Когда подъехали к дому, свет в окнах Леркиной квартиры ещё горел. Ну и славно! Значит, не придётся никого вытаскивать из кровати или приезжать потом специально. Марат тоже вышел из машины, и Лера посмотрела на него вопросительно, а он пояснил:
— Провожу до дверей. Чтобы точно знать, нормально ты добралась или нет.
— А что может случиться?
— При мне — точно ничего, — твёрдо произнёс Марат, и можно это расценивать, как «Хочешь ты или не хочешь, а я всё равно пойду». И Лера поняла, пожала плечами.
Квартиру она открыла своим ключом, распахнула дверь, и — надо же, как по заказу — Лёва тут же обрисовался в прихожей, произнёс:
— А, Марат, здравствуй. Хочешь зайти?
Лера, не обращая ни на что внимания, скинула босоножки, прямо босиком прошагала в комнату, скрылась за дверью без единого слова, а Марат ответил:
— Не хочу. Может, лучше ты выйдешь?
Поначалу Лёва удивился, нахмурился озадаченно, потом оглянулся, словно проверяя, не стоит ли кто за спиной, не подслушивает.
— Что-то случилось?
— Вот не знаю, — усмехнулся Марат. — Самому интересно.
Лёва уставился пристально, а через секунду произнёс:
— Да и правда, лучше выйти. — Прихватил ключи с полки, шагнул через порог, захлопнул за собой дверь.
— Лёв, что у вас происходит? — поинтересовался Марат, но тот не стал отвечать, уточнил сам:
— Ты ведь на машине? — а поймав утвердительный кивок, предложил: — Давай тогда спустимся. Лучше в ней поговорим. Мне это тоже нужно. Только вот не знал, с кем. А раз ты сам вызвался… Думаю, по-мужски ты меня поймёшь. — И первым начал спускать по лестнице.
Выйдя из подъезда, сели в машину, Лёва поёрзал в кресле, вздохнул.
— Может, пива надо было прихватить? С ним как-то проще, душевнее.
— Я за рулём, — напомнил Марат.
— Ах, да.
— Лёв, и давай без лирических отступлений.
Тот улыбнулся сдержанно.
— Ну, попробую. — И всё-таки его следующие слова оказались необъяснимо-неожиданными: — Вот для тебя Лера кто?
— Как кто? — переспросил Марат, ни на мгновение не задумавшись, выдал: — Лучшая подруга дочери.
— И только?
Почему это в голосе собеседника прозвучало столько неприкрытого сомнения? Даже разозлило немного.
— А что там может быть? — Марат неприязненно дёрнул уголком рта. — Я же её ещё двенадцатилетней соплюшкой знал.
— И с тех пор ничего не изменилось?
Опять — слишком многозначительные интонации, слишком въедливый взгляд. Да чего Лёва пытается доказать?
— Ну-у… почти ничего. Она выросла, конечно, повзрослела.
— Но ты её до сих пор соплюшкой воспринимаешь?
— Ну, нет, естественно, — убеждённо заверил Марат. — Но — всё равно.
Лёва отвернулся, задумчиво посмотрел прямо перед собой, сквозь лобовое стекло.
— Тогда, может, и хорошо, что ты её знал ещё ребёнком. Что для тебя всё так и осталось до сих пор. — Выдержал паузу, опять какую-то чересчур многозначительную. — Хотя… не очень-то мне в это верится. Уж слишком ты о ней беспокоишься. Вон, сразу прибежал, как решил, что я твою Лерку обижаю. — И снова уставился в лицо. — Прямо сами мысли напрашиваются, что ты к ней совсем по-другому относишься.
Марат без труда выдержал его взгляд, сам посмотрел не менее пристально, пытаясь ухватить ускользающие туманные смыслы.
— Слушай, Лёва, я не пойму. Вроде бы речь не обо мне. Тогда к чему это всё? «Хорошо, что ты до сих пор воспринимаешь её как ребёнка». А у тебя разве не так? — Чтобы произнести следующую фразу достаточно спокойно, пришлось мысленно взять себя в руки. — Хочешь сказать, что помимо Жени, ещё и к Лерке неровно дышишь?
Лёва и правда нервно выдохнул, мотнул головой.
— Подожди. — Взмахнул руками. — Не то я хочу сказать. То есть… — Он поморщился, будто от боли. — В общем, дай я до конца всё скажу.
— Ну, говори. Слушаю.
— Я уверен, что ты меня поймёшь. Ты и сам всё прекрасно видишь и знаешь. И не убеждай, что не замечаешь, какая она. — Лёва хмыкнул, хлопнул ладонями по коленям, снова устремил взгляд вперёд и говорил как бы ни для кого, будто сам с собою. — Вот вроде же ничего особенного. Девчонка как девчонка. Даже не скажешь, что красавица необыкновенная. А вот бывает. И вроде ерунда: голову повернёт, случайно скользнёт взглядом, даже особо меня и не видя, или волосы поправит. Да даже просто пройдёт мимо. И ничего специально не делает, и вот даже не подозревает, что у неё так получается. А уставишься, как дурак, и взгляд отвести не можешь. И мыслей-то никаких особых нет, просто, как туман, мозги отключаются.
Марат молчал, хотя эта нежданная исповедь невыносимо раздражала. От бесконечного потока странных признаний всё туже закручивалась внутри пружина возмущения и злости. Хотелось ухватить Лёву за шкирку, встряхнуть. Он соображает, что несёт, о чём думает?
Хорошо, что руки лежали на руле, и можно было, избавляясь от напряжения, с силой сдавливать обтянутый кожей пластик. А Лёва ещё, как специально, опять обратился к нему, рассчитывая на понимание, приплетая в соучастники.
— Но ты же знаешь, Марат, наверняка знаешь. Не верю я, что ты ничего этого не замечаешь, не чувствуешь. Потому что оно неосознанно, и ничего не поделаешь. Умом не справишься. Ну, точнее справишься, но не сразу. А со стороны, скорее всего, заметно. Даже если не совсем понятно, всё равно просто ощущается. А ведь по сути-то ничего не значит. — Лёва на мгновение стиснул зубы, потом произнёс с напором: — Не собираюсь я и с матерью, и с дочерью крутить. Что, я урод какой? Да и мелковата Лера для меня. Зачем мне девчонка? Да я никогда — с ней. Что за бред? Я Женю люблю. Но ведь всё равно сказывается. И напряжение накапливается, и нервы не выдерживают. То сам сорвусь, выскажусь резко, прицеплюсь к чему без причины, то Лера огрызнётся. А Женя тоже всё видит. Так и живём, словно наэлектризованные, того гляди замкнёт.
40
— То есть — замкнёт? — не выдержал Марат. — Натворишь чего, прибью.
— Да разве я о том? — поспешно возразил Лёва, вроде даже возмутился. — Я про скандалы, ссоры. У нас же с Женей только всё начинается. Потому и разрушить легко. Даже повода особого не надо. А я не хочу её терять. Нужна она мне, очень нужна. Я её действительно люблю. Не хочу я ничего плохого. Самому до невозможности хреново. И надеюсь, ты всё-таки поймёшь. — Он выдохнул с шумом, глянул, похоже, с сочувствием. — Тебя-то самого что держит? Долг отцовский и то, что с Женей давно знакомы?
Теперь уже Марат скрипнул зубами, в очередной раз сдавил пальцами руль, прищурился.
— Лёв, ты не переваливай с больной-то головы на здоровую.
Лёва долго молчал, сверлил взглядом, проверял, решался, потом напряжённо сплёл пальцы, даже костяшки побелели, качнул головой, видимо, сам с собой соглашаясь, поинтересовался осторожно:
— Тогда, может, выручишь? Раз у тебя голова здоровая. Пусть Лера опять у вас поживёт. Хоть недолго. А мы тут пока с Женей вдвоём друг с другом разберёмся.
Марат задумался.
— И как, ты представляешь, я ей такое предложу? Или ты сам?
— Да в том-то и дело, что не представляю, — пожаловался Лёва. — Ни как ты, ни как я. Даже сейчас, говорю тебе и боюсь, ты решишь, что я хочу её из квартиры выставить. И самому стыдно, и ты ведь опять взъешься.
Про «выставить» Марат как раз не подумал. А Лерке, пожалуй, и правда пока лучше пожить вне дома. Спокойнее. И для неё, и для… всех.
— Не знаю. Посмотрим. Как получится.
Лёва глянул недоверчиво.
— Марат, ты…
И, если честно, надоел он уже. Хуже горькой редьки.
— Да хватит! — перебил его Марат. — Я понял, что тебе кажется. Только это…
И что он оправдывается?
— Иди домой, Лёв. А то Женя тоже неизвестно что придумает. И будете все дружно фантазировать.
— Ну, до свидания тогда, — Лёва начал выбираться из машины.
— Ага. Пока. — Марат брезгливо поморщился ему в спину, отвернулся, услышал, как запиликал домофон на подъездной двери, как та хлопнула, вписавшись в проём.
Странно так, что тут Лёва наговорил. Чушь какая. «…голову повернёт, случайно скользнёт взглядом или волосы поправит. Да даже просто пройдёт мимо. А ты, как дурак, взгляд отвести не можешь».
В подставке между креслами торчал бумажный стакан с пластиковой крышкой. С кофе. Или, скорее, из-под кофе. Марат на автомате взял его, качнул из стороны в сторону, удостоверился, что внутри всё-таки что-то плеснулось, поднёс ко рту, отхлебнул.
Холодный совсем, но не в этом дело, а в том, что не ко времени взбаламутил, проверяя, и наелся поднявшейся со дна гущи. И теперь — словно песок на зубах, ещё и горький. Отплеваться хочется.
Завёл мотор, покатил, а дома Алина поджидала в холле, не спала. Сидела на диване, поджав под себя ногу, уставившись в экран телефона, но не успел Марат войти, вскинула голову и скорее спросила:
— Ну и?
— Что?
— Как там?
И что он должен ей рассказать? Про странные заморочки новоиспечённого мужа? Про его бесконечные намёки и вот это: «Ты-то меня поймёшь. Ты же тоже…» Что «тоже»?
— Да как обычно. Люди учатся вместе жить. Жене-то Лёва не чужой, но зато для Лерки совершенно посторонний человек. А редко, когда сразу гладко получается. — Марат опустился в кресло, сделал глубокий выдох. — Может, предложишь ей пока у нас пожить?
Алина удивлённо выпятила губы, тоже выдохнула, не слишком глубоко, зато со звуком:
— Пф! И как я ей это объясню?
— Уж ты-то и не придумаешь? — удивился Марат. — Скажешь, что очень по ней соскучилась. Или чего там ещё? Не думаю, что она сильно возражать будет, раз у них там пока не клеится.
— Но если она здесь, а он там, — предположила Алина сосредоточенно, — так разве когда-нибудь склеится?
— Ну, хотя бы с Женей всё основательно наладится, а там уже легче пойдёт. Наверное.
— А если нет?
— Не знаю тогда, — устало отмахнулся Марат. — Ты против что ли?
— Почему? — возмутилась Алина, отложила телефон в сторону. — Очень даже за. — И пояснила: — Просто интересно. Пытаюсь представить, а вдруг мне придётся к моему мужу переезжать, а он с родителями живёт. Или ему к нам.