Стоит найти время, чтобы посмотреть с ребенком действительно хорошее, качественное кино: какие-то старые фильмы, классические комедии, фильмы про отношения, что-то полувзрослое, что ребенка очень привлечет. Ребенок в 8–10 лет еще абсолютно открыт, как правило, родители еще фильтруют его видеоконтент и дозируют экранное время, для него это будет подарок и событие. Это тот возраст, когда у ребенка можно сформировать хороший киновкус.
Мне очень нравится смотреть со своими детьми предподросткового возраста сериал «Дживс и Вустер», например. Или «Место встречи изменить нельзя» – это уже считается историческим фильмом, и ребенок не посмотрел бы этот сериал без ремарок. В этом возрасте прекрасно смотреть комедии Эльдара Рязанова. Без вас он их не посмотрит, но, посмотрев вместе с вашими ремарками, он может что-то оценить, что раньше там не видел.
Обратный шаг к старому кино почти невозможен. Дети, которые посмотрели фильмы, снятые с современной скоростью, с современным сжатием, уже не смогут войти в поток прекрасного кино 50-х, 60-х, 70-х, 80-х.
Сформированный киновкус – это когда ребенок способен отличить, что здесь играют хорошо, а здесь играть совсем не умеют, роль отрепетирована плохо. Он может стать защитным барьером, чтобы потом хотя бы немножко фильтровать тот огромный поток видеоинформации, который будет валиться на ребенка в подростковом возрасте – хотя бы для себя он будет различать уровень режиссуры, актерской игры и качество съемки.
Рассказывать не хочет – но можно научить
Часто ребенок к семи годам читает сам, ему уже не надо читать вслух. И родители прекращают прекрасную традицию совместного чтения. Именно в эти годы, с 8 до 12 лет, можно прочесть вместе и посмеяться, и поплакать над серьезными произведениями, такими как «Властелин колец», «Хроники Нарнии», красивыми мифами и преданиями, такими как «Песнь о Гайавате», романами Жюля Верна. Может быть, стоит прочесть Пушкина и избранные произведения Толстого. Это могут быть «Муми-тролли» или «Муфта, Полботинка и Моховая Борода», это могут быть прекрасные произведения Анне-Катарины Вестли.
С серьезной музыкой тоже хорошо бы ребенка знакомить, но не стоит навязывать сами вкусы, потому что в этом возрасте может родиться отвращение к классической музыке и церковному пению. А можно, наоборот, зародить интерес и привить вкус – тут вопрос дозированности, ненасилия и общения. «Давай попробуем 10 минут. Тебе нравится или нет?»
Также очень важно у ребенка в предпубертате формировать традиции повторяющегося, регулярного разговора. Например, ребенок пошел в школу, у него уже часть событий происходит без вас. Встречаете вы его – второклассника, третьеклассника: «Что было?» – «Все нормально». И часто родители думают: «Рассказывать не хочет, чего я лезть буду?»
Иногда ребенку нужно помочь научиться рассказать, тут очень здорово помогают дихотомические вопросы: «Было это или это?», «Вы сегодня спокойные были или был какой-то инцидент?», «Ты играл один? Ты в телефоне играл в это или в это?» Или: «Девочки отдельно, мальчики отдельно или перемешиваетесь?» Эти вопросы постепенно выведут восьми-девятилетнего ребенка на какую-то возможность диалога.
Если у вас по-прежнему есть традиция говорить перед сном о событиях прошедшего дня, важно ее не утерять, потому что все трудности и размыкания общения в пубертате почти всегда, и в консультировании это очень видно, имеют предысторию в предподростковом периоде. «Материки» уже тогда начали расходиться: «материк»-мама и «материк»-ребенок уже начали друг от друга отдаляться, но тогда еще у взрослых была огромная возможность построения «мостков» и налаживания «транспорта» с этих самых «материков». Хотя реально им нужно разойтись, они перестают быть Пангеей.
Вспомните себя в этом возрасте
Всегда очень помогают собственные воспоминания об этом возрасте. Если вы сомневаетесь, то попробуйте вспомнить свой второй, третий, четвертый классы. Может быть, сохранились дневники, или посмотрите фотографии и вспомните лучшее, поговорите с друзьями того времени. Вспомните свои состояния и свои мысли по отношению к родителям, ведь обычно это очень серьезные мысли и очень глубокие вопросы, гораздо более взрослые, чем мы помним на уровне формальной памяти.
Часто ребенок в восемь-девять лет имеет серьезнейшие философские и религиозные вопросы, которые он уже не обращает ко взрослым, потому что «взрослые всегда заняты». Это вопросы о смерти, о боли, о социальном неравенстве, о деньгах – почему у вас больше денег или меньше, а у других по-другому? Эти вопросы возникают, когда он первый раз сталкивается с тем, что умирать могут нестарые люди от внезапной болезни или в катастрофах.
У ребенка в этом возрасте может появиться первая очень глубокая философская мысль. Я слышала от взрослых при работе с воспоминаниями: «Я в тот момент представляла себе черную дыру». Или: «Пытался решить проблему ленты Мебиуса». Или: «Представлял себе бесконечность». Или: «Решал проблемы, а есть ли перевоплощения. Или Высоцкий неправильно спел?» Делится ли ребенок с вами такими глубокими размышлениями? Разговариваете вы с ним на эти темы?
Нельзя его просто взять, потрясти и сказать: «Ну давай, что ты думаешь о жизни, любви и смерти?» Так не бывает, это всплывает в разговоре постепенно.
Плюс, конечно, именно предпубертат – это возраст, оптимальный для передачи семейных историй в адаптированном, упрощенном виде. Ребенок еще слышит родителей, ему еще это очень интересно, и он еще не сформировал своего взгляда. Очень часто мы не рассказываем сложных вещей, думая, что ребенок совсем маленький, а потом оказывается, что уже поздно, потому что ребенок сам все узнал из других источников и с другой подачей.
Это могут быть не какие-то уж особые секреты, может быть, это просто какие-то истории приобретения или потери богатства, романтические истории без подробностей, примеры того, что папа был не отличником, а троечником. Или рассказы о том, что мама в детстве имела тоже не суперотличные показатели. Тут надо думать, когда лучше рассказывать, потому что, скажем, ребенок до семи лет живет в сказочном мире и все истории им воспринимаются больше как сказки, как сюжеты мифов.
Слушайте ребенка так, как слушали бы своего знакомого
Одна из претензий подростков к родителям: «У них нет времени со мной просто поговорить. Не внушать мне что-нибудь про то, как я должен поступить, и не рассказывать, что кроссовки стоят столько-то денег, а я их где-нибудь забыл, и что много денег проговорил на телефоне. Просто поговорить».
Мне не нравится термин «душевный разговор», но это именно тот разговор, когда вы уважаете своего ребенка, когда вы готовы его слышать. Есть термин «активное слушание». Надо говорить с ребенком так, как будто он чужой, но приятный вам человек. Поговорить без критики и воспитательных целей. Через пару недель таких разговоров, при условии, что контакт не очень нарушен, отношения точно станут лучше. Ребенок поймет, что до него есть дело, что с ним интересно.
Принципиально важно – хотя бы два раза в неделю найти по полчаса на нефункциональное общение с ребенком.
Еще одна типичная претензия подростков к родителям: «Им ничего нельзя рассказать. Им расскажешь, а они это против меня используют. Лучше уж вообще ничего не рассказывать». Так формируется закрытость.
Это сложный момент, особенно для родителей, включенных в воспитание детей, потому что они привыкли все контролировать, отслеживать и подходить ко всему ответственно. А тут приходится для сохранения контакта предоставить ребенку некоторый суверенитет.
Например, лежит у ребенка на столе тетрадка. А вы привыкли, что смотрите все его тетрадки, начиная с подготовки к школе. А на тетрадке написано «Личный дневник». Даже считая, что это неправильно, многие родители все равно читают. Так же происходит с перепиской по имейлу, «ВКонтакте», «Инстаграме».
Тут надо вывесить виртуальный флажок: «Если ты захочешь сказать что-то, мне будет очень интересно». Ведь если родители совсем ничего не спрашивают, это может быть расценено подростком так, как будто им все равно, с кем он общается.
Взрослые реально очень заняты, сколько бы ни было детей, сколько бы ни было работы, все равно дела в доме найдутся. И тут нужны заповедные даже не часы, а 15–20 минут с выключенными планшетами и экранами, когда вы не разбиваете свое внимание, а вспоминаете: «Бац! У моего ребенка предпубертат. Осталось всего два-три года до того, как “Шаттл” выйдет на орбиту и станет мне недоступен для управления. Мало времени осталось на открытые каналы восприятия».
Заключение
Я хочу резюмировать, что самостоятельность в уроках, автономность и ответственность в быту, умение распоряжаться финансами и понимать последствия своих решений – это одна из основ осознанного поведения подростка.
Из самостоятельности зарождается личность, из ответственности получается «внутренняя карта», включается собственный «навигатор».
Когда ребенок понимает, что он живет свою жизнь, что к нему прислушиваются, что он отвечает за свои выборы, он действительно начинает решать важные вопросы и учится прислушиваться к другим.
Но я хочу подчеркнуть, что самостоятельность без любви – это заброшенность. Если независимости слишком много, может получиться беспризорность. Когда в семье слишком мало коммуникации, это будет не самостоятельность, а ненужность.
И раз уж пубертат – время проб и ошибок, хорошо бы подростку начинать не со значительных экспериментов, а с мелких. Ведь, с одной стороны, ошибки – это лучшая основа опыта, но, с другой стороны, хотелось бы, чтобы самые важные ошибки произошли по принципу: «Летают, но низенько-низенько, едут, но на низкой скорости».
Я считаю, что лучшее, что иногда могут сделать родители, – это не быть слишком перфектными и не выглядеть идеальными в глазах людей и собственных детей. И хорошо бы уметь с юмором рассказывать про собственные ошибки, но без рекламы ложных выборов. Возможно, это звучит немножко пафосно, но я действительно в это верю.