Садимся в маленьком кафе с видом на море. Заказываем лимонады, и она начинает рассказывать о своей мечте писать не сухие новости, а что-то живое. О людях. Об их историях. Её глаза горят особым светом, который я раньше никогда не видел.
— Иногда кажется, — говорит она, глядя на проплывающую лодку, — что самые важные вещи — тихие. Не громкие скандалы или победы, а вот это… Утренний свет на стене. Вкус хлеба. Взгляд человека, который любит. Это и есть жизнь, правда?
Я молчу, потому что её слова падают в тишину моей собственной души, отдаваясь глубоким эхом. Я так давно не слышал ничего подобного. Моя жизнь — это графики, сделки, расчёты, статус. «Тихие вещи»… Я их просто не замечал. Или разучился?
— Правда, — наконец говорю я. Голос звучит чуть хрипло. — Просто мы часто проходим мимо, думая, что гонимся за чем-то большим.
Я ловлю её взгляд. В её серо-голубых глазах — понимание. И что-то ещё… тепло? Или мне хочется это видеть?
В этот момент я осознаю, что впервые за долгое время кто-то говорит со мной на языке, который я почти забыл — языке простых истин и настоящих чувств. И это заставляет меня задуматься: может быть, я тоже разучился видеть эти «тихие вещи», которые раньше имели значение, а потом словно растворились в тумане мира больших цифр? Может быть, именно поэтому моя жизнь стала такой… пустой?
А она продолжает говорить, и каждое её слово словно открывает новые грани этого удивительного дня, этого удивительного места, этой удивительной встречи.
Обратная дорога. Солнце уже клонится к закату, окрашивая море в оттенки расплавленного золота. Она устала, слегка задремала, прислонившись к стеклу. Её дыхание тихое, ровное. Я смотрю на её профиль, на ресницы, отбрасывающие тень на щеку. В душе — странная смесь покоя и… тревоги.
Эта девушка, эта Соня, ворвалась в мой выстроенный, предсказуемый мир как ураган свежести. Она заставляет меня чувствовать. Вспомнить, что я не только Артур Пронский, бизнесмен, отец Инны. Что я — человек. Который может восхищаться закатом, наблюдая, как он окрашивает облака в пурпурные тона. Которому нравится слушать чьи-то искренние слова, а не пустые речи о статусе и успехе. Которому… вдруг стало важно, что она думает о нём.
Но это опасно. Опасно для неё. Для Инны. Для моего привычного мира, защищённого стенами одиночества. Я знаю правила игры в этом мире. В моём мире, где всё имеет цену, чувства — роскошь, а чаще — слабость. Здесь разница в возрасте, социальном статусе, связях — о боже, она подруга моей дочери! — это непреодолимые пропасти. В моём мире таких сладких девочек, как она, Соня, сжирают на завтрак, обед и ужин. А потом запивают бокальчиком Дом Периньон.
В салоне машины тихо играет классическая музыка. Волосы Сони слегка растрепались, упали на лоб. Я невольно хочу протянуть руку, чтобы поправить их, но останавливаю себя. Ни к чему это.
За окном проносятся оливковые рощи, лимонные сады, древние каменные стены, увитые виноградом. Но знакомые виды мало занимают меня. Я не могу отвести глаз от своей спутницы.
Она просыпается, потягиваясь, когда мы подъезжаем к вилле. Её глаза медленно открываются, встречаясь с моими. В них отражается весь этот день: солнце, море, искусство, искренность.
— Спасибо, Артур, — говорит она, ещё не совсем отойдя от полудрёмы. — Это был… волшебный день.
— Спасибо вам, Софья, — отвечаю я честно, чувствуя, как голос становится чуть хрипловатым. — За компанию. И за… напоминание.
О чём? О том, что мир не чёрно-белый? О том, что жизнь не ограничивается сделками и отчётами? О том, что я ещё жив? Что способен чувствовать? Что способен… любить?
Она смотрит на меня вопросительно, но не спрашивает. Просто улыбается той своей особенной улыбкой, которая словно освещает всё вокруг. Выходит из машины, и я провожаю её взглядом. Как она идёт по дорожке к дому — лёгкая, светлая, естественная. Как ветер играет с её волосами, как солнце золотит их.
Я видел разных женщин — и ухоженных, и богатых; после дорогостоящих косметологических процедур или из-под ножа пластического хирурга. Они были красивыми куклами, грациозными, обученными, безумно сексуальными. Но в них и на сотую долю не было того, что есть в ней. Чего-то неуловимо женское, женственное, мягкое, нежное. Чего-то, что заводит мужчин с полуоборота, почище откровенного белья.
Я смотрю на Соня, пока она не скрывается за массивными дверями. Не могу отказать себе в этом удовольствии. Каждое её плавное движение, лёгкая походка от бедра завораживают меня.
Я остаюсь сидеть в машине, даже когда она уже в доме. В салоне пахнет её духами — чем-то свежим, морским, едва различимым за сторонними ароматами. И я понимаю, что этот день изменил что-то важное внутри меня. Изменил навсегда.
В моей душе — трещина. Глубокая, болезненная, но… живая. Ржавый замок, который я так тщательно охранял, дал первую брешь. И я не знаю, страшно мне… или наоборот.
Глава 5Соня
Прошла неделя. Семь дней итальянского рая… и семь дней тихого безумия, которое расцветало в моём сердце, словно дикий жасмин в садах Соренто. После Амальфи всё изменилось. Нет, внешне всё по-прежнему. У Инны и её друзей — бесконечные ночные клубы, шумные вечеринки на вилле, сон до обеда. У меня — тихие утро и день, наполненные ароматом моря и цветущих лимонов.
Только теперь эти тихие дни наполнены ещё и… им. Артуром. Его присутствием, его голосом, его взглядами, от которых замирает сердце.
Он не навязывается. Но он есть. Каждое утро мы встречаемся за завтраком на террасе, когда Инна и компания ещё спят в своих роскошных постелях. Мы пьём кофе, обжигающий и горький, как мои мысли о нём. Едим свежие круассаны, которые печёт Мария, добавляя в тесто по щепотке любви и итальянской магии. Разговариваем, кажется, обо всём и ни о чём одновременно.
О книгах — ну кто бы сомневался, что он окажется настолько начитанным! Его глаза загораются, когда он говорит о любимых авторах, и я тону в этом пламени. О музыке — у нас совпали вкусы на джаз, и теперь каждый вечер я слушаю рекомендованные им мелодии, представляя, что это Артур играет их для меня. О смешных случаях из прошлого — его улыбка освещает даже самые пасмурные дни. Иногда просто молчим, глядя на море, раскинувшееся у наших ног, как драгоценный сапфир. И это молчание… комфортное. Наполненное каким-то душевным теплом, которое я не испытывала ни с кем другим.
Мы путешествуем. Недалеко, на один день. Он предлагает — я соглашаюсь. Словно невидимая нить, тонкая и прочная, как паутинка, тянет меня к нему. Я знаю, что это безумие. Что каждая такая поездка — шаг в пропасть, где нет дна и нет пути назад. Но отказаться не могу. Как наркоман не может отказаться от новой дозы счастья, даже понимая, что в конечном счёте это убьёт его.
Вчера мы были в Равелло — городе, парящем в облаках, словно мечта. Сады Виллы Чимброне встретили нас ароматом роз и глициний, их лепестки кружились в воздухе, как конфетти на празднике любви. Бесконечные террасы, увитые цветами, вели нас всё выше и выше, открывая виды на море с высоты птичьего полёта.
Мы гуляли по узким тропинкам, вырубленным в скале, и его рука иногда касалась моей, когда он словно невзначай помогал мне пройти по неровному месту. Каждое прикосновение действовало на меня как удар током, пробегая дрожью по всему телу. Я ловила его взгляд на себе — задумчивый, тёплый, проникающий в самую глубину души. Что он думал? Видел ли он во мне что-то большее, чем подругу дочери? Или я просто… приятное развлечение?
— Вы здесь словно на своём месте, Соня, — сказал он вдруг, когда мы сидели на скамейке в тени древнего кипариса, чьи ветви шептали нам свои секреты. — Не пытаетесь казаться кем-то другим.
Я покраснела, чувствуя, как жар поднимается к щекам, как вино, разлитое по венам.
— А зачем пытаться? Я — это я. Соня Петрова, студентка журфака из провинции. В вашем мире я — как инопланетянин. Попытки казаться «своей» будут только нелепы и смешны.
Он повернулся ко мне, его лицо стало серьёзным, словно высеченным из мрамора.
— Ваш мир, Соня, — он сделал паузу, и время словно остановилось, — гораздо богаче и честнее, чем мой. Не меняйтесь. Никогда.
В его глазах была такая искренность, такое… разочарование? Мне захотелось прикоснуться к его руке, утешить, подарить ему частичку своего тепла. Но я сжала пальцы в кулаки, боясь разрушить хрупкое волшебство момента.
В этот миг Равелло замер, словно ожидая нашего решения, а море внизу продолжало свой вечный танец, не замечая человеческих драм.
Вечером того же дня небо над виллой словно потемнело, предвещая беду. Первая трещина в этой сказочной реальности появилась незаметно, как паутинка на рассвете. Инна вернулась раньше обычного — уставшая, раздражённая, с глазами, полными невысказанных обид.
Она застала нас с Артуром за ужином на террасе. Мы просто ели пасту, обсуждали какой-то фильм, но её взгляд, острый как бритва, мгновенно разрезал атмосферу уюта на части.
— О, папочка и Сонька опять свои посиделки устроили? — прозвучало слишком громко, слишком язвительно. — У вас тут свой клуб по интересам, да?
Каждое её слово вонзалось в моё сердце тысячами иголок. Артур нахмурился, его лицо стало непроницаемым.
— Инна, не понимаю твоих упрёков. Мы просто ужинаем.
— Просто ужинаете, — передразнила она. — Ага, конечно! Сонь, я тебя сюда привезла отдыхать и веселиться со мной, а не скучать с моим папой! Ты что, парней нашего возраста совсем не замечаешь? Димка вон, например. Отличный парень, и уже несколько раз спрашивал про тебя.
Её слова ударили меня, словно пощёчина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, как земля уходит из-под ног. Слёзы подступили к глазам, обжигая их солью.
— Инн, прости… — начала я, но Артур резко встал.
— Инна! Извинись! Ты переходишь границы!
Спор разгорался, как лесной пожар, пожирая остатки спокойствия. Я не могла больше этого выносить. Тихо, стараясь не привлекать внимания, я выскользнула из-за стола и побежала в свою комнату.