол ладно уж, молчи лучше.
— Ну и как, разрешилась твоя ситуация с милицией?
— В общем да. На год я получил отсрочку и за это время должен буду кое-что сделать.
— Допустим, — кивает Новицкая. — Так что там со Швейной фабрикой?
— Не знаю, — пожимаю я плечами. — В принципе предложение вроде неплохое. Но здесь важно, что ты скажешь. Если, конечно, в таком состоянии ты сможешь что-нибудь мне сказать. Если честно, я в последнее время об этом даже и не вспоминал, других дел было много.
— Ладно… — буравит она меня недоверчивым взглядом. — Звони ей.
— Сейчас? — удивляюсь я.
— Ну, а что? Время ещё детское. Давай.
— Ну ладно, а что сказать?
— Не знаю. Скажи что-нибудь, чтобы я поверила тому, что ты тут наплёл.
— Блин, ну ты вообще. Фрау Мюллер. Я её номер не знаю. Куда звонить-то?
— А я тебе скажу. У меня записан. Иди, набирай.
Я встаю и подхожу к телефону.
— Диктуй. А ты как узнаешь, что она мне будет отвечать? Вдруг я тебе инсценировку прогоню?
— Не беспокойся, у меня в спальне параллельный телефон. Я всё буду слышать.
— Вот же ты иезуитка!
Она диктует, и я набираю.
— Алло, — практически сразу отвечает Куренкова.
— Валя, привет, — говорю я. — Это Егор Брагин. Я не поздно?
— О, Егор! Привет. Я уж заждалась твоего звонка. Не поздно. Ну, ты где пропал? Я жду-жду, мне нужно понимать, принимаешь ты моё предложение или нет.
— Я вот как раз поэтому и звоню. Валь, слушай, дай мне, пожалуйста, ещё денёк. Я тут уезжал в Ташкент на конференцию, а она плавно перетекла в пленум, короче, вообще некогда было подумать. Мне ещё посоветоваться надо.
— Ты с Новицкой не говорил ещё? Как она к этому отнеслась?
— Не говорил, в том-то и дело. Завтра постараюсь к ней на приём попасть и обсужу всё.
— Надо было, наверное, мне с ней самой поговорить. Но я просто думала, что тебе проще. По-семейному, так сказать, — она смеётся.
— Так, — говорю я строго.
— Ну, в смысле, бюро горкома, это же одна большая семья, — продолжает ржать она.
— Да, в этом смысле всё верно. Ну так что, ждёшь до завтра?
— Ну что уж с тобой делать, жду конечно. Но давай уже не позже завтрашнего вечера, хорошо?
— Да, железно.
— Ну ладно. Зашёл бы хоть как-нибудь, а то всё занят да занят.
— Так у меня экзамены скоро, сама понимаешь…
Мы ещё перекидываемся несколькими ничего не значащими фразами, и я вешаю трубку. Из спальни выходит Новицкая и внимательно на меня смотрит.
— Хм… — наконец, произносит она. — Заранее договориться о таком разговоре было бы сложно, конечно. Но что у тебя со спиной?
— А это-то тут причём? Моя спина — моё богатство. Чего?
— Поцарапался, да?
— В смысле?
Блин, у неё реально крыша поехала. Ну и дела…
Задери рубашку.
— Да ты чего, Ир?
— Задери рубашку, я сказала.