— Понял, понял, — заверил Вадим торопливо, остановился, развернулся лицом к Лере. — И, может, больше не будем о нём говорить? Лучше о нас. — Они как раз дошли до зарослей каких-то декоративных кустов, довольно пышных и высоких, и теперь с понтона их не слишком было заметно. — И вообще лучше не говорить.
Вадим привлёк Леру к себе, наклонился, поцеловал жадно, сдавливая губы. А ей нравилось — именно так, без всяких показательно осторожных прикосновений, которые словно на пробу, словно не уверен. К чему это позёрство, обманная стыдливость и трепетность? Лучше уж сразу, с первого момента, забыть обо всём остальном, отгородиться от него, утопая в сладком томлении.
Лера обвила руками его шею, запустила пальцы в густые волосы, Вадим прижал её ещё теснее.
И такое ей тоже нравилось — целоваться долго и упоённо, ни на что не обращая внимания, не думая больше ни о чём. Потому что нет мыслей, есть только ощущения, сладкие, терпкие, будоражащие, разливающиеся жаром по телу, уводящие всё дальше и дальше в желаниях. А если кто-то увидит — пусть. Пусть! Какое ей дело до кого-то? И останавливаться только тогда, когда земля начинает уходить из-под ног от бешеной карусели в голове, когда даже с закрытыми глазами всё плывёт, и невозможно отстраниться друг от друга, потому что в одиночку просто не устоять.
А у Вадима ещё хватало сил тихонько шептать, но Лера не вслушивалась в слова, просто внимала нежным интонациям, прижималась виском к его щеке, гладила пальцами его шею. И мысли постепенно возвращались.
Или нет, не постепенно, а вдруг, ворвались, и абсолютно не те. Обдали жаром, словно внезапно взметнувшееся пламя, и, чтобы избавиться от них, пришлось произнести вслух:
— Вадим.
— А?
Она не сразу нашлась, что сказать, придумала на ходу.
— Может, всё-таки пойдёшь? К нам, туда, на пристань.
— Да ну, не знаю, — засомневался Вадим. — Зачем я там сейчас? По-моему, не самый подходящий момент.
— Почему не подходящий?
— У вас же свадьба. У твоей мамы. А тут — здрасьте. Сюрпри-из!
Лера с пристальным вниманием заглянула ему в глаза.
— Ты, что, боишься?
— Да почему боюсь? — возмутился Вадим. — Нет. Просто считаю, что не время. И не место. Зачем перебивать праздник? — Они опять медленно побрели вдоль берега, держа друг друга за руку, тесно переплетя пальцы. — Тем более этот… как его? Марат? Когда я пришёл, на меня та-ак посмотрел.
— Как? — осторожно поинтересовалась Лера.
— Недобро, — Вадим театрально нахмурился. — Вот я и подумал, что он твой отчим. Теперь за тобой присматривает и одну никуда не отпускает. — Потом многозначительно ухмыльнулся. — А не одну — тем более.
— Да ладно тебе, — Лера пихнула его локтем. — Не выдумывай. Никто за мной не присматривает. И вообще, у мамы с Лёвой ночью самолёт. Точнее, ближе к утру. Они улетают в Испанию. На недельку. В свадебное путешествие.
— И ты с ними?
— Я-то зачем?
— Значит, ты остаёшься? — чётко разделяя слова, заключил Вадим. — Одна?
— И что, что одна? — Лера недоумённо дёрнула плечами. — Я ведь не маленькая. И к сессии удобно готовиться — тишина и покой.
— Ну да, точно, — поддакнул Вадим, с самым серьёзным видом. — К сессии надо готовиться.
Они учились вместе, в политехе на архитектурном, точнее, почти вместе. Вадим старше на курс, и специальности немного разные. У него — проектирование, а у неё — дизайн городской среды. И как-то раз пересеклись в одной компании, собравшейся в Молодёжном центре. Лера, возможно, на него и внимание не обратила бы, просто Вадим в тот момент разительно отличался от остальных. Не какими-то внешними данными, одеждой или яркой привычкой. Своей отстранённостью, обособленностью и сдержанностью на фоне общего весёлого возбуждения.
Кто-то спросил:
— А почему Вадим такой?
Кто-то другой ответил:
— Да его Настя бросила.
— Чего вдруг?
— Ну, типа, наигралась, надоело, захотелось смены впечатлений. Сам не понял, что там у них произошло.
А Лера услышала и сначала просто пожалела. Она слишком хорошо понимала, как это — быть влюблённым без взаимности, без надежды и твёрдо знать, что уже ничего не изменится. Никогда.
Настю она тоже знала. Однокурсница Вадима, с копной непослушных рыжих кудрей, шумная, беззастенчивая, временами излишне прямолинейная и даже чуть грубоватая. Слишком заметная, никак не пройдёшь мимо, не увидев, не создашь впечатление, что её поблизости нет — всё равно же никто такому не поверит. И от этого вдвойне тяжело — вроде и находишься рядом, а не дотянуться. И преграды не разрушить. Потому что они не материальные, потому что они существуют в сознании и в душе. И не только в твоих.
Вот Лера так и поступила — просто налила чая в две кружки, просто подошла, одну протянула Вадиму:
— Держи.
И больше и добавлять ничего не собиралась, тем более пристраиваться рядом, он сам пригласил:
— Садись.
И Лера села на соседний стул. Вадим, оказавшийся ближе к столу, подхватил с него печенюшку, тоже протянул Лере, тоже произнёс:
— Держи.
Словно они какой-то тайный ритуал совершили, известный только им двоим. И всё равно — ничего особенного. Пили чай, молчали, но потом всё-таки разговорились, начав с самых простых вопросов.
— Ты ведь не с нашего курса?
— Я с первого. И специальность другая.
— Дизайн? Или вообще другой факультет?
— Ага, дизайн.
А когда расходились по домам, выяснилось, что им по дороге, вот совсем по дороге, по одному маршруту с разницей всего в три остановки: Вадиму ближе, Лере дальше. Но перед тем, как выйти из автобуса он спросил:
— Тебя проводить?
Она пожала плечами.
— Да я и сама доберусь.
— Тогда, пока!
— Ага, пока.
Разбежались и мыслей никаких, будто это может иметь продолжение, во что-то вылиться. Наверняка и Вадим о подобном не думал, не до того, он ведь совсем недавно с девушкой расстался. Но через несколько дней они встретились уже утром по дороге в университет, случайно. Или нет.
Не в том смысле, что кто-то из них нарочно подстерегал момент, поджидал нужный автобус, а в том, что было предрешено сложиться именно так, не иначе. Они не могли не совпасть, потому что в тот момент подходили друг другу идеально. Вот и закружило их легко и быстро в водовороте чувств, одном на двоих.
34
Реагировать на призывный сигнал домофона Лера не торопилась — никого не ждала, да и время уже не самое подходящее для гостей, за окном начало темнеть, а ведь летом темнеет поздно. Она неспешно добрела до прихожей, взяла трубку:
— Да.
— Доставка пиццы, — прилетело в ответ позитивно-бодрое.
— Я же не заказывала, — озадаченно выговорила Лера, но вовремя сообразила. — Вадим, ты?
— Я, — тут же последовало чистосердечное признание. — И не один. Реально с пиццей. Так ты нас впустишь?
— Ну-у, — протянула Лера задумчиво, будто и на самом деле решая. — Если с пиццей, то… конечно. — Нажала на кнопку на аппарате и сразу принялась отпирать дверь.
Открыла её и вслушивалась в торопливую дробь шагов по лестнице, та становилась всё громче, приближалась, разгоняя тишину.
— Привет! — Вадим стремительно пересёк площадку, оказавшись рядом, отвёл плоскую коробку с пиццей в сторону, поцеловал в губы. — Я подумал, что ты тут скучаешь в одиночестве, и мы пришли его скрасить. Хотел ещё вино прихватить. Но вино с пиццей — это как-то странно.
— Ничего. У меня сок есть, — заявила Лера, захлопывая за ним дверь. — Апельсиновый. Подойдёт?
— Самое то, — кивнул Вадим, обвёл прихожую взглядом. — Нам куда?
— Туда, — Лера махнула рукой в сторону кухни, и уже там выяснилось, помимо коробки Вадим принёс ещё небольшой пакет.
— Что это?
— Сейчас увидишь, — он поставил пиццу на стол, запустил руку в пакет, вытащил из него пузатый тёмно-красный цилиндр, и сразу ещё один, и ещё.
— Свечи? — удивлённо воскликнула Лера.
— Угу.
— А в следующий раз ты ёлочную гирлянду принесёшь?
Вадим расстроенно выгнул брови, насупился, поинтересовался с раскаянием:
— Ты хотела ёлочную гирлянду?
— Нет, — Лера замотала головой, взяла одну свечу, сжала в ладони. — Совсем не хотела. Мне вообще кажется, гирлянда — это слишком по-детски, банально и глупо. И не по-настоящему. Просто мишура. Да ещё мнимая, только на время. Сначала фейерверки, салюты, блёстки, а уже через неделю — ёлку на помойку.
— Лер, — с ещё большим раскаянием протянул Вадим, с опаской поглядывая на её руку, — я не принесу гирлянду. Честное слово. И свечи сейчас уберу.
Но она остановила его.
— Не надо. — Улыбнулась мягко. — Свечи — это другое. — Отодвинув коробку с пиццей, сама расставила их на столе, пальцем дотронулась до упругого фитиля, провела круг по краю.
— У тебя зажигалка есть? — с деятельным видом поинтересовался Вадим.
— Спички.
Лера достала коробок, тот, конечно, заметно отличался от обычного, открыла.
— Ого! — произнёс Вадим удивлённо. — А почему они такие длинные? Первый раз вижу.
— Это специальные. Для каминов, — пояснила она.
— А разве у вас здесь есть камин?
— Нет, конечно. Ты что? В типовых квартирах не бывает, — Лера вытянула одну. — Просто мне нравятся такие. И горят дольше.
Вадим тоже достал спичку, повертел в пальцах, выставил перед собой.
— Прямо огни бенгальские.
— И совсем нет, — возразила Лера, а он сразу спохватился:
— Ой, прости. Я не подумал, а это же тоже из компании ёлочных гирлянд и фейерверков. — Вадим заглянул ей в лицо, спросил осторожно: — Ты Новый год не любишь?
— Нет, — произнесла Лера, но тут же сообразила, что её ответ можно истолковать и как отрицание, и как подтверждение, пояснила подробно: — Новый год люблю. Да и фейерверки тоже. Не люблю напрасные ожидания. — Улыбнулась. — Но это не важно. Сейчас — не важно. — Посмотрела на свечи. — Можно, я сама зажгу? Ладно? Хотя бы одну.
Вадим кивнул. Она чиркнула спичкой по узкой стороне коробка, и огонёк вспыхнул, стрельнул искрой, весело заплясал, вытягиваясь вверх. Лера подожгла один фитилёк.