год-два старше, чем «красный шлем», долговязый мальчик-подросток. У обоих короткие черные волосы, прилипшие к голове, и лбы их блестят от пота. Двое других юных учеников в штанах и туниках молча встают со скамьи. Теперь их очередь. Они с нетерпением ждут возможности получить шлемы и нагрудные щитки: на всех 18 учеников имеется всего один их набор.
Еще одна девушка, сидящая на скамье, прижимает к левому глазу, на который раньше пришелся удар, банку с «Маунтин Дью». Опускает банку и говорит, что готова ко второму раунду. В первом она набрала больше очков, чем ее противник, по системе, которую здесь никто, кажется, толком не понимает. Она двигалась чуть быстрее, уклонялась чуть лучше.
Сахель прислоняется к одному из зеркал, которое много недель назад треснуло, приняв на себя удар летящего тела. Упершись руками в бедра, она опускает голову и тяжело дышит. Корейское боевое искусство, чье название переводится как «путь руки и ноги», – ее единственная физическая нагрузка за всю неделю, если не считать трех пролетов лестницы, по которой она ежедневно пробегает вверх и вниз по дороге в школу и обратно. И это гораздо больше, чем достается другим девочкам-афганкам. Надер подходит к ней, похлопывает по спине. Губы Сахель кривятся в улыбке. Она – пуштунка из Кандагара, у нее три младших сестры. Она считает Надер своей наставницей и почетным старшим братом. В своей настоящей семье Сахель – старший брат. В свои семнадцать она старше любой из своих подруг – бача пош; некоторые из них уже исчезли, выйдя замуж. Но Сахель не намерена молча уйти. Она уже несколько раз говорила Надер: «Я никогда не буду ничьей служанкой. Никогда».
Из кармана Сахель является на свет скомканная бандана; она завязывает ее поверх коротких волос узлом на затылке, на байкерский манер. Американский орел приземляется на ее макушке, она мотает головой, подчеркивая свой отказ. Она будет сражаться за свою свободу, и Надер обещала ей поддержку. В отличие от Захры, Сахель не одинока; в отличие от Шукур в ее времена, Сахель – не единственная бача пош в компании подростков, приближающихся к взрослости.
Подвальное помещение в кабульском районе Хайр Хана дает приют протеже Надер, которые встречаются раз в неделю, чтобы заниматься тхэквондо. Когда Афганистан получил своего медалиста на Олимпийских играх 2008 г. в Пекине, этот спорт стал национальной гордостью наряду с футболом и крикетом. Пять переростков бача пош погружаются в ритуалистическую, энергичную и взрывную борьбу на близком контакте – вовсе не в рамках хобби, но потому, что все они стремятся стать чемпионами. И в этом маленьком подземном помещении Надер учит их одновременно тхэквондо и собственной разновидности организованного сопротивления.
Каждую ситуацию разбирают во время отдыха на скамейке. Как сделать себя полезной в своей семье. Как приводить доводы в защиту образования и будущего дохода для семьи – вместо брака. Как составить чрезвычайные планы на тот день, когда твои старшие братья решат положить всему этому конец. Как игнорировать то, что говорят о тебе в школе.
Лучше жить вне общества, чем быть рабыней, проповедует Надер своим подопечным. И если она смогла это сделать, если она смогла воспротивиться и не становиться женщиной так долго, значит, это будет возможно и для них. Они уже убрали с пути самые большие препятствия и почти стали взрослыми. Вскоре, если им повезет, в любом случае никто не захочет на них жениться, говорит им Надер. А тем временем, если они просто завершат свое образование и найдут профессию, будут представлять гораздо бо́льшую ценность для своих родителей, чем если бы стали невестами для других семей.
Для Надер тренерская работа – не политика, не часть какой-либо изученной ею философии. Она сохраняет практический подход к своим бача. Если они будут достаточно долго сопротивляться, не становясь девушками, и душа, и тело их станут неуязвимыми. Они достигнут точки невозврата, когда в них утвердятся мужские черты. Физическая подготовка тоже помогает наращивать психологическую решимость – в этом духе строит свои предписания подруга Надер, воин Шахед.
– Почему, как вы думаете, консерваторы не позволяют женщинам играть в спортивные игры? – спрашивает Надер в рамках объяснения.
– Потому что в них касаются друг друга? – выдвигаю я предположение.
Да, отчасти и поэтому, соглашается Надер. Такая вот совместная тренировка вызвала бы массу возражений, если бы проводилась не в подполье.
– Но еще и потому, что, когда мы владеем своим телом, мы больше не чувствуем себя слабыми. Когда девушка ощущает силу своего тела, она знает, что может заниматься и другими вещами.
Надер – не первая афганка, которая проводит связь между разумом и телом. К сильнейшему раздражению многих афганских консерваторов, скромный штат спортивных тренеров провел последнее постталибанское десятилетие, работая с женскими командами. Как-то раз я следовала по пятам за чисто девичьей командой афганских велосипедисток: атлетического сложения женщины в головных платках и бесформенных спортивных костюмах колесили во время тренировок по грязным переулкам, вызывая глумливые смешки мужчин и женщин в бурках. Молодые женщины на велосипедах – откровенная провокация и непристойность на кабульских улицах, и они обычно стараются не тренироваться в бедных районах. Тренер гонит их на гору, где можно спокойно заниматься. Несколько боксерских клубов тоже допускают на занятия молодых женщин, иногда и в компании молодых мужчин.
Надер преподает еще и футбол. Большинство игроков – обычные девочки в головных платках, но в нескольких кабульских командах есть одна-две бача пош на разных стадиях пубертата, как свидетельствуют Фейсбук и фото в сотовом телефоне, которые она мне переправляет. Командные бача пош обычно носят на голове банданы или вообще ходят с непокрытой головой и дерзко смотрят в камеру, позируя в шеренге рядом с остальными.
Женщины и спорт – классический конфликт в культуре чести, как и вопрос о войне. Смысл атлетических соревнований изначально был в том, чтобы женщины любовались мужчинами-участниками со стороны, а потом дарили победителю его награду. Чем сегрегированнее и консервативнее общество, тем жестче ограничения на женский спорт.
Спустя более чем 100 лет после возрождения Олимпиад Саудовская Аравия впервые выставила двух своих спортсменок на игры 2012 года в Лондоне. Афганистан послал одну – бегунью. Пойдя на умеренные уступки, Бруней и Катар тоже впервые позволили нескольким женщинам участвовать. В этих странах женщины в спорте по-прежнему остаются больной культурной проблемой, и хулителям несть числа. Приводятся всё те же набившие оскомину исторические аргументы, часто со ссылками на религию или псевдонауку. Дескать, чрезмерные физические нагрузки могут быть опасны для женщин. Мужчины, которые смотрят на них, слишком возбуждаются, видя женское тело в движении. И (что важнее) мужчины-спортсмены тоже будут отвлекаться и вообще не смогут заниматься соревновательным спортом, если женщины будут на поле. И, наконец, какой смысл стремиться к победе или даже играть достойно, если женщины не будут ворковать, сидя на трибунах?
Истинные причины такого нежелания правительств позволить женщинам заниматься спортом, разумеется, именно таковы, какими их излагает Надер: женщина, которая ощущает свою физическую силу, может вдохновиться мыслью о том, что она способна и на многое другое. А когда все общество построено на гендерной сегрегации, такие идеи могут создавать проблемы для тех, кому не хотелось бы выпускать из рук богатство и власть.
Хангам, 18-летняя таджичка, бача пош, присоединяется к нам. Как и у Сахель, на голове у нее бандана. На ее бандане узор из «индийских огурцов», она тяжело дышит, поскольку только что ушла с ковра. Это не лучшая ее игра, говорит она Надер, признавая, что была рассеянна. Пытаясь припарковать свою машину снаружи, она задом въехала в чужую. Один из тормозных фонарей разбился, и она боится, что отец расстроится. Надер пытается ее успокоить. Отец ее простит. Несмотря на все сплетни насчет подзадержавшегося мужского обличья Хангам, которые приходится терпеть семье, ее отец до сих пор не поддался общественному давлению. Он советует соседям и всем прочим «заниматься собственными делами», когда они подвергают сомнению его способ управления семьей. В семье Хангам за долгие поколения было немало бача пош. Многие в конечном счете уехали за границу, как делают те, у кого есть деньги.
У ее младшей сестры – высокий «конский хвост». Она носит головной платок, только если выходит из дома. Девушка вклинивается в разговор об отце:
– Он предложил и мне стать бача пош, но я отказалась.
Когда пару дней назад я встречалась с отцом Хангам, он сказал, что брак для его дочери – вовсе не закрытая тема, если она сама того захочет и останется в Афганистане. Он описывал ее потенциального мужа как «человека образованного и либерального, просвещенного». Этот муж должен разрешить Хангам носить мужскую одежду, если та ей больше нравится, и позволить работать вне дома, если она захочет найти применение тому образованию, которое дал ей отец. Ибо он ни за что на свете не позволил бы своей дочери выйти «за пустое место», сказал он мне.
Такого мужчину может быть нелегко найти в Кабуле, но, как он верит, в этом нет ничего невозможного. Когда он был молод, русские научили его, что женщины должны быть частью общества, и нечего прятать их за запертыми дверями.
Когда он во времена Талибана перевез семью в Иран, в том районе Тегерана, где они поселились, ему встречались бача пош всех возрастов. Он трактует это так: иранцы достаточно умны, чтобы сознавать, что навязанные религиозные и культурные правила можно игнорировать, если страной руководят люди, тянущие ее назад, в прошлое. И порой немножко сопротивления не повредит. Если в Афганистане станет хуже после отвода иностранных войск и разразится очередная гражданская война, он попытается вернуться в Тегеран. При наихудшем сценарии – пошлет Хангам за границу, пусть живет самостоятельно. У него есть средства: он работает в тюрьме и имеет определенное влияние в вопросе, кого оставить за решеткой, а кого нет. И всегда находятся такие, кто готов заплатить хорошие деньги за то, чтобы его дело «пересмотрели».