Но реакция наступает по всей стране. Приходит известие о поражении московского восстания. Вокруг Михаила сжимается кольцо слежки. Ему уже совсем нельзя появляться на улицах. И товарищи убеждают его покинуть Самару.
Глубокой ночью Михаил с Марией уходят из города. Вместе с ними по шпалам шагают вооруженные дружинники. Они поклялись комитету сберечь Михаила во что бы то ни стало. На глухом полустанке дружинники посадили Михаила и Марию в товарный вагон и охраняли его до тех пор, пока поезд не тронулся…
Большевик Баранский, встретивший Вилонова в поезде, идущем в Уфу, вспоминает: «Миша Заводской прямо-таки жалел, что миндальничал с какими-то общественными работами, вместо того чтобы бросить грузчиков на захват власти.
— Если бы не партийная дисциплина, поддал бы я «отцам города жара. И зря мы грузчиков удерживали, можно было бы с ними до прихода войск разнести именитое самарское купечество».
«Ругал себя Михаил за самарское поражение нещадно», — вспоминает дальше Баранский:
«Ведь у нас, большевиков, иллюзий конституционных не было, а как мы себя вели? На словах у нас вооруженное восстание, а на деле меньшевистская болтовня на митингах».
Глава девятая
В Уфе Михаил сразу же включился в работу. 1 Ознакомился с братьями Кадомцевыми — местными социал-демократами. Помогал учить дружинников. Не вылезал из подпольной мастерской, где готовили бомбы-помнил, как 10 декабря в самый решающий момент самоделки вдруг не взорвались. Так и жил больше недели в подполье. Оно и к лучшему. Перед Новым годом Урал объявили «на положении чрезвычайной охраны», и жандармы с полицией старались вовсю. Кроме всяких «воспрещении» (собраний, сходок, шествий и т. д.), в постановлении губернатора был и такой пункт; «Домохозяева или их управляющие, содержатели гостиниц и номеров для приезжих обязаны своевременно в течение суток доводить до сведения полиции о всех прибывающих и выбывающих лицах».
И все-таки изредка выходил в город. И нарвался вместе с Михаилом Кадомцевым 4 января на бдительного пристава. Но у Кадомцева документы в порядке, а у Вилонова нужных бумаг не было: из Самары в спешке пришлось уехать без паспорта. Кадомцев, конечно, бросился помогать, объяснять приставу, что хорошо знает своего спутника и что личность его может также удостоверить учительница Лидия Ивановна Бойкова.
Пристав подозрительно покосился, но согласился проверить. Так и пришли они вместе с полицией на квартиру секретаря Уфимского комитета Бойковой.
Но Лидия Ивановна, не поняв, в чем дело, по всем правилам конспирации ответила приставу, что она этих людей видит впервые. Вилонова отвели в тюрьму.
Пришлось Бойковой на следующий день делать прокурору заявление, что «в ее квартире полицией был задержан рабочий Калужских железнодорожных мастерских Никифор Ефремович Вилонов. Когда полиция спросила ее, Бойкову, знает ли она арестованного, то она неверно ответила, что не знает, и поступила так по растерянности, в действительности же она, Бойкова, знает его».
Михаил же между тем стал добиваться освобождения. В своем прошении он писал:
«Мотивировка моего ареста была и есть исключительно неимение мной паспорта… Вполне понимая условия современного политического момента, т. е. чрезвычайные положения, которые он дает жандармской власти, я все-таки не могу допустить, чтобы последняя держала под стражей только ради процесса держания.
Обыкновенно всякому аресту есть основание. Основание моего ареста — беспаспортность — исчезла после удостоверения личности свидетелями…»
Так как все старые дела Вилонова были прекращены по амнистии, то запросы уфимских жандармов в Калугу, Киев и Пермь не помогли. Продержав Михаила в тюрьме.
Недёли две, его вынуждены были выпустить. Немалую роль в этом сыграли и местные комитетчики.
В конце января Михаил с Марией, которая после его ареста жила у Лидии Ивановны, уехали в Екатеринбург.
Михаил и Мария шли от вокзала по знакомому Арсеньевскому проспекту. Год назад, пожалуй, больше года, Михаил приехал сюда впервые. Екатеринбург ему нравился, хотя он даже не мог объяснить чем. Работать здесь нелегально было трудно — почти все приезжие проваливались досадно быстро. И все-таки теперь поехал именно сюда.
Поднялись к харитоновскому особняку на Вознесенскую. В спокойствии морозных улиц чувствовалось что-то напряженное. Городовые смотрели нагло. По мостовой, оглядывая каждого встречного, проехала группа вооруженных казаков — город находился на военном положении.
Вышли к аптеке Ренара, что на углу Покровского проспекта и Водочного переулка. Здесь явка. Зашли, спросили Льва Семеновича:
— Поклон из Мстиславля от Раи.
— Вас давно ждут.
Из аптеки направили в библиотеку Решетникова к Марии Куней. Там их устроили на ночлег.
Михаил быстро освоился с обстановкой. Положение было не из веселых. Ряды социал-демократов поредели: новый год жандармы начали с облав и массовых арестов.
Два месяца пробыл на этот раз Вилонов в Екатеринбурге. За это время жандармские сводки полны сообщениями о многих, очень многих революционных актах в Екатеринбурге, которыми руководил или в которых принимал участие Вилонов. И ни разу за эти два месяца мы не встречаем его имени в жандармских документах. Он действует дерзко и расчетливо.
Он бредит вооруженным восстанием, вернее, Страстно жаждет его. И в то же время деловито, трезво готовит. Вилонов жадно набрасывается на партийную прессу. Что думают другие? Плеханов считает, что «не нужно было и браться за оружие». Он и теперь советует не увлекаться «мыслью о восстании». Аенин же снова и снова ставит вопрос о вооруженном восстании. И Михаил целиком с Лениным. Он один из самых ярых сторонников восстания на февральской конференции в Екатеринбурге. Он реорганизует в городе старую дружину, убирает из нее случайных людей, пополняет ее новыми боевиками. Улучшилась конспирация, окрепла дисциплина. Готовится экспроприация оружейного склада гарнизона. Привозится оружие со стороны. Создается свой оружейный склад на Отрясихинской улице. Знакомому жестянщику заказывается несколько десятков пружинных нагаек — они удобны в схватке с казаками.
Екатеринбург буквально наводнен шпиками. За каждым подозрительным — слежка. Увязывались, конечно, и за Михаилом. Он ходил в это время по улицам с палкой — побаливала нога. Шпики раздражали его: время было дорого, а чтобы отвязаться от «хвоста», приходилось иногда часами крутить по городу. Однажды он не выдержал и, заведя филера в глухой переулок, крепко отколотил его своей палкой. И все-таки, несмотря на увлеченность, Михаил действует расчетливо, как никогда.
Вместе с Федичем и боевиками он совершает дерзкий экс в типографии Вельца. План был продуман в деталях. Все получилось как в хорошем детективе.
Темная зимняя ночь. Перерезанный телефон в типографии Вельца. Шестеро в масках. Хозяин, помогающий трясущимися руками насыпать шрифт в мешки. Головка сахара, завернутая в черную бумагу и оставленная у двери: не выходить, иначе бомба взорвется.
Подпольная типография на Солдатской, 48 получила дополнительный шрифт и заработала так, что даже опытный Вельц мог позавидовать. Не только в Пермской, но и соседних губерниях пошли по рукам тысячи листовок, прокламаций, брошюр. И на каждой стояло: «отпечатано в типографии екатеринбургского комитета РСДРП». Жандармы завели сотни дел о прокламациях преступного содержания, но на след типографии напали только в апреле.
В каждом наборе, сделанном на Солдатской, обязательно было два слова: «ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ». Эти же слова были главными в повестке уральской конференции социал-демократов, которую собрали в феврале в Екатеринбурге.
На конференции Михаил снова встретился с Накоряковым, братьями Кадомцевыми. Конференция проходила под руководством Я. М. Свердлова и приняла ряд важных решений, проникнутых революционным духом, нацеливающих на борьбу.
К сожалению, мы очень многого не знаем о деятельности Михаила в Екатеринбурге. Конспирация от жандармов оказалась в какой-то степени и конспирацией от истории. А сделано было немало. Министр внутренних дел Дурново 27 февраля телеграфировал пермскому губернатору:
«По имеющимся сведениям в Екатеринбурге революция опять поднимает голову. Необходимо всеми силами не допускать ослабления с таким трудом достигнутого положения».
Переписка жандармов с пермским губернатором полна опасений нового революционного взрыва. Тревожились и высшие власти. Они требовали от пермского губернатора «самого зоркого наблюдения за малейшими признаками нарождающейся смуты, самого решительного прекращения открытых беспорядков, твердости и определенности в действиях, исключающих возможность какой бы то ни было непоследовательности и колебаний».
Такова судьба революционера — рано или поздно его работу прерывает арест. И вот уж спешит в Пермское жандармское управление из Екатеринбурга бумага.
«Доношу, что Никифор Вилонов, имеющий кличку «Михаил», был задержан 26 марта в окрестностях города Екатеринбурга как участник происходившего там общего собрания Екатеринбургского комитета Российской социал-демократической рабочей партии, на котором он, являясь видным деятелем уральского района этой партии, развивал мысль и давал практические указания относительно выбора людей в стрелки и бомбисты, а также желающих рыть рвы и делать насыпи для предполагаемого вооруженного восстания в городе Екатеринбурге. Кроме того, им же было предложено избрать делегата на предполагающийся IV съезд этой партии в С.-Петербурге».
Делегата избрать не успели. Отряд конной полиции окружил собрание…
Снова камера Екатеринбургского тюремного замка. Мечется в ней Михаил: сесть в тюрьму перед самым восстанием — от этого можно на самом деле взбеситься.
Михаил не предполагал провала: собрание готовилось с большими предосторожностями. В тюрьме узнали, что выдал собрание Секачев — рабочий Монетки. Его тоже вместе с другими арестовали в лесу и поместили в камеру. Заметив по поведению арестантов, что о его предательстве узнали, он срочно перевелся в тюремную больницу. Михаил решил разделаться с провокатором- Он пробрался в больницу и чуть было не задушил Секачева — помешали надзиратели.