Окна их комнат как раз должны выходить на эту сторону, и одно из них светилось, чётко обрисовывая тёмный силуэт. Алина сидела на подоконнике, но смотрела не на улицу, а прямо перед собой, и опять она походила на тонкую травинку, склонившуюся под порывом невидимого ветра.
Марат провёл рукой по волосам, вздохнул, подумал, что он прямо как девица сегодня, всё вздыхает и вздыхает, и направился назад в дом. Поднялся на второй этаж, остановился перед нужной дверью, коротко стукнул, не получив ответа, повернул ручку.
— Можно?
Алина по-прежнему молчала. Не возражала и вид не делала, будто Марата для неё не существует, и это так она его показательно не замечает. Наоборот, смотрела прямо, с доверчивым ожиданием. Брови приподняты, печально изогнуты, выражение на лице потерянное — маленькая, грустная, беззащитная.
Надо же — его дочь. Но до сих пор не очень-то верится, кажется, это только на время, а потом всё вернётся на круги своя, стоит подождать и перетерпеть немного. А ведь не вернётся. И Алина наверняка то же самое сейчас ощущает.
— Скучаешь? — Марат подошёл, остановился в шаге.
Она шмыгнула носом, уткнулась в согнутые коленки.
— Я понимаю. — Несколько секунд Марат решался, мучился сомнениями, потом всё-таки поднял руку, медленно, неуверенно, протянул к Алине, положил ладонь ей на макушку, предполагая, что сейчас она возмущённо мотнёт головой. А она — нет. Только замерла и опять шмыгнула носом. Марат осторожно погладил её по волосам, словно котёнка. — Правда понимаю. — И сразу убрал ладонь, зацепил большие пальцы за карманы на брюках, глянул в окно, на сгущавшуюся темноту ночи, которая в городе всё равно не будет достаточно плотной и чёрной, на электрические огни многоэтажек вдали. — И мне тоже не особо по себе. Тоже без понятия, как дальше сложится. Но что теперь делать? Справимся как-нибудь.
Алина приподняла голову и в который уже раз — носом шмыгнула. Марат дёрнул бровями, улыбнулся, совсем чуть-чуть.
— Ты теперь всегда будешь так со мной разговаривать? — и тоже шмыгнул носом, изображая.
— Нет, — наконец отозвалась Алина, — по-нормальному буду. Это только сейчас так получается. А обычно я много говорю. Даже слишком.
— Знаешь, я тоже. Так что как-нибудь поболтаем. А сейчас, наверное, спать пора. Вон у твоей подруги уже и свет не горит. И я пойду. — На этот раз получилось само собой, и как-то даже легко. Вскинул руку, прикоснулся к русой макушке, взъерошил волосы. — Спокойной ночи.
20
Конечно, спать Марат не пошёл. Спустился вниз, на кухне вытянул из шкафа бутылку вина, опять двинулся в кабинет. Нет, не работать. Вообще-то название кабинет за этой комнатой закрепилось чисто случайно, но прилипло намертво, хотя по сути она была, скорее, гостиной. Огромный диван, кресла, парочка маленьких кофейных столиков, шкафы.
Рабочий стол тоже был — большой, основательный, на котором не только умещались принтер и монитор компьютера, но ещё можно было разложить кучу бумаг, макетов, эскизов, каталогов, ноутбук. Но, наверное, самое главное, в этой комнате был камин. За что Марат и относился к ней по-особенному.
Хорошее вино, живой огонь — в данный момент самое то. Не хватает только приятной компании. Но тогда было бы уж слишком идеально. И, кстати, поспешил Марат с жалобой на её отсутствие, и Алинина подруга вовсе не спала. Сидела перед камином в одном из кресел, забравшись в него прямо с ногами, обхватив колени, смотрела перед собой и, наверное, представляла, как пляшут в тёмном прокопчённом нутре рыжие языки пламени.
При виде Марата она встрепенулась, зашевелилась, собираясь встать.
— Я…
Тот торопливо остановил её.
— Сиди. Всё в порядке.
Заказывал же компанию. Уж какая досталась. Правда, бутылку пришлось оставить на столе. Напиваться он, конечно, не планировал, но и просто пить алкоголь, пусть даже вино, в присутствии ребёнка — как-то не очень.
Марат подошёл к камину.
— Разжечь?
— Так тепло же, — разумно заметила Лера, а сама поглядывала с надеждой, и глаза спрашивали: «А можно? Правда? Правда-правда?»
Можно. И подумаешь — тепло.
— Ну и что? — заявил Марат. — Тебе же интересно. И мне нравится, когда горит. Он же здесь не только для вида. Ну и вообще-то, я и сам собирался его разжечь. Для того и пришёл.
Взяв из дровницы несколько поленьев покрупнее, он положил их поверх давно прогоревших и остывших угольев, добавил щепок поменьше.
— Дядя Марат, — прилетело из-за спины.
Он развернулся резко, потрясённо выдохнул:
— Че-го? Какой ещё «дядя»? — Сразу представился старикан с седой бородой, опирающийся о клюку, и даже слегка передёрнуло. Папа — это папа. А тут… — Кошмарно звучит.
— А как тогда? — растерялась Лера. — По имени-отчеству? Но я вашего отчества не знаю.
— Оскарович, — сообщил Марат, доставая из упаковки и закладывая под щепки кубик разжигателя, и опять повернулся к собеседнице, посмотрел с сомнением. Нет, всё-таки дома «Марат Оскарович» будет восприниматься слишком неестественно и официально. — Но так тоже не надо. И на «вы» не надо. Мы же не на работе. Я бы предпочёл просто по имени. Сможешь?
— Попробую, — на полном серьёзе пообещала Лера и произнесла прямо сразу: — Марат. — Получилось у неё не слишком уверенно, даже запнулась в самом начале, и она упрямо повторила, глядя ему в глаза: — Марат.
Не то, чтобы он смутился, просто показалось, что имя прозвучало как-то необычно. Но — точно всего лишь показалось. Это оттого, что Лера чересчур старалась, выговаривая. И Марат заключил воодушевлённо:
— Вот и отлично.
Он чиркнул по коробку длинной спичкой. Можно было воспользоваться и зажигалкой, но спички нравились ему куда больше.
Когда огонь занялся, Марат прикрыл дверцу, выпрямился.
— Ну как? Пока ещё, конечно, не очень эффектно, но быстро разгорится.
Лера не стала ничего говорить, просто кивнула, заворожённо уставилась на пламя.
И оно как-то сразу разрослось, словно под действием девчачьего взгляда, расползлось по поленьям, потянулось вверх, зашумело, заплясало. Теперь уже плотно закрыв дверцу, Марат уселся на диван.
— Нравится?
Лера опять кивнула:
— Ага.
Глаза у неё тёмные, блестящие, словно ягоды черешни, пропитанные жарким летним солнцем, а отражённые отблески огня делали их взгляд по-особому ярким и тёплым.
— Давно вы с Алиной дружите? — поинтересовался Марат, а Лера чуть запрокинула голову, словно так удобнее было думать и вспоминать, ответила:
— С самого начала.
— Это как?
— Ну, мы всегда вместе были. Ещё даже когда в колясках. Так же часто бывает, когда с детьми гуляют. Все же в одном дворе, в одно время. А потом в садик вместе пошли, и в школу.
— И сюда тоже вместе, — продолжил Марат. — Ты почему согласилась?
Лера пожала плечами.
— А разве это неправильно? — повернула лицо в сторону Марата, взглянула пристально, а потом опустила глаза, произнесла негромко, но напряжённо: — Я вам мешаю?
— Ха, — выдохнул Марат. — Ну, Лер, ты и выводы делаешь. Но вот о подобном даже не думал. Я ж совсем не потому спрашиваю. Просто, сама понимаешь, я про Алину почти ничего не знаю. А нам же с ней теперь тоже — быть вместе. А с тобой мы, кстати, договорились — обращаться на «ты».
— Я просто ещё не привыкла, — серьёзно пояснила она. — И, — сделала паузу, а потом закончила убеждённо: — у вас получится. В смысле, — Лера опять нерешительно запнулась, произнося: — у тебя. И у Алины. Вместе.
— Ты правда так считаешь?
— Правда.
— А знаешь? Вот честно, не придумываю. Ты так сказала, и я тоже ещё больше начинаю в это верить.
Чёрт-те что происходило — он болтал о жизни с двенадцатилетней девчонкой, в принципе, совсем ещё соплюшкой. И ведь весьма неплохо получалось.
Лерка — умненькая, серьёзная, сдержанная, с ней Марат чувствовал себя вполне спокойно и комфортно. Наверное, потому, что у неё были собственные родители и в любой момент она могла вернуться домой. А Алина — всё уже, его, и никуда от этого не денешься. Вот и возникало ненужную напряжение. Или Марат просто боялся, что между ними установится то самое «всё непросто», как было когда-то у него с собственным отцом? Как… ну, если вспомнить сказанное когда-то Галкой и увиденное сегодня самим, существовало в настоящем у Леры с её папашей.
— У тебя дома тоже не всё в порядке?
Лера мгновенно изменилась, словно ощетинилась, выставила колючки.
— Почему? — спросила настороженно.
— С отцом какие-то проблемы.
— Всё нормально, — твёрдо с нажимом проговорила она, глядя исподлобья.
— Извини, — опомнился Марат. — Куда-то не туда понесло. Я, вообще, о другом хотел спросить. Скоро же в школу.
— Собрание на следующей неделе, — всё ещё немного отстранённо, по-деловому доложила Лера.
— Это что?
— Ну, собираемся в классе, и учитель рассказывает, во сколько первого сентября на линейку приходить, сколько уроков будет, и учебники выдаёт.
— А мне при этом тоже присутствовать надо? — озадачился Марат, но Лера уверенно мотнула головой.
— Не обязательно. Это только у мелких родители приходят, а мы и сами дойдём. На автобусе доедем. Отсюда же не очень далеко.
— Ну да. А в школу я вас отвозить могу. Возможно, не всегда, но — постараюсь. И, — он и тут не придумывал, говорил искренне о том, что на самом деле чувствовал, — спасибо, Лера.
Она отреагировала неожиданно, решительно поднялась с кресла.
— Я пойду.
— Конечно, — подхватил Марат, пожалуй, чересчур рьяно. — Поздно ведь уже. Тебе давно спать пора.
Лера замерла на середине шага, посмотрела, вроде бы удивлённо и в то же время с негодованием. Она уже не маленькая, и не надо с ней, как с младенцем. Марат улыбнулся, развёл руками, протянул раскаянно:
— Ну-у, я ещё только учусь.
21
Школа началась, как ей и положено, с первого сентября, с торжественной линейки на стадионе. Основное отличие заключалось только в том, что они не пришли пешком, а подкатили на машине, возле которой потом топтались минут десять. Алина находила причину за причиной, не обращая внимание даже на их надуманность и глупость, чтобы подольше не отпускать Марата, чтобы ещё и ещё немного покрасоваться рядом с идеально поблёскивавшей на солнце чёрной Ауди (хотя, конечно, не в