Стыд и страх сдавили горло железными тисками. Она права. Всё правда. Что я делаю? Я предаю свою лучшую подругу. Влюбляюсь в её отца! Это грязно, мерзко, непростительно!
Слёзы текли по щекам, размывая мир перед глазами. Море, которое ещё недавно казалось таким ласковым и приветливым, теперь выглядело холодным и чужим, словно насмехаясь над моими страданиями.
Дверь в комнату тихо открылась. Вошла Инна — без макияжа, растрёпанная, растерянная. Та, которая всегда казалась такой уверенной, сейчас выглядела уязвимой и разбитой.
Подруга села на край моей кровати.
— Сонь… прости, — пробормотала она. — Я… я просто устала. И завидно стало. Вы с папой так… спокойно сидели, болтали о чём-то. А у нас вечный цирк. И он с тобой разговаривает… по-другому. Совсем иначе. Не как с придурочной дочкой.
В её голосе звучала не ревность, а боль — глубокая, незаживающая. Моё сердце разрывалось на части. Я хотела крикнуть: «Я влюблена в него! Прости меня!» Но слова застряли комом в горле.
Вместо этого я обняла её, прижала к себе, чувствуя, как дрожит её тело.
— Инн, дурочка, — прошептала я. — Мы просто… иногда говорим. Он интересный собеседник. А ты — его любимая дочь. Всегда. Никто тебя не заменит. И потом, ты думаешь, что ему хочется проводить время со мной? Уверена, он хочет видеть на моём месте тебя.
Ложь. Горькая, необходимая ложь. Я знала, что это не так. Иначе… Зачем ему проводить время со мной? Вежливость? Воспитание? Хорошие причины, правильные. Но неверные. Ему интересно со мной. Ему интересна я. Это читалось между строк, в каждом взгляде, в каждом жесте, но Инне об этом знать было нельзя.
Я чувствовала, как внутри меня борются два человека: одна часть хотела защитить подругу, другая — признаться в своих чувствах, как бы низко это ни было. Но дружба оказалась сильнее. Или, может быть, подспудный страх потерять всё ради призрачного конечного намёка на счастье оказался ещё сильнее.
Она всхлипнула, и этот звук пронзил моё сердце острой иглой:
— Правда? Ты так думаешь?
— Правда, — солгала я, глядя в стену невидящим взглядом, чувствуя, как ложь царапает горло. — Ты очень дорога папе, и ему не хватает тебя. Общение со мной — лишь жалкие попытки заполнить чем-то пустоту твоего отсутствия. Не обижайся, Инна. Я не пытаюсь увести твоего папу. И я не хочу тебя терять. Ты моя лучшая подруга.
Она успокоилась, ушла, а я осталась одна со своей тайной, которая словно ядовитая змея извивалась внутри, раздирая душу на части. Я танцевала на краю пропасти, балансируя между реальностью и мечтой, между дружбой и любовью.
С одной стороны — Артур. Его глубокий смех, от которого теплело внутри. Его умные глаза, в которых я тонула, как в океане. Его нежность, которую я начала чувствовать всё острее, всё явственнее. Каждое его прикосновение, каждый взгляд прожигали меня насквозь, оставляя неизгладимый след в душе.
С другой — Инна. Моя подруга, чьё доверие я предательски разрушала. И страх — ледяной, парализующий страх, что всё это лишь иллюзия для него. Красивый флёр итальянского отпуска, который растает, как утренний туман, стоит только солнцу подняться выше. А потом… Москва, реальность, где я — никто, а он — Артур Пронский, человек из совершенно другого мира.
Но сегодня утром… Сегодня утром он встречает меня на террасе. Инна и её друзья уже уехали на весь день, чтобы поплавать на яхте. Я ни разу не ходила в открытое море и испугалась морской болезни. Поэтому осталась снова на вилле. Поэтому стою сейчас перед ним, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Он молча протягивает мне маленькую коробочку. Мои пальцы дрожат, когда я перехватываю тёплый бархат и откидываю крышечку. Внутри, на шёлковой подушечке, лежит серебряный кулон — тонкий полумесяц, инкрустированный крошечными сапфирами, по цвету так сильно напоминающими море в нашей бухте.
— За Равелло, — тихо говорит Артур, и его голос проникает в самое сердце. — И за вашу искренность, которая так редка. Пожалуйста, не отказывайте мне в такой мелочи.
Я не могу выдавить из себя ни звука. Просто смотрю на него, на этот кулон, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Он берёт мою руку, его пальцы обхватывают мои — тёплые, сильные, нежные. В его глазах… Боже, в его глазах я читаю то же, что переполняет моё сердце. Страх, сомнение, но и… надежда. Что-то настоящее, искреннее, то, что заставляет трепетать каждую клеточку моего существа.
— Соня… — начинает он, но тут звонит его телефон. Он вздыхает, отпускает мою руку. — Извините. Мне нужно ответить. Звонок из Москвы. Важный, я его очень ждал.
Он уходит, скрывается за дверями своего кабинета, отвечая на ходу, а я остаюсь тут, под палящим утренним солнцем, сжимая в ладони холодный металл кулона. Сегодня моё имя прозвучало в его устах чуточку иначе. Это было такое же простое «Соня», как и в любой другой день, но само произношение стало вдруг иным. Оно звучало как что-то близкое, дорогое сердцу, как обещание, которое витает в воздухе.
Я прижимаю кулон к губам, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. Я знаю, что это ошибка. Огромная, прекрасная ошибка, которая может разрушить всё. Но я уже падаю. И остановиться невозможно. Даже если внизу — бездна. Я готова лететь. Хотя бы до конца этого отпуска. Лететь до конца, наслаждаясь каждым мгновением, каждым взглядом, каждым прикосновением, даже зная, что это может стать моим самым большим падением.
Глава 6Артур
Соня с кулоном в руках казалась такой беззащитной и одновременно прекрасной. Её глаза, широко распахнутые, словно два глубоких озера, отражали весь спектр эмоций — от безграничного доверия до леденящего душу страха. В этот момент она напоминала мне маленькую испуганную птичку, готовую взлететь в небо, но парализованную страхом сделать первый взмах крыльями.
Тот момент, когда я держал её руку, стал переломным в моей жизни. Я отчётливо осознал, что это далеко не просто симпатия или мимолетный интерес. Я тонул в её глазах, тонул в её присутствии, тонул в собственных чувствах. Быстро, неотвратимо, безвозвратно. И это было настоящей катастрофой.
Внезапный звонок из Москвы обрушился на меня словно ушат ледяной воды. Проблемы с поглощением одной из моих компаний, паника юристов, срочные решения, письма, требующие моего внимания. Нужно было снова стать Артуром Пронским — холодным, расчётливым, непоколебимым. Но в голове, словно назойливая мелодия, звучали только её голос, её смех, её запах — свежий, как только что выстиранный хлопок, с тонкими нотками спелого персика. Её слова о «тихих вещах» эхом отдавались в сознании.
Весь день я провёл в кабинете, утопая в бумагах и телефонных звонках. Но мысли неизменно возвращались к ней — к её преданности Инне, которая теперь казалась не добродетелью, а непреодолимой стеной; к её простоте, которая была ценнее всех моих миллионов; к её молодости. Двадцать и сорок два — двадцать лет разницы, целая пропасть. Но почему же эта пропасть кажется такой ничтожной, когда я смотрю в её глаза?
Вечером, выйдя на террасу, я застаю её одну. Она сидит в шезлонге, задумчиво глядя на звёзды, и теребит тот самый кулон на шее. Моё сердце сжимается от нежности и тоски. В лунном свете она невероятно красива — её безупречная кожа отливает серебром, мерцет загадочным блеском, кажется почти прозрачной. Она похожа на хрупкую мраморную статую, созданную самым искусным скульптором.
— Тяжелый день? — тихо спрашивает она, заметив меня.
— Обычный, — отвечаю я, устраиваясь рядом в соседнем шезлонге. — Мир бизнеса редко бывает лёгким. Но здесь, в этом месте, он кажется таким далёким.
Я перевожу взгляд на неё.
— Спасибо.
— За что?
— За этот кусочек тишины. За то, что вы есть.
Слова вырываются сами собой — глупые, сентиментальные, но абсолютно искренние.
Она опускает глаза, но я замечаю, как дрожат её губы от сдерживаемой улыбки.
— Артур… мы… мы не должны так. Инна…
Её голос звучит неуверенно, и я, безусловно, знаю, что она права. Но сердце отказывается принимать этот факт. Оно бьётся в груди, словно пойманная в силки птица, стремясь к ней, несмотря на все преграды и запреты.
— Я знаю, — перебиваю я резко, чувствуя, как внутри всё закипает от эмоций. — Я знаю про Инну. Знаю про разницу в возрасте. Знаю, что я — Артур Пронский, а вы — Соня Петрова. Знаю все причины, почему это… невозможно. Безумно. Опасно.
Поднимаюсь с шезлонга, обуреваемый противоречивыми чувствами. Каждый мускул в теле напряжён до предела. Подхожу к перилам, смотрю вниз, на бушующее море. Оно шумит, словно моё сердце, готовое вырваться из груди. Волны разбиваются о скалы, создавая белую пену, точно так же, как мои мысли бьются о стены здравого смысла.
Облокачиваюсь на перила, закрываю глаза. В голове хаос. Разве я мог допустить, что обычная встреча перевернёт всю мою жизнь? Как эта девушка смогла проникнуть так глубоко в моё сердце?
Оборачиваюсь. Она всё ещё там, сидит в том же шезлонге, только теперь выглядит совершенно иначе. Бледная, с огромными, невозможно огромными глазами. В них читается ужас… и надежда. Две противоположности, которые делают её ещё более притягательной.
— Что вы хотите? — шепчет она едва слышно, и её голос проникает прямо в душу.
Делаю шаг к ней. Потом ещё один. Каждый шаг даётся с трудом, будто иду против течения бурного потока. Останавливаюсь в двух шагах, не решаясь приблизиться.
— Хочу невозможного, Соня, — произношу медленно, тщательно подбирая слова. — Хочу вас. Не на две недели. Не как мимолётный роман. Я не знаю как, не знаю, что будет дальше… Но я хочу попробовать. Если… если вы тоже этого хотите.
Мой голос дрожит. Я, Артур Пронский, который не боится никого и ничего, дрожит перед хрупкой девушкой. Впервые в жизни я чувствую себя таким уязвимым. Артур Пронский, человек, который всегда держит ситуацию под контролем, сейчас стоит перед ней и не может справиться с собственными эмоциями.