– Ты знаешь, Кот, – говорит он, – я ведь Светку только вчера выебал, я ее никогда до этого не ебал. – И Эди замолкает.
– Я догадывался, – говорит Костя.
– Скажи, Кот, – спрашивает нерешительно Эди, – а ты слышал, что Светка давно не целка?
– Да, – говорит Кот сверху. – Ребята об этом все знали, но тебе никто не сказал, очень уж ты в нее влюблен был. Дрожал над ней, а зря… Женщины любят тех, кто над ними не дрожит, – произносит Костя грустно-философски. И добавляет: – Она давно ебется, она даже с твоим Саней Красным ебалась…
– С Саней? – спрашивает Эди, пораженный.
Понимая, что сболтнул лишнего, Кот все-таки подтверждает.
– Да, но только один раз, и он ее изнасиловал. – Кот замолкает.
Молчит и Эди. Ему кажется, что он внезапно сделался очень старым и очень устал.
«Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту», – стучат колеса.
«Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту – будет Эди и Коту», – бессмысленно рифмует Эди. Что будет, он не знает. Что-то будет.
33
Подъезжая к Ростову, несмотря на то что во время нескольких стоянок поезда они соскакивали с крыши и бегали среди путей, согреваясь, Эди-бэби и Кот околевают так, что собираются в конце концов прыгать с крыши. Они только ждут поворота, чтобы поезд на повороте замедлил ход.
– Замерзнем на хуй! – шепчет Кот. – Если не прыгнем, околеем от холода. Я уже не могу держаться за эти ебаные железные ручки. Руки примерзают. Как ты там?
У Кости хоть есть перчатки, Эди же сунул руки под лестницу и обхватил ступеньку локтевым суставом. Его больно трясет на стыках, на руке, конечно же, будут жуткие синяки после этой поездочки, но все это хуйня. Он и Костя замерзают, а поворота все нет. Если же прыгнуть с поезда на такой скорости – это верная гибель.
Глупо так вот замерзать, думает Эди, при полном солнце, при свете, почти возле теплого города Ростова. Но к тому идет, думает с удивлением Эди, он не чувствует ни ног своих, ни своего тела…
Спасает их внезапно открывшаяся дверь вагона. До этого Костя и Эди уже пробовали дверь, но она была закрыта, и Костя, пройдя по крыше, пробовал двери нескольких других вагонов…
Сейчас в дверь высовывается грузинская девушка-проводница и кричит им… Ветер относит слова:
– Сумасшедшие! Слезайте!.. Мы давно видели тени двух людей на крыше, но не могли поверить… при такой температуре… сумасшедшие, которые влезут на крышу…
– Ну да, слезайте… У вас там небось мусора уже приготовлены для нас, – скрипит недоверчиво Костя.
– Какие мусора? – кричит грузинка.
– Милиция, – говорит Эди.
– Слезайте, дураки, никакой милиции тут нет, – кричит девушка.
Несгибающимися руками перебирая лестницу, Эди, а за ним и Кот втискиваются в вагон. После ледяной крыши в вагоне рай.
– Самоубийцы, – насмешливо говорит им девушка и тащит их в свое проводницкое купе. – Сейчас чай будете пить.
34
Спустя час Эди, согревшись чаем, сидит в проводницком купе и глядит в окно. На верхней полке спит или делает вид, что спит, Костя. Напротив Эди-бэби сидит толстый грузинский повар из вагона-ресторана и, с трудом подбирая русские слова, рассказывает ему о своем первом впечатлении от зимней России, до этого он никогда не покидал Грузии, хотя ему уже лет пятьдесят.
– Глыжу в окно ы выжу, – говорит наивный толстый повар, – всэ дэрэвия мэртвы. Всэ мэртвы.
Эди улыбается.
– Твоя улыбаится, – говорит повар, – но я не знала. Я не выезжала из Грузия никогда. Пачему русский нэ спылыт свои мертвый деревья? – спросила я афыцыант. Афыцыант…
«Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту», – стучат колеса.
«Будет Эди и Коту», – грустно рифмует Эди. Что будет, он не знает.
Эпилог
И было… В 1962 году Харьковский областной суд приговорил друзей Эди-бэби – Костю Бондаренко, Юрку Бембеля и Славку по кличке Суворовец к высшей мере наказания – расстрелу. Через несколько месяцев, за которые Костя очень поседел и, как ни странно, вырос вдруг в тюрьме, ему и Славке смертную казнь заменили длительным тюремным заключением. Старшего, Юрку, – расстреляли. Только случайно Эди не оказался в ту роковую ночь с друзьями. Счастливчик Эди…
Узнав об аресте Кости, глухонемая Гришкина мать сумела выдавить из себя исковерканную фразу: «Костю посадили в тюрьму, а Эндик удрал за границу». Она умела немножко говорить, Гришкина мать, и, очевидно, видеть будущее… Тогда, в 1962 году, фраза прозвучала для Эди-бэби бессмыслицей. И только в 1974 году, когда Эди, неожиданно для самого себя, действительно «удрал за границу», а Костю в тот же год расконвоировали наконец на Колыме, после двенадцати лет заключения, Эди понял фразу Гришкиной матери.
Что случилось с другими? Витька Головашов и Ленька Коровин оба дружно окончили танковое училище и теперь – майоры-танкисты, служат, по слухам, в Средней Азии.
Сумасшедшая доблестная Антонина Сергеевна умерла – мир ее праху. В эротических фантазиях малолетнего Эди-бэби она, разумеется, была не виновата…
Борьку Чурилова Эди встретил в 1980 году в Париже. Советский гражданин, известный на всю страну народный умелец, Чурилов приехал в Париж со своей выставкой тиснений на бересте, состоявшейся в ЮНЕСКО. Борькины церкви и лики святых наконец пригодились советской власти. Борька и Эди выпили водки. И в 1982 году, два салтовчанина, они встретились в Париже опять и выпили водки. У Борьки красивая жена и красивая дочь. Жизнерадостная мать Борьки умерла недавно, завещая Борьке всегда работать и быть счастливым и независимым…
Светка, говорят, вышла замуж за начальника цеха, и у нее двое детей.
Гришка, помышлявший об убийстве, стал инженером, но основная его страсть – преферанс. Он профессиональный игрок.
Сашка Тищенко – мастер на заводе.
О других – ничего не известно. Четверть века прошло.