Она живет с убеждением, что все на свете зависит от судьбы. «Но что такое судьба? – рассуждала Демидова. И пыталась ответить на данный вопрос. – Это не мистика. Человек рождается с каким-то своим импульсом (гены на это влияют или звезды, мы опустим). И вот этот импульс диктует человеку реакцию и формирует характер. А характер – это коридор судьбы. Так что очень многое зависит, даже при наличии очень хороших данных от Бога, именно от характера, от судьбы. Конечно, еще надо очень много работать. Но понимать, что работоспособность не всегда идет параллельно с талантом. Если бы я с утра до вечера занималась у станка, я бы все равно не стала балериной».
Талант, безусловно, следует пестовать. «Когда-то я думала, что талант пробивается, как трава через асфальт. Возможно, трава и пробьется, но кто-нибудь на нее непременно наступит и сомнет. Роза на помойке не расцветет. За ней нужно ухаживать. Ей нужны особая почва, удобрения и комфорт…»
Некогда боялась смерти. «А потом, – с мягкой печалью улыбается Алла Сергеевна, – в мир иной ушли мои друзья… И я подумала, что там хорошие люди. И страх исчез…»
Любимая притча Демидовой: «Мальчик спрашивает отца-философа: «Папа, а в человеке есть Бог?» – «Есть, сынок». – «А в животных?» – «Есть». – «А в растениях?» – «Да, и в растениях тоже». – «Папа, а есть ли Бог в растениях, которые отражаются в зеркале?» И философ признался: «Я не нашелся, что ему ответить».
В ее представлении роли – это как раз те растения, которые отражаются в зеркале. А есть ли в отраженных растениях (ролях) Бог, это зависит от таланта, ибо талант – это дар Божий. Есть талант – ощущается присутствие Божие, нет таланта – нет и этого ощущения…
Кира Муратова:«Сложно, очень сложно не влюбиться…»
Кира сидела за столом, обхватив голову руками: «Ну и что теперь прикажете делать?» Перед ней лежала телеграмма от Славы Любшина: «Кира, я не буду у тебя сниматься. Мне предложили роль в картине «Щит и меч» – четыре серии. У тебя мало заработаю, а нужны деньги…»
Черт! Сволочь! Она принципиально избегала крепких выражений, но тут разве без них обойдешься?! Черт!
Сценарий «залитован». Актеры утверждены. Массовка набрана. Вся группа на старте и готова к работе. Даже осветители, кажется, уже почти вышли из запоя. Все, фильм «в запуске»! Директор картины ходит по пятам и, покашливая, деликатно (пока!) напоминает о жестком графике съемок. А Славочка Любшин, видите ли, решил променять Одессу на съемки в ГДР и роль геолога на героя-разведчика Йоганна Вайса. Еще бы, «четыре серии, совместный фильм с немецкими друзьями». Куда уж нам?..
Первая самостоятельная работа – и такая оглушительная оплеуха! То с Дмитриевой были проблемы, теперь вот с Любшиным… Хоть плачь.
Настроение в киногруппе было – хуже не придумаешь. Все ходили как в воду опущенные. Даже добрейшая Галина Митрофановна, костюмер, и та не удержалась, язва, чтобы не напомнить: «А еще он у вас, Кирочка Георгиевна, денежку на билет до Москвы занял, забыли?.. Плакали ваши рублики, Кира… Теперь уж вряд ли вы их увидите…»
Спасибо, заботливая ты моя. Спасибо, родная.
Ладно, хватит кукситься, плакаться на судьбу. Ауфвидерзеен, Славик! По-немецки так, кажется?..
– Найдите мне Боголюбова. И побыстрее, – попросила она одного из ассистентов. – По-моему, он где-то здесь, на площадке крутился. Утром я его видела…
Через пять минут второй режиссер картины предстал перед Муратовой.
– Саша, – не поднимая глаз, сказала Кира, – надо срочно отыскать Высоцкого. Ты ведь о Любшине уже слышал?.. В общем, давай объявляй всесоюзный розыск.
– О, так он уже где-то в Приэльбрусье с Говорухиным, в Баксанском ущелье, кажется. Там они какой-то фильм об альпинистах снимают. Как я его теперь разыщу?
– Пиши, звони, отправь телеграмму, в дирекции наверняка есть координаты киногруппы. Что, я тебя учить буду?!
– Хорошо, Кира Георгиевна, все понял, сделаю. Но я же предупреждал…
– Саша… – только и смогла вымолвить вконец измученная Муратова. – Я тебя умоляю…
Именно Боголюбов пару месяцев назад, когда шел отбор исполнителей на роль главного героя «Коротких встреч», привел в студию молодого московского актера с броской, запоминающейся фамилией Высоцкий. Она еще тогда подумала: уж не псевдоним ли?..
«Дорогая моя, любимая Люсечка! Наступил такой момент, когда испытываю я необузданное желание с тобой поговорить, хотя бы в письме. А по Артуровской[1]философии – отказывать себе в желаниях нельзя, чего я и не делаю. Сейчас я тебе все как на духу.
…А на следующий день (это пока еще в Одессе) дали мне почитать еще один сценарий, режиссер женщина, Кира Муратова, хороший режиссер, хороший сценарий, хорошая роль, главная и опять в бороде (фотография оттуда), сделали кинопробу, дали за нее денег. Посмотрели: хорошо я сыграл, хорошо выглядел, хорошо говорил (ударение надо делать на слове хорошо). Но это вряд ли выйдет по срокам, а жаль. Можно было отказаться от альпиниста, но жалко песен и места съемок. Здесь, лапа, прекрасно. Но об этом потом…»
Однако «хороший режиссер» Кира Муратова решила, что ничем особенным на кинопробах Владимир Высоцкий себя не проявил. В разговоре со своими ребятами даже как-то брякнула сгоряча: «Да у него морда кирпичом».
Ее пытались разубедить.
– Не выдумывай, бери Высоцкого. С этим Любшиным намаешься…
– Не хочу. Высоцкий выглядит грубовато.
– Кира, а как, по-твоему, должны выглядеть настоящие геологи?.. Твой Любшин – вот это типичный киногеолог. А настоящие, которые в земле ковыряются, – именно такие, как Высоцкий, – крепкие, плотные, с гитарой за спиной…
– Да и поет он неплохо. Это, Кира, может пригодиться.
– …Если уж его Любимов к себе в театр взял, значит, актер он толковый.
– Подумаешь! Любшин тоже на Таганке работает.
– Работал.
Конечно, внешне Высоцкий явно проигрывал Славочке Любшину с его тонким, нервным, интеллигентным лицом, глазами с поволокой, взглядом, полным романтики и несбывшихся женских мечтаний.
Худсовет был на удивление либерален, после просмотра проб одесские «мэтры» посовещались и дали «вольную» режиссеру: «Нам нравятся оба, выбирайте сами».
Муратова выбрала Любшина. По ее мнению, он более соответствовал той сценарной схеме, которая уже существовала. Есть любовный дуэт: с одной стороны, женщина – сильная, педантичная, цельная натура, начальница по своим жизненным функциям и по внутреннему складу, педагог-наставник по природе; с другой – мягкий, неуловимый характер вольной птицы – любимый мужчина. Она пытается его остановить, зафиксировать, понять и разложить по полочкам, а он не спорит, не скандалит, а просто ускользает. Появляется и исчезает, все делая по-своему. Этой намеченной Муратовой системе взаимоотношений героев как раз больше соответствовал именно Станислав Любшин.
«Недосягаемый», как выразился вечный брюзга, оператор картины Гена Карюк, рассматривавший всех через объектив своей камеры, как под мощным микроскопом.
Узнав о решении-приговоре, Высоцкий, сделав вид, что неудача его отнюдь не огорчила, спел Кире какую-то странную песенку про гололед –
В белый саван одета планета,
Люди, падая, бьются об лед…
Сказал просто: «Только что сочинил. Пригодится – буду рад…» – и, распрощавшись, ушел, не оглядываясь.
А потом прислал Кире дружеское, веселое письмецо – дескать, Славик так Славик, но кто же на гитаре играть-то будет?.. Правда, было ясно, что работать в ее фильме Владимиру очень хотелось бы…
В общем, ситуация сложилась довольно щекотливая. И как теперь быть? Выход существовал один-единственный: идти на поклон к Высоцкому, так, мол, и так, Володя. Пожалуйста, выручай нас, милый, дорогой, единственный… Да любой другой актер на его месте закобенился, стал бы надувать щеки и при случае непременно подгадал бы повод, чтобы как-то уколоть, напомнить или хотя бы поиронизировать по поводу случившегося. Но Высоцкий, не раздумывая, сразу согласился сниматься и потом ни разу даже не вспомнил обо всей этой неприятной истории. Может быть, потому, что просто предчувствовал: в конце концов, все именно так и случится?..
«Произошла наша встреча, – говорила Кира Муратова. – А это – узнавание своих мыслей в мыслях другого. Мысли становились общими, зажигались новым огнем… Если возникает такая атмосфера понимания между людьми, то через какое-то время они уже вообще не нуждаются в словах, а просто с полувзгляда начинают понимать друг друга. Это процесс дружелюбный, построенный на энтузиазме и на приятности нахождения общего языка…
Он очень помог мне… Может, это была любовь. На экране точно была. Видно».
С первого съемочного дня все покатилось, как по рельсам. Хотя решилась она на вариант с Высоцким, по мнению некоторых ее коллег, «с некоторым ужасом…».
Но потом все-таки поняла: «Высоцкому нравилось в тот период играть героя-любовника. Он очень хотел сниматься в «Коротких встречах» еще и потому, что роль была такая мужская, победительная.
У каждого человека есть какие-то главные краски и красочки попутные. Будучи ребячливым в жизни, в кино у Высоцкого поначалу была ребячливость – он, скажем, хотел выглядеть красивым на экране и искал внешние формы для этого. Знал, как надо его снимать, и иногда мог сказать оператору: это не мой свет. Это свойственно многим актерам, но у Высоцкого это выглядело забавным, потому что он был умным человеком. Впрочем, он и здесь оставался благородным и великодушным. Например, снимается наша сцена, ставится свет на обоих, он мне говорит: «Оператор ставит твой свет – ну, ладно, ты – женщина, пусть…» Но все это такие инфантильные мелочи, которые в каждом человеке присутствуют…»