— Прочти, в чем он обвиняется, Филдинг! — приказал Тристан.
Филдинг начал выполнять приказ, а взгляд Джейкобса бегал от капитана к Джасинде. Девушка не слышала ни слова. Ее парализовал полный ненависти, свирепый взгляд матроса. И даже когда его повели к железной решетке, он все еще продолжал смотреть на нее. Филдинг велел ему снять рубашку, и Джейкобс без замешательства и жалоб сделал это. Он лишь однажды отвел глаза, когда его вынудили повернуться, чтобы привязать руки к металлическим перекладинам.
«Когда тебя накажут, я почувствую себя лучше, — подумала Джасинда. — Ты заслуживаешь этого. Все закончится, и я опять почувствую себя чистой».
— Начинай, Филдинг!
Джасинда посмотрела на Тристана. Со стороны его лицо казалось безжизненной маской, но она, научившаяся уже понимать выражение лица своего любимого мужчины, могла прочесть по напряженным скулам, что Тристан разгневан.
— Она сама виновата, — шепнула одна из женщин достаточно громко, чтобы услышала Джасинда, — выставляет себя напоказ перед мужиками, как последняя… И чего она еще ожидала от этого моряка? Это ее следовало бы выпороть!
Неужели так думали все? Краска разлилась по лицу Джасинды. Она обвела глазами собравшихся, боясь прочитать обвинение в свой адрес на лицах мужчин и женщин. «Капитанская шлюха, — казалось, говорили они. — Это ее вина!»
Джасинда услышала свист хлыста, разрезавшего воздух, и неожиданный треск. Ее взгляд упал на спину Джейкобса. Глаза невольно расширились. На обнаженном теле матроса появились красные полосы. Моряк отвел руку с хлыстом назад, и опять резкий свист хлыста разрезал воздух над палубой. Мышцы Джейкобса напряглись, руки изменились до неузнаваемости, когда он с силой вцепился в железные поручни. Снова и снова карающая плеть с жестокостью обрушивалась на загорелое тело, каждый раз оставляя после себя кровоточащие раны. Никогда в жизни Джасинде не приходилось быть свидетелем такой жестокости, такого ужаса, каким было это наказание. Ничто, даже то, что сделал с ней Джейкобс, казалось, не заслуживало такой кары.
Каждый раз, когда рука с хлыстом опускалась, на спине Джейкобса появлялись кровавые рубцы, и теперь он уже просто истекал кровью. Джасинда почувствовала тошноту, подступившую к горлу. Не сдержавшись, она бросилась к Тристану и схватила его за руку.
— Пусть он прекратит! — хриплым голосом сказала она.
Тристан вздрогнул и, обернувшись, посмотрел на нее черным холодным взглядом, потом сказал:
— Уйди, Джасинда.
— Пожалуйста, этого достаточно! — молила она. Глаза всех присутствующих устремились на капитана и Джасинду, уши ловили их разговор. Даже моряк, исполнявший приговор, в нерешительности замер.
— Я хочу, чтобы ты прекратил это. — Пальцы девушки сильнее сжали его руку, голос стал громче. — Прекрати это! Прекрати!
— Иди вниз, Джасинда, — ровным голосом сказал он, его тон не терпел возражений. — Сейчас же. — И не дожидаясь, когда она выполнит его приказ, повернулся к ней спиной. — Продолжай наказание!
Изумленная, Джасинда снова услышала свист плети, хлещущей изуродованную плоть Джейкобса. Потом она резко развернулась, чтобы уйти, но опять остановилась, поймав на себе победный взгляд Лорали.
— Иди вниз, Джасинда, — насмешливо проговорила красавица.
Униженная и смущенная, Джасинда бросилась в каюту.
Немного спустя они на полных парусах покинули бухту. Свежий ветер нес их вперед. «Габриэлла» двигалась со скоростью 17 узлов в час. Весь день — с тех пор, как Джасинда убежала с палубы с горючими слезами на глазах — она не видела Тристана и сидела в каюте в ожидании, уверенная, что он придет извиниться и успокоить ее. Прождав долго в одиночестве, она хотела подняться на палубу и поискать его, но не осмелилась, вспомнив, как он говорил с ней. Она съежилась от страха. Во что она превратилась ради своей любви?
Перед самым ужином дверь в каюту открылась, и вошел утомленный, со сжатыми губами Тристан. Джасинда встала, каждая клеточка ее тянулась к нему. И все же противоречивые чувства боролись в ее душе. Она злилась за то, что он не послушал ее, не остановил порку. Ее обидело, как он посмотрел на нее, каким тоном приказал ей уйти. Ей стало стыдно, когда она увидела себя со стороны. «О, да это же капитанская шлюха!» Эта фраза так часто повторялась у нее в голове!
Когда молчание стало невыносимым для нее, Джасинда спросила:
— Почему ты не остановил это?
— Я — капитан корабля. Мое слово — закон.
Она вспомнила исполосованную спину Джейкобса.
— Он истекал кровью. Виновный получил свой урок, этого было достаточно!
Глаза Тристана потемнели.
— А другие, они получили бы урок, если бы я дал слабину? — Он повысил голос. — Это не игрушки, Джасинда. Я обязан укреплять дисциплину…
Она покачала головой, она не понимала, как Тристан мог быть таким жестоким и беспощадным? Тот ли это самый мужчина, что держал ее нежно в своих объятьях по ночам, кто осыпал поцелуями ее тело, кто шептал слова любви и ласками доводил ее до экстаза? Неужели это ее Тристан?
— Ты знала, каков был приговор из нашей беседы прошлой ночью, — мрачно напомнил ей он.
— Я не поняла, что это значит, — протестующе заявила она. — Кроме того, тогда мне было больно и страшно.
Его голос стал холодным, как сталь.
— А что он сделал с тобой? Неужели это выглядит менее жестоко, чем то, что сделали с ним?
— Нет, — прошептала она.
Тристан подошел к ней. Он вытянул руки ладонями кверху.
— Если бы не Спар, я убил бы его вот этими руками. Никогда не забуду, что он сделал… и то, что он мог сделать. Может, ты и забудешь, а я нет. Я все еще вижу тебя, брошенную на землю, в разорванной блузке, едва не захлебнувшуюся. И его фигура над тобой…
Она вздрогнула от воспоминаний.
— Я должен был заставить каждого понять, что никто не может обращаться с тобой таким образом. Никогда! — говорил он.
— Я не забуду этого тоже, — негромко сказала она, злость ее на время утихла. — Но другие, может быть, правы. Наверное, я сама навлекла на себя эту беду. Ведь я стала твоей… твоей…
Тристан быстро закрыл ей рот, не давая говорить. Он покачал головой. Его взгляд требовал, чтобы Джасинда не смела так думать.
Она убрала с лица его руку.
— Это правда, Тристан. Я знаю, о чем эти люди думают. Я говорила тебе, что не стыжусь наших отношений. Мне было все равно, что кто-то узнает, что мы с тобой близки. Но видишь, что получилось. — Она отошла от него. — Я думаю, тебе следует отвести меня к остальным женщинам.
— Нет.
— Либо это, либо твои люди станут еще более завистливыми и жестокими.
Он не отвечал.
— Ну, что! Разве не так? — Джасинда напряженно выпрямила спину. — Я хочу быть вместе со всеми.
— Нет!
Золотистые глаза вспыхнули.
— Выходит, я опять твоя пленница? Ты будешь держать меня здесь против моей воли? — Обида и отчаяние затмили ее здравый смысл. — Если я скажу, что мне больно быть… быть капитанской шлюхой, ты отпустишь меня? Если я скажу, что не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, так как я увидела твое отношение к этим людям, ты дашь мне свободу?
И как только Джасинда сказала это, сразу же пожалела об этих словах. Протянула руку, касаясь его, начала говорить, намереваясь объяснить, что у нее на душе. Но Тристан отвернулся от нее и направился к двери, прежде чем она успела открыть рот.
— Вам нет необходимости уходить из этой каюты, леди Джасинда. Я не побеспокою вас больше. Я перееду в другую комнату.
Он со стуком захлопнул за собой дверь.
Джасинда и не думала, какой большой окажется кровать, когда спишь в ней одна. Она провела бессонную ночь, ворочаясь под одеялом, сожалея, что не может забрать назад слова, заставившие Тристана хлопнуть дверью. Она не знала, что он сейчас делает. Может быть, он тоже всю ночь смотрел в темную пустоту каюты как и она!
Джасинда часто прокручивала в памяти пережитую сцену и удивлялась своему поведению. Это так не похоже на нее. Всю свою жизнь она покорно принимала то, чего хотели остальные, и искала убежища от того, что ей не нравилось в жизни, в своих снах и мечтах. Когда ей было больно, или она злилась, Джасинда всегда скрывалась под маской холодной сдержанности и молчала. Что же произошло с ней теперь, что она позволила себе так дерзко разговаривать с Тристаном?
Джасинда встала и отдернула тяжелые занавески закрывающие окно. Серебряные блики луны переливались на гребнях перекатывающихся волн. Девушка прислонилась к оконному стеклу и пристально всматривалась в море. Душу тяготило и не отпускало смятение, оно было похоже на океанские волны, несущиеся в неведомое пространство.
— Может быть, я стала другой? — прошептала она.
Эта мысль пришла к ней неожиданно, и в этот момент Джасинда поверила в нее. Да, она другой человек теперь, вовсе не та девочка, какой она чувствовала себя шесть месяцев назад, даже три месяца назад. Но Джасинда не была уверена, лучше она стала или хуже.
«Может быть, тебе следует вернуться в Англию и готовиться к свадьбе с Роджером? — спросила она себя. — Ты всегда будешь знать наверняка, чего от тебя хотят. Тебе не придется переживать из-за кораблей с пушками на борту, штормов, грубых матросов и жестоких наказаний. Ты сможешь жить в красивом особняке и давать веселые балы, иметь слуг, которые будут угождать тебе, и множество разнообразной и вкусной еды…»
«Но у тебя не будет Тристана», — ответила она себе.
Джасинда отняла голову от окна и слезла с кровати.
— Пусть лучше у меня будет Тристан! — сказала она вслух, зажигая фонарь.
Босоногая Джасинда на цыпочках прошла по комнате и открыла дверь. Она выглянула в коридор. Вокруг никого. Никто не вертится поблизости. Она глянула на соседнюю каюту и обнаружила свет, проникавший из-под двери. Тристан не спит. Затаив дыхание, Джасинда положила руку на дверную ручку, пытаясь успокоить свое взволнованное сердце. Потом она открыла дверь, вошла и тут же закрыла ее за собой, прислонившись спиной к косяку. Тускло горел фонарь, и Джасинда видела, что Тристан лежит на кровати, закрывшись одеялом с головой.