– Ну как, нашел? – спрашивает Эди-бэби Гришку возможно более бесстрастным голосом, как будто ему и дела нет до того, убил Гришка старичка или не убил.
– Га-га-га! – смеется Гришка. – Так я тебе и сказал, Эд. Разве такие вещи говорят, даже друзьям?
Эди пожимает плечами. Разумеется, такие вещи не говорят никому, но Гришка первый стал пиздеть о своем желании попробовать, что такое убить человека, а теперь попятился назад. А интересно, думает Эди, что же после этого чувствуешь? Может, ничего. Шурик Бобров пошел домой и лег спать после этого. Но Шурик, говорят, был до бессознания пьян.
Эди-бэби тянет биомицин из горлышка бутылки и искоса поглядывает на Гришку. Все-таки он, наверное, никого не пришил и, может быть, даже не собирался, и на Тракторный поселок не ездил, выебывается только.
Гришка же загадочно улыбается и посматривает на Эди. Эди-бэби чувствует, что Гришка в этот момент имеет над ним несомненный психологический перевес, потому, чтобы скомпенсировать себя за Гришкин перевес в области трансцендентного, чтобы Гришка не загордился, что в нем «темные, непонятные ему самому силы» (его выражение) толкают его на убийство, Эди-бэби читает ему только что написанные стихи о милицейском автомобиле, в котором Эди-бэби везут в тюрьму и на расстрел:
А утром начальник, стесняясь, сказал,
Что «вышку» мне дали за это.
И что через час повезут меня в зал
И там расстреляют поэта.
Что если хочу сигарет и вина,
То мне принесут их без звука,
И что мне письмо переслала «она»,
Но я перебил его: «Сука!..»
Закончить Эди-бэби не успевает, потому что Гришка останавливает его как всегда идиотским Гришкиным вопросом.
– Кто сука, начальник или Светка? – спрашивает Гришка ехидно.
– При чем здесь Светка? – говорит Эди. – Это же стихи.
– Нужно выражаться яснее, – поучительно выдавливает из себя Гришка.
К Эди-бэбиным сочинениям он относится скептически, считая, что Есенина Эди-бэби все равно не переплюнуть, потому и незачем заниматься глупостями. Не то чтобы Гришка не знал о существовании других поэтов, но салтовским ребятам в их салтовской атмосфере Есенин гораздо ближе, ближе всех.
– Продолжай! – говорит Гришка.
– Не буду! – отрезает Эди. – Ну тебя на хуй, тебе что стихи, что не стихи, все равно. – И он разозленно отдает Гришке его бутылку.
– Обиделся? – спрашивает Гришка. И трогает Эди-бэби за плечо. – Не обижайся, – говорит Гришка извиняющимся тоном. – Я просто думаю, что это не самая удачная твоя вещь. Я лично люблю другие, – льстит ему Гришка. – Помнишь, эти, «про Наташу». Как там, прочти, а, Эд?
– Ни хуя не буду тебе читать, – угрюмо говорит Эди. – Мне уходить нужно, денег нужно достать, время-то не стоит, – прибавляет он чуть мягче.
– У меня есть колоссальная идея! – восклицает Гришка, хлопая себя по лбу. – Ты знаешь Вовку Золотарева из моего подъезда, конечно? Он тебе займет денег. У него всегда деньги есть. Он на радиозаводе мастером ведь вкалывает. Идем!
Эди-бэби понимает, что Гришка чувствует себя виноватым и старается как-то искупить свою вину. Гришка парень неплохой, думает Эди, пиздит только много и очень ехидный.
– Пойдем попробуем, – неохотно соглашается Эди. – Только я Вовку совсем плохо знаю. Идти занимать деньги к человеку, которого видел пару раз в жизни? – с сомнением произносит Эди.
– А ничего, я за тебя поручусь, мы же соседи с Вовкой. Только ты сразу не вываливай, что мы за деньгами пришли, а то он думает, что все ребята с ним дружат только для того, чтобы деньги занимать. Посидим с полчасика, а потом я его спрошу.
– Хорошо, – говорит Эди.
А что ему еще остается? Он уже побывал у Борьки, их никого нет дома, вместе с матерью Чурилов уехал к сестре на Журавлевку. Праздник.
11
У двери в Вовкину квартиру Гришка хитро улыбается.
– Слушай! – говорит он и нажимает кнопку звонка.
Эди-бэби слушает.
Вдруг откуда-то с потолка раздается суровый, усиленный репродуктором голос Вовки:
– Ты кто? – спрашивает голос.
– Я Гриша, сосед, – ухмыляется Гришка.
– Зачем пришел? – все так же сурово спрашивает голос.
Теперь Эди-бэби понимает, что голос доносится из репродуктора над дверью. Репродуктор затянут металлической сеткой.
– Поговорить нужно, – важно объясняет Гришка.
– С бутылкой или без бутылки? Один или не один? – спрашивает лаконичный Вовка.
– С бутылкой, – врет Гришка, хотя «огнетушитель» у него в руке более чем наполовину пуст. Хорошо, если осталась половина вина, меньше, наверное. – И с приятелем, – добавляет Гришка. – С Эдом.
– Хорошо, – удовлетворенно заключает невидимый Вовка Золотарев.
В репродукторе что-то шипит и клацает.
– Нажми кнопку справа от двери и входи, – добавляет Вовка.
Гришка, подмигивая Эди, нажимает черную пластмассовую кнопку, и дверь открывается сама.
– Все автоматизировано! – с восхищением говорит Гришка, обращаясь к Эди. – Вовка даже дверь не ходит открывать. Развалился себе на постели и только трубку снимает да кнопки свои жмет.
У Вовки, несмотря на всю его автоматизацию, есть одна соседка. Вовка поклялся эту соседку выжить и захватить ее комнату. Пока что Вовке принадлежит большая комната в квартире, а одна из двух маленьких принадлежит его матери. И он, и мать давят на соседку всевозможными способами, в основном травят ее Вовкиной музыкой и его образом жизни. Соседка, Вовка зовет ее «Машка», хотя ей лет сорок, вызывает милицию едва ли не два раза в неделю, благо она рядом, двор отделения милиции виден из окон квартиры, но, так как Вовка не безобразничает над соседкой физически и работает, милиция ничего не может с ним сделать. Теперь милиция вообще отказывается приходить. Вовка убедил их, что Машка сумасшедшая.
Вот если бы Вовка был тунеядец, как ребята из «Голубой лошади», с ним могли бы что-нибудь сделать, например, выслать его на 101-й километр от Харькова, а так что они могут с ним сделать? Ничего. Вовка даже не стиляга, он даже и не алкоголик, хотя очень много пьет и у него каждый вечер собирается компания.
Вовка, хотя его и зовут все не иначе как Вовец или Вовка, совсем старый мужик, ему больше тридцати лет. Но с мужиками его возраста Вовка водиться не любит. «Вовиться», – думает Эди. Он предпочитает школьников. Даже Сашка Плотников бывает у Вовки иной раз. Вовка утверждает, что со школьниками ему веселее. И спит он, и ебется с девочками возраста Эди. Галка Ковальчук из одного класса с Эди ебалась некоторое время с Вовкой, все об этом знают.
12
В своей комнате Вовка действительно лежит на постели одетый. У изголовья постели в стену самим Вовкой мастерски вделан пульт с многочисленными стрелками индикаторов, кнопками, ручками и лампочками. Это пульт управления. На Салтовке редко у кого есть телефоны, но на пульте у Вовки помещается и телефонная трубка, посредством ее Вовка говорит с посетителями за дверью. Вовка грозится «выбить» себе и настоящий телефон, он сказал, что в милиции ему обещали, что подключат его к милицейской линии. Очень может быть, думает Эди, Вовка пробивной мужик, а кроме того, познакомившись через Машку с милицией, он теперь иногда работает электриком для милиции, бесплатно, разумеется, помог им оборудовать техническую комнату. Вовка понял, что с милицией нужно дружить.
Лицо у Вовки почти всегда неколебимо-суровое. Те, кто его не знают, могут подумать, что он скучный или грустный человек или что Вовка только что проснулся и все еще помнит плохой сон. На деле ничего подобного, Вовка просто деловой, у него все рассчитано, все движения.
– Здорово! – говорит Гришка и ставит на стол свой «огнетушитель». Стол у Вовки, как у всех салтовцев, стоит посередине комнаты.
Не отвечая, Вовка встает с постели, подает руку Гришке и потом Эди. Рука у него вялая-вялая. Между Вовкиной кипучей энергией и его внешним видом глубочайшая пропасть.
Опять-таки не произнося ни слова, Вовка подходит к буфету о двух стеклянных крыльях, открывает одно крыло и молча вынимает оттуда стаканчики. После этого Вовка идет в кухню и возвращается с кухни с большой тарелкой, в которой лежат соленые огурцы, кусок докторской колбасы, уже тщательно нарезанной, и кусочки черного хлеба. Поставив тарелку на стол, Вовка смотрит на Гришкин «огнетушитель» в раздумье, затем опять уходит на кухню и возвращается оттуда с бутылкой водки и тремя вилками. Поставив бутылку на стол, Вовка идет к своему пульту и дергает за какой-то рычаг. Из невидимых репродукторов в комнату вливается западная музыка. Вовка не меньший специалист по западной музыке, чем даже Кадик, но только Вовка играет на гитаре, а не на саксофоне.
Когда они садятся к столу, Гришка спрашивает:
– А где Машка, Вовец?
Гришка хочет быть светским и завязать беседу. Видно, что Гришка угодил в самую точку. Вовкино лицо, во всяком случае, заметно оживляется.
– Уебалась к своему братцу-куркулю в деревню, – говорит Вовка, разливая водку по граненым стаканам.
Все его движения поразительно точны и профессиональны. Водку он разливает почти не глядя на стаканы, но удивительно ровно. Видно, что Золотарев занимается этим всю свою жизнь.
Глядя на Вовку, Эди-бэби думает, что тот напоминает ему машину для разлива минеральной воды в бутылки, такую машину он недавно видел в документальном фильме по телевизору. Клац – налил… клац… клац… следующая… клац!
– Чтоб ее там бык выебал, – говорит Вовка.
Эди-бэби видел Машку в прошлый свой визит к Вовке. Ничего особенного – баба как баба. Здоровая, полудеревенская, дура, наверное, но чтоб ее выебал бык – это уж Вовка зря. Эди-бэби представляет себе Машку с быком и, неожиданно для себя, фыркает.
– Ты чего? – спрашивает Гришка.
– Да так, представил себе Машку с быком, – улыбаясь, отвечает Эди.
Гришка ржет, держась за свою обильно прыщавую шею возле уха. Гришка любит смеяться долго и нарочито, такая у него манера. А может быть, Гришка хочет казаться развязным или взрослым, Эди-бэби не знает. Сейчас Гришка ржет особенно долго, Эди-бэби даже неудобно перед Вовкой.