Паузу нужно взять не только для того, чтобы ушел эмоциональный пыл, но и для того, чтобы хорошо оценить обстоятельства.
Если ребенок в семье не один, иногда абсолютно непонятно, кто на самом деле виновник того, что произошло. Мы говорим не только о краже денег, мы говорим о воровстве в принципе – в каких-то семьях засчитываются сладкое или деликатесы, в каких-то семьях засчитываются личные вещи, когда ребенок взял что-то без спроса и испортил или взял, не спросив, какую-то вещь надолго.
Если неясно, кто из детей что-то взял, очень важно, мне кажется, сделать так, чтобы у ребенка была возможность безопасно вернуть вещь на место. В некоторых детективах есть такой сюжет. У Агаты Кристи точно есть такая ситуация в серии про Пуаро: мы сейчас все расходимся, и эта украденная вещь должна оказаться в этом месте, тогда мы этот эпизод закрываем, мы не выясняем виновного. Не знаю, понравится ли вам эта рекомендация, но в целом, когда неясно, кто взял, и у вас нет способа выяснить, но вы понимаете, что это произошло недавно, то можно предложить такой выход: «Мы сейчас все уйдем, а к утру это должно лежать на месте. А пока никто не смотрит кино, пока мы выключаем интернет и думаем».
Конечно, очень важно вспомнить собственный опыт воровства, потому что у очень многих людей воровство было, если не в подростковом возрасте, то в детском. В детстве это обычно полевое воровство, когда предмет как бы притягивается, как бы срабатывает электрическое поле, предмет как будто примагничивается, и ребенок его берет. Даже маленькие моменты собственного воровства – таскание сладкого без спроса или мелочи из кошелька родителей – могут вас внутренне сблизить с этим мелким воришкой и сделают вашу реакцию не такой необратимой.
Кстати, часто то, как люди реагируют в ситуации воровства или экспериментов с деньгами, сильно связано с теми реакциями, которые были у их родителей. Связаны они обычно по принципу маятника или по принципу «сделать наоборот».
Из своей практики я знаю, что иногда самый хороший способ попробовать людям помочь – это сформулировать то, чего лучше не делать. Так вот, чего лучше не делать, если вы столкнулись с эпизодом воровства? Это слово «эпизод» для меня лично очень важное.
Когда вы первый раз столкнулись с тем, что что-то пропало – деньги, вещи, – это эпизод, это еще не воровство, это попытка, это эксперимент.
И нужно попробовать сделать все, чтобы этот эксперимент оказался первым и одним из последних.
• не нужно говорить: «Из тебя вырастет преступник»;
• не нужно рассказывать об этом в школе, только в крайних обстоятельствах;
• не нужно вставать на сторону потерпевшего.
Вставать на сторону потерпевшего – это отгораживаться, отдаляться внутренне от ребенка. Есть такая тяжелая штука, как эмоциональное отчуждение. Этого не надо допускать. Я не говорю, что нужно легализовать воровство, разрешать ребенку: «Воруй, дорогой, ничего для тебя не жалко, нет». Нет! Но воспитание идет внутренними реакциями. И хотя это отдаление, отчуждение очень понятно, оно может сработать против нас и против отношений.
Мне кажется, важно, очень важно соблюдать презумпцию невиновности. У нас по умолчанию в нашем постсоветском обществе по факту принята презумпция виновности. По моему мнению, в семье должно быть иначе. Когда есть шанс исправиться, ребенок учится тому, что воровать нельзя.
Бывает, что собственный горький опыт, пусть мелкий, но с острым стыдом и тяжелыми переживаниями, приводит ребенка к пониманию, что воровать – это очень плохо. Это может быть очень важный, дорогой опыт на всю жизнь.
Что же делать, какие есть верные способы, чтобы помочь ребенку, чтобы воровство осталось эпизодом, а не закрепилось как модель?
Иногда украденное нужно вернуть. Это очень тяжело, это обычно совершенно зверский способ. Вспомните, кому в детстве приходилось возвращать утащенное? Обычно, если такой опыт был, он помнится на всю жизнь. Возможно, вы его применяли на ком-то из детей.
Вернуть украденный предмет собственноручно, без объяснений, то есть признать, что этот предмет оказался не там, где должен быть, – это мощнейшее средство.
Иногда нужно вернуть за ребенка и не акцентировать на этом внимание. Тут поможет только родительская интуиция, только понимание: ребенку плохо или нет, он мучается или он не мучается? Это самый верный и действующий способ.
Иногда нужно отработать ущерб. Иногда не нужно делать ни того ни другого, если вы видите, что ребенку и так уже паршиво и погано – это ощущение, когда кажется, что украденное жжет карман, как в поговорке «На воре шапка горит». Предмет, который был такой желанный, не приносит радости, а в душе – только сожаление за содеянное и стыд за себя.
Если вы видите раскаяние, если вы видите, что ребенку уже плохо, что он сам не свой, то не надо пережимать.
Почему подростки воруют
Для того чтобы правильно реагировать, нужно понимать архитектуру подросткового воровства, почему они воруют и что думают в этот момент.
Причины бывают очень разными, и в каждом возрасте – свой набор причин. У младших подростков с 9, 10, 11 до 13 лет основной мотив – это «робингудство».
Украсть – это победить глупого. Стащить – это стать героем леса.
Не знаю, понимаете ли вы этот образ «робингудства» – «ты не украл, ты не нарушил заповедь, а ты благородный разбойник», но подросток назначает плохих, а плохим можно вредить – это если сказать упрощенно.
Часто «робингудство» мы помним в собственном детстве, но очень сложно считываем у наших подростков.
Второй тип причин воровства – это нелегализованные желания и потребности. Например, я часто на консультациях общаюсь с родителями, у которых дети курят. Это не о 12–13-летних речь, тут речь о 15-, 16-, 17-, 18-летних, когда они не просто покуривают, а курят устойчиво. Скажем, у него курящая компания или ребенок решил так худеть. И вот ребенок курит, и вы ничего не можете сделать, чтобы он бросил. Понятно, для того чтобы курить, нужны сигареты. На сигареты никто ребенку давать деньги не будет в ясном уме и твердой памяти. Но если курящему ребенку не давать деньги на сигареты, что он будет делать? Либо будет стрелять у друзей или на улице, либо он будет брать деньги у вас.
Это огромное разочарование и большая боль для родителей – узнать, что ребенок экспериментирует с табаком устойчиво. Но если вы понимаете, что он курит или от него давно пахнет, хотя он прячется, заедает, нужно придумывать что-то, чтобы эта потребность была выведена из потребностей нелегальных.
Я лично категорически против подросткового курения. Но если вы не среагировали вовремя, если вы не повели его работать с зависимостью к специалисту, нужно курящему подростку дать возможность заработать денег на свои сигареты – в семье, у знакомых, как-то еще.
Если подросток курит, значит, он достаточно взрослый, значит, он должен на эту свою потребность, которую вы не поддерживаете, зарабатывать сам.
Есть семьи концептуально некурящие, но сейчас на смену экспериментам с курением приходят эксперименты с вейпами. Это тоже курят, но это не табак, а какая-то вредная гадость, по моему мнению. Еще, к сожалению, сейчас подростки довольно много экспериментируют с наркотиками для курения.
Я скажу, может быть, жуткую вещь, но, по моему опыту, курящих подростков гораздо больше, чем принято думать, и их не меньше, чем ворующих.
Кстати, очень часто в концептуально некурящих семьях дети идут на эти эксперименты, потому что они вообще не сталкивались с тем, что это такое, у них нет никакого иммунитета. А в очень курящих семьях часто дети вырастают с отвращением к табаку с детства.
Я не призываю вас закурить, но я призываю вас оценить степень вероятности того, что ребенок будет иметь эксперименты с табаком. Конечно, первое, что нужно понять, – в какой компании он сейчас общается: курят ли там, употребляют ли там какие-то курительные смеси, употребляют ли электронные сигареты?
9Родительские тревоги
Взросление – процесс, сам по себе вызывающий огромную тревогу у родителей. Ребенок взрослеет, наши страхи оживают, иногда мы сами не понимаем, какие и откуда взявшиеся.
Тревога иногда такая сильная, что ее сложно побороть. Скажем, это единственный ребенок или ребенок, со здоровьем и рождением которого были связаны разные проблемы. На основе моего опыта работы с этой темой – и лекционного, и дистанционного, и в консультировании – могу заверить, что возможно научиться слышать этот голос тревоги и останавливать действия, связанные с этим беспокойством. Уже одно это не то, что уменьшит тревогу, но позволит фильтровать ее проявления и повлияет в лучшую сторону на отношения.
Подростки, в силу своего небольшого жизненного опыта, не воспринимают некоторые моменты, им абсолютно непрозрачна наша тревога. «Что со мной может быть?» – удивляются они. Это особенность подросткового возраста – до определенного периода у них у всех есть «волшебная палочка» – «все плохое случится не со мной, я обойду все преграды, я справлюсь со всеми сложностями и выйду сухим из воды».
Это действительно одно из сокровищ подросткового возраста. Но постепенно подростки, приобретая опыт, иногда очень тяжелый, не какой-то травматический, а личностно тяжелый, понимают, что «волшебная палочка», если и есть, работает не всегда. И, кроме «волшебной палочки», нужны осторожность, внимательность и даже работоспособность.
Страх повторения негативного сценария
Очень часто оживает боязнь повторения ролевых сценариев. Как только мы начинаем предоставлять ребенку чуть больше самостоятельности в определенной области, оживает стандартный страх: я ему дам свободу, и все плохое из истории нашей семьи с ним повторится.
Сейчас мы залезаем уже на территорию психологии семьи, но это неизбежно, это смежная область, особенно область самостоятельности всегда связана с сюжетами вашей конкретной семейной системы.