Инна стоит, опустив голову, её плечи вздрагивают. Наконец поднимает на меня глаза, в которых застыли слёзы:
— А ты… любишь её? По-настоящему? Не как очередную Оксану?
Этот вопрос пронзает меня насквозь. Люблю ли я? Никогда не произносил этих слов даже про себя. Но…
— Да, — выдыхаю, чувствуя, как с души падает тяжёлый камень. — Кажется, да. Люблю.
Страшно до дрожи. И… так освобождающе.
Инна вздыхает глубоко, по-взрослому:
— Блин, пап… — Неожиданно обнимает меня: — Это же так сложно! И для неё… она же простая девчонка. А ты… ты — Артур Пронский. Что будет потом? В Москве? Сплетни, осуждение…
— Не знаю, — признаюсь честно, обнимая её в ответ. — Знаю только, что не могу её потерять. Не сейчас. Не после… после этого. — Имею в виду тот поцелуй, ту искру надежды, которую Оксана едва не загасила. — Помоги мне, Инна. Поговори с ней, пожалуйста. Она тебе доверяет. Она не хочет тебя ранить, это ясно. Объясни… объясни про Оксану. Что это прошлое. Что я… — Запинаюсь, не в силах произнести главное: — Что я не играю с ней.
Инна отстраняется, смотрит долгим, изучающим взглядом. Потом резко кивает:
— Ладно. Я поговорю. Но только потому, что вижу — ты не шутишь. И потому что Соня… она и правда особенная. И она плачет там одна, наверное. — В её глазах мелькает что-то тёплое, почти материнское. Забота, преданность. — Идиоты вы оба, конечно. Это ж надо было так вляпаться… Но… я попробую как-то всё уладить.
Поворачивается и выходит.
Остаюсь один. Надежда, тоненькая ниточка, протянутая дочерью, согревает изнутри. Но страх не отпускает. Что, если Соня не захочет слушать? Что, если боль окажется сильнее? Что, если она уже уехала?
Не могу сидеть сложа руки. Выхожу на террасу. Стою в темноте, не отрывая взгляда от её окна. Там горит свет. Она там. Моя Соня. Моя «искренность, которая так редка». Моё потрясение. Мой свет, который я едва не погасил своим прошлым.
Но я не сдамся. Буду ждать. Стоять здесь всю ночь, если понадобится. Бороться. За неё. За нас. За эту хрупкую, безумную, единственную в своей жизни любовь.
Каждый удар сердца — как молитва. Каждая секунда — как вечность. Но я буду стоять здесь. Потому что она стоит того. Потому что эта любовь — настоящая. Потому что я наконец-то нашёл то, что искал всю жизнь.
Глава 9Соня
Не уехала. Не смогла. Словно невидимые нити удерживают меня здесь, приковывают к этому месту, к нему. Или просто не хватает решимости оборвать последнюю ниточку этой едва возникшей связи, которая ещё теплится в моём сердце?
Сижу на балконе, кутаюсь в плед, хотя ночь тёплая. Внутри всё заледенело, пустота разъедает душу. Смотрю на море, серебристое под луной, слушаю тишину — тишину после бури моих слёз, после стука в дверь — сначала его, потом… Инны.
Инна. Она пришла примерно через час после его ухода. Постучала тихо:
— Сонь, это я. Открой. Пожалуйста.
Не могла не открыть. Вина перед ней — ещё один острый нож в моём израненном сердце.
Она вошла, увидела моё опухшее от слёз лицо, рюкзак на полу — и просто обняла. Крепко, как я тогда, после её ссоры с Артуром.
— Дурочка ты моя. — ласково сказала она. — И папа мой — дурак. Большой, сорокадвухлетний дурак. — Рассказала мне всё, что знает. Про Оксану — как та изменила ему с партнёром по теннису. — Представляешь? Какое пошлое клише! — подруга закатила глаза, громко фыркая. Потом торопливо изложила дальше: про их громкое расставание полгода назад, про то, что он её ненавидит. Про то, что Оксана — патологическая врунья и манипуляторша. — Она специально приехала, чтобы нагадить, Сонь! Узнала, где он, и примчалась! Она не могла смириться, что он выкинул её из своей жизни! — Пауза. — А про тебя… про вас… папа сказал, что… что у него настоящие чувства. К тебе. Он сказал… что любит тебя. — Произнесла это с трудом, но произнесла. — И я вижу, что он не врёт. Он… он другой с тобой. Не такой, как всегда. Мягче. Глупее, что ли. — она пытается шутить, но в глазах стоят слёзы. — И ты… ты тоже его любишь? По-настоящему? Не потому что он богатый и красивый?
Я не могла солгать. Кивнула, опустив голову.
— Да. По-настоящему. Безумно. И очень страшно, Инн. Я не знаю… как это…
— Никто не знает, как это, — вздохнула Инна. — Особенно с таким монстром, как мой папа. Но… — Подняла моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза. — Если он сделает тебе больно, я ему этого никогда не прощу. Но если вы оба… если это правда… — Не договаривает, но в её глазах не только понимание, но и какая-то… усталая мудрость. — Он ждёт внизу. На террасе. Говорит, будет ждать сколько надо. Идиот. — Подруга встала. — Я не говорю, что всё будет легко. И что я полностью «за». Но… поговори с ним. Посмотри ему в глаза. А потом решай. Хочешь уехать завтра — я тебя отвезу сама. Хочешь остаться… — Она пожала плечами. — … тогда будем разбираться со всем этим бардаком. Вместе.
Обняла меня ещё раз и ушла.
Её слова… они не убрали боль, но в них была правда. Про Оксану. И ещё в них была… надежда. Что, если он не врал? Что, если этот поцелуй, его слова, его растерянность у двери… были настоящими?
Я не сплю всю ночь. Сижу на балконе, кутаясь в плед. Мысли кружатся в голове, подобно вихрю. Вспоминаю каждую его улыбку, каждый взгляд, каждую мелочь, в которой проглядывала его забота. Его искренний интерес к моему миру, его усталость от своего. Его слова: «Ты — потрясение». Его признание Инне: «Я люблю тебя». Сказанное не мне, но для меня…
Перед рассветом я встаю с кресла и встаю у перилл. Воздух свежий, чистый, пропитанный запахом моря и цветущего жасмина. И… им. Он там, внизу, на террасе. Один, словно статуя. Смотрит на море. В предрассветных сумерках его силуэт кажется таким уязвимым. Не Артур Пронский, властелин империй. Просто мужчина. Ждущий. Боящийся.
Сердце колотится как сумасшедшее. Мысли путаются. Я не знаю, что делать. Не знаю, как поступить. Но одно я знаю точно — я не могу больше сидеть здесь, в этой клетке из сомнений и страхов.
Встаю. Делаю шаг к двери. Ещё один. Ещё.
Может быть, там, внизу, на террасе, ждёт не только он, но и мой ответ на все вопросы?
Не думаю. Просто иду. Вниз по лестнице. Через тихий дом. На террасу. Он слышит мои шаги, оборачивается. Его лицо в сером свете зари измождённое, с глубокими тенями под глазами. Но когда он видит меня, в его глазах вспыхивает искра. Надежда? Страх?
Останавливаюсь в двух шагах. Молчу. Что сказать? «Прости»? Но я ни за что не прошу прощения. «Я верю»? Но сомнения всё ещё шевелятся внутри.
Он делает шаг навстречу:
— Я… я позвонил юристу. Запущен процесс на запрет приближения Оксаны. Если она появится в радиусе километра, её арестуют. — Тяжело сглатывает: — Я не мог защитить тебя тогда. Обещаю, больше такого не повторится. Никогда.
Киваю. Это важно. Но не главное.
— Инна… говорила со мной, — произношу тихо.
— Да, знаю. И я благодарен ей. Хотя понимаю, как ей тяжело. — Он не отрывает от меня взгляда: — Соня… я не прошу забыть вчерашнюю боль. Я заслужил её своим прошлым, своей нерасторопностью. Но я прошу… дай мне шанс. Дай нам шанс. Не убегай. Позволь мне доказать, что мои чувства — не иллюзия. Что этот поцелуй…
Он замолкает, не в силах подобрать слова.
Смотрю в его глаза. В эти тёмные, усталые, но такие искренние сейчас глаза. Вижу там боль — за мою боль. Вижу страх — потерять меня. Вижу… любовь. Ту самую, настоящую, о которой я мечтала и в которую так боялась поверить.
Его дыхание становится прерывистым, когда он ждёт моего ответа. Каждая секунда тянется, словно вечность. Сердце колотится в груди, готовое выпрыгнуть.
Наклоняюсь чуть вперёд, чувствуя, как тепло его взгляда окутывает меня. В этот момент всё становится ясным. Все сомнения отступают. Остаётся только он и я.
Не говоря ни слова, делаю шаг к нему. Его руки медленно поднимаются, словно боясь напугать. Обхватывают меня, притягивают к себе. В этом объятии — вся его нежность, вся его боль, все его страхи и надежды.
Прижимаюсь к его груди, слышу, как бьётся его сердце. Так же быстро, как моё. Вдыхаю его запах — запах мужчины, который любит, который борется, который ждёт.
И в этот момент понимаю — я больше не боюсь. Потому что нашла то, что искала, даже не догадываясь об этом. Его любовь. Настоящую, искреннюю, способную преодолеть любые преграды.
— Я так испугалась, — шепчу, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Но теперь это слёзы облегчения, не боли. — Испугалась, что всё это… просто игра. Что я — просто…
— Никогда, — перебивает он резко. Обхватывает мой подбородок пальцами, заставляя поднять лицо. Его глаза горят искренностью, в них читается такая боль и нежность. — Ты — всё, что стало для меня важным за эти дни. Ты — свет в моём давно потемневшем мире. Я не знаю, как мы всё устроим. С Инной. Со сплетнями. С разницей в возрасте. Но я знаю одно… — Протягивает руку медленно, давая мне возможность отступить. Но я не могу, не хочу. Его пальцы касаются моей щеки, нежно смахивают слезу. — … Я не могу без тебя. Не хочу даже пробовать.
Его прикосновение обжигает, словно электрический разряд. Стена страха и сомнений рушится, рассыпается в прах. Мысли путаются, сердце колотится как сумасшедшее. В этот момент не существует ничего, кроме него.
— Я тоже не могу, — выдыхаю, чувствуя, как голос дрожит от переполняющих эмоций. — Не могу без тебя. Хотя мне и… страшно. Но я не хочу убегать. — Делаю крошечный шаг, прижимаюсь к нему так близко, что чувствую тепло его тела, вдыхаю его запах — моря и чего-то бесконечно родного, мужского. — Я хочу… попробовать.
Он молчит, но его объятия говорят больше любых слов. Крепкие, надёжные, как якорь в бушующем море. Прижимаюсь к его груди, слушаю бешеный стук его сердца. Его губы находят мои — сначала осторожно, словно спрашивая разрешения. Потом глубже, сильнее.
Этот поцелуй не похож на предыдущий. В нём — обещание, клятва, начало чего-то нового. В нём вся боль вчерашнего дня, весь страх будущего и безумная радость от того, что мы здесь, вместе.