Вот и Насте не понравилось, что ей не ответили. Она вздёрнула подбородок, посмотрела из-под полуопущенных век сверху-вниз, поинтересовалась со снисходительной заботой:
— А не боишься, что Вадик к тебе чисто с горя перекинулся? Только затем, чтобы меня побыстрее забыть.
— Не боюсь.
— Ну да, — кивнула Настя, смерила оценивающим взглядом, — Вадимчик на дешёвку не купится. Он любит что-нибудь особенное. Я прям рада. И за него, и за тебя, что ты вся такая, в себе уверенная. — Ещё раз кивнула, улыбнулась показательно. — И, что, даже счастья на прощание не нужно желать?
— Не нужно, — подтвердила Лера. — И без пожеланий обойдусь.
— Ну, смотри. Я ж от души, — заверила Настя, но Лера только головой мотнула.
— Я правда обойдусь.
И обходилась. Уже вечером Вадим был с ней рядом, и смешной и беспомощной казалась запоздалая Настина ревность. Гуляли, болтали, ловили короткие моменты для незаметных откровенных прикосновений. И у Леры все дома, и у Вадима, негде остаться наедине. Но можно утром, когда родители на работе. Не всё же время без остатка посвящать исключительно сессии. Тем более, у них часть экзаменов не совсем обычные, а в виде проектов, которые нужно подготовить заранее, а потом только сдать или защитить. Но это ведь не диплом, не слишком сложно.
В парке остановились на мостике через узкий канал, возле перил. Вадим придвинулся, прижимая к ним Леру, обнял, и смотрел, дразня взглядом, приоткрытыми губами, лёгкой улыбкой. Она положила ладони ему на плечи, чуть откинулась назад, всё-таки не сдержавшись, прикоснулась пальцами к подбородку, провела вдоль, рассчитывая добраться до губ, но тут зазвонил мобильник. Не у неё, у Вадима. Запел и никак не желал затыкаться.
Вадим вытащил телефон из кармана брюк, глянул на экран. Лера не поняла, то ли расстроился, то ли растерялся — слишком уж долго всматривался в загоревшуюся на нём надпись, раздумывая ответить или нет. Так что ей самой очень захотелось узнать, кто там, но не решилась спросить. А Вадим отодвинулся, даже чуть отвернулся, и всё-таки мазнул по значку соединения, прижал мобильник к уху:
— Привет. — Вслушивался в чьи-то слова и повторял: — Да. Да. Да. — А потом вдруг: — Нет. Прямо сейчас не получится. — И опять слушал. Лера заметила, как напрягся желвак на его повёрнутой к ней скуле, как дрогнул подбородок. — Ну-у, хо-орошо. Ладно. Я скоро буду.
Он посмотрел на Леру, но какое-то время молчал. Да в принципе она понимала, что он хотел сказать.
— Лер, извини, — начал медленно, а потом всё быстрее: — Мне идти надо. Прямо сейчас. Извини, ладно.
Она спросила встревоженно:
— Что-то серьёзное случилось?
Вадим замотал головой.
— Не совсем. Я тебе потом расскажу. Извини. Я пойду? Ладно?
— Да, конечно.
Но до выхода из парка они дошли вместе и потом ещё до остановки. Лера осталась на одной стороне улицы, а Вадим почему-то перешёл на другую. Хотя, если домой, им же в одну сторону. Значит, ему куда-то ещё, просто он не сказал.
Остановки располагались почти напротив и, пока не подъехал нужный транспорт, они переглядывались, улыбались. Значит, и правда, ничего плохого или слишком серьёзного не случилось, и можно сильно не беспокоиться. А, отъезжая на автобусе, Вадим махнул из окна.
Позже, перед тем, как лечь спать, Лера ему написала коротко и просто: «У тебя всё нормально?» Он ответил почти сразу «Ага» и добавил стикер с сердечком, а после ещё пожелал «Спокойной ночи».
Два дня они не виделись, только немного переписывались. Из-за экзаменов. По крайней мере Лера думала, что именно по этой причине. Наверное, скорее всего.
Да что себя обманывать? Не так, нисколько, даже не близко. Совсем по другой.
Из-за Насти. Теперь-то Лера точно знала, своими глазами увидела, и даже не издалека, а чуть ли не в упор. Потому что слишком поздно разглядела: её, то есть Настю, и Вадима. Вместе. Не гуляющих, не беседующих, не сидящих за одним столиком в кафе. Целующихся. В открытую, на улице. И больше шага сделать не получилось, словно упёрлась в невидимую преграду.
Да и чёрт бы с ней, с дорогой вперёд, уходить надо было, а Лера с места сдвинуться не могла. Стояла и смотрела — как последняя дура. Ещё и не верила до конца. Вот не верила, глупо, но не верила. Ну мало ли — галлюцинация, мираж, солнечный удар, кислородная недостаточность. А Настя оторвалась от Вадима и сразу повернулась в Лерину сторону, будто ощутила её присутствие или… точно знала о нём.
Скорее всего, именно знала. И поцелуй этот демонстративный устроила специально, увидев Леру раньше, чем та успела заметить их двоих. И в глазах у неё светилось даже не торжество, а ленивая снисходительная насмешка: «Ну и кто был прав?»
На мгновение отведя взгляд от поверженной соперницы, Настя что-то сказала Вадиму. Тогда и он повернулся — слишком резко, слишком поспешно — поражённо уставился на Леру. А Настя опять ему что-то сказала. Видимо, потребовала разобраться, расставить все точки над «и» — прямо сейчас, не откладывая. Чтобы самой видеть, как это будет происходить.
А Лера опять не смогла развернуться и уйти, только растерянно попятилась, когда Вадим, направляемый Настиными словами и взглядом, послушно зашагал в её сторону, окликая:
— Лер, ну, Лер. Подожди! — нагнал, ухватил за руку, не давая сбежать. — Извини. Надо было сразу сказать. Но я не знал, как. Не хотел тебя обижать.
Ну да, так-то безболезненней и безобидней, когда она сама наткнулась и узнала сама. Без вступлений, без предупреждений. Можно было обойтись и совсем без разговора. И без него ведь уже всё понятно.
— Понимаешь. Я думал всё прошло. Уверен был. А на самом деле — только казалось. Ничего не забылось и не ушло. Ну прости. Я знаю, что это по-свински, подло по отношению к тебе. Но что я могу сделать? Я всё ещё Настю люблю.
Правильно. А ей он даже и не признался ни разу. Так какой спрос? Не врал, не вводил в заблуждение, не обещал. А его, сжимавшие её запястье пальцы, будто сделанные из раскалённого металла, обжигали до боли. И мысли обжигали.
Ведь тогда, два дня назад, вечером это же наверняка Настя звонила, потому Вадим настолько и растерялся, глядя на экран телефона. Прочитал её имя и думал: почему вдруг, зачем? А затем, чтобы сказать: у него пока ещё есть шанс всё вернуть, но только если прямо сейчас, безотлагательно, доказав, кто для него на самом деле важен. Единственный шанс, больше не будет, и он не стал его упускать. И это понятно. Она бы тоже не упустила, если бы…
— Лер, ну почему ты молчишь? Ну, скажи что-нибудь?
А они действительно Вадиму так нужны? Её слова. Да совершенно ни к чему.
Лера вырвала руку из его пальцев и — наконец-то! — развернулась и пошла, подгоняемая в спину раз за разом повторяемым собственным именем. Хотя оно вроде бы звало, жалобно, раскаянно, виновато, но уши хотелось заткнуть, чтобы его не слышать, или самой заорать: «Да заглохни ты уже! И забудь».
Нет, не станет она ни затыкать, ни орать — лишний раз шевелиться. Никакого желания. Она бы и не шла, но ноги сами несли. Словно игрушка инерционная, которая не остановится, пока не закончится завод, пока не раскрутится до конца сжатая пружина. Или пока не сломается.
И свет начал меркнуть. Нет, не метафора. Просто тучи наползли, с утра уже хмурилось, а прогноз обещал дождь, вот и сдержал обещание.
Сначала редкие крупные капли упали на асфальт, расставляя на нём тёмные точки, затем многоточия, а потом всё слилось, соединилось в одно целое влажными мазками и штрихами: небо и земля, деревья и трава, дома и асфальт, дождь и слёзы.
37
Капли барабанили по крыше громко и настойчиво, даже шум двигателя их не заглушал, чертили на стёклах короткие и длинные линии. Дождь разогнал прохожих, только машины проносились по-прежнему часто, поднимая с дороги фонтаны брызг. Наверняка Марат не заметил бы, на скорости просто проскочил бы мимо, но заранее притормозил перед перекрёстком. А, возможно, и заметил бы, даже если бы пролетал мимо на сверхзвуковой, потому что это слишком бросалось в глаза: девчонка, медленно-медленно бредущая по тротуару, без зонта под проливным дождём, будто бы его совсем и не было. Хотя сама она давно и безнадёжно промокла, но, кажется, и этого не чувствовала или не понимала. А ещё — это была не проста странная незнакомая девчонка. Очень даже знакомая. Лерка.
Вот ненормальная. Да что ж она творит? Придумала тоже — романтичную прогулку под летним ливнем.
Машина подкатила к краю тротуара, Марат распахнул дверь. Зонта у него тоже не было. Да к чему он вообще, когда можно из машины сразу в здание?
— Лер. Лерка, стой! Ты в своём уме? Мокрая же насквозь.
Марат встал у неё на пути, не дожидаясь от неё ни слов, ни вообще хоть какой-то реакции, накинул ей на плечи расчётливо прихваченный из машины пиджак, запахнул, даже застегнул на одну пуговицу. Потом развернул Леру, подтолкнул в нужном направлении.
— Давай, шагай. В машину, быстро. Что ещё за глупая романтика? Заболеть хочешь?
Она так и не произнесла ни слова, не оправдалась, не возразила, зашагала послушно, хотя и опять слишком медленно, и потому снова пришлось её подтолкнуть. Марат открыл перед ней дверь, дождался, когда она заберётся, захлопнул, торопливо обогнул машину, уселся сам. Всего несколько минут прошло, а он тоже успел основательно промокнуть.
— И чего ты тут бродишь? Под ливнем. Нашла развлечение. Пристегнись. — Хотя ей неудобно, руки-то под пиджаком. — Ладно. Давай я сам.
Он наклонился, перегнулся через неё, подцепил ремень, потянул, защёлкнул в замке, распрямившись, посмотрел внимательно. Мокрые волосы прилипли к мокрым щекам. Да даже ресницы мокрые. Губы бледные, замёрзшие.
— Лер, что происходит?
— Ничего. Просто гуляла под дождём.
— Ле-ра.
— Всё нормально.
Ну да, конечно. Вечный ответ.
— Хорошо. Поехали. К нам. Не возражаешь?
Или лучше её домой отвезти, сдать на руки Жене? Пусть она разбирается.