Она слышала, что Джаред теперь не бедствует, обзавелся домом и куском земли. Но слова «не бедствует» слабо подходили к таким владениям. По обеим сторонам подъездной дороги тянулись бесконечные роскошные зеленые пастбища. Их хозяин определенно очень богат.
— Лошадки! — восторженно воскликнула Лили и показала на трех темно-гнедых красавиц, которые паслись вдалеке.
— Очень красивые, правда? На какой бы тебе хотелось покататься?
— На всех, — тоненько засмеялась Лили. — Как в цирке!
Но, приближаясь к дому, обе притихли.
Это был самый прекрасный дом, какой Эва когда-либо видела. Три этажа, а по бокам — два мощных раскидистых дуба. Зеленый фасад прекрасно вписывался в окрестности. Вокруг множество цветов — красных, лиловых — и изобилие пышных кустарников. Но самое лучшее — веранда вокруг всего первого этажа. Там стоял огромный диван-качели. Крышу веранды поддерживали колонны, украшенные изысканной резьбой. Вдоль ступеней, ведущих к двери, — плетеные корзины невероятных расцветок и узоров: типичные изделия чейенских женщин. В корзинах — травы амии или клубника. Из дома вышла женщина, которая сплела эти корзины. Несмотря на весьма преклонный возраст, она двигалась с грацией и изяществом.
— Хаае, — по-чейенски поздоровалась она с Эвой. — Очень рада видеть тебя.
— Здравствуй, Муна. — На глаза Эвы навернулись слезы, когда старая женщина обняла ее и прижала к себе.
— Джаред! — закричала Лили, выскочила из машины, понеслась по ступеням, обняла Джареда за ноги и, сияя, сообщила: — У меня есть морковка!
Эва подняла глаза. Вот он, хозяин дома. До невозможности красивый. В поношенных джинсах, белой футболке и рабочих сапогах — типичный техасский ковбой. Прямой, высокий, с мускулистым телом без единого грамма жира. Сплошное достоинство. Черные волосы гладко зачесаны над смуглым лицом.
И он поднял к небу ее ребенка.
Джаред изумлялся, как бесстрашно ведёт себя Лили с лошадьми.
— Слушай, Эва, по-моему, она прирожденная лошадница.
Эва улыбнулась:
— Спасибо, что ты ее пригласил.
— Мне просто приятно ее здесь видеть.
…Они стояли возле конюшни и смотрели, как Муна учит девочку чистить скребницей жеребую кобылу. Джаред сначала был против того, чтобы так близко подпускать ребенка к Таюке, потому что в последнее время кобыла капризничала и порой бывала непредсказуема. Но когда Лили протянула ей морковку и погладила морду, лошадь ласково ткнулась мягкими губами в ее ручонку.
— Ты только посмотри на Таюку, — прошептал Джаред. — Какая спокойная.
— Лили любит животных.
— У нее определенно к этому талант, Эва. Ей следовало бы побольше общаться с животными.
— Но мы ведь живем в Нью-Йорке.
— И ты, естественно, хочешь, чтобы она регулярно общалась со своим отцом.
Взгляд Эвы потемнел.
— Ну, примерно.
Джаред отвернулся и спиной прислонился к двери. Он говорит слишком много, слишком идет ей навстречу. Как бы ему ни нравилась эта маленькая девочка, она — дочь женщины, которую с завтрашнего дня он не увидит никогда. Эве нет места в его будущем, точно так же, как и Лили или какому-нибудь другому ребенку. Дело не в том, что он не хочет детей — трое или четверо как раз по нему, — но детям нужны любящие их и друг друга родители. А брак не входит в его планы.
Руки невольно сжались в кулаки. Если ему когда-нибудь случится стать отцом… черт возьми, он будет лучшим папой в мире. Не таким, как его собственный, который бросил их с матерью, лишь только узнал, что она беременна.
Муна поднялась со своей скамеечки.
— Думаю, пора чем-нибудь покормить твоих гостей, Джаред.
— Нет, спасибо, Муна. — Эва заторопилась. — Лил, нам правда уже пора. Мы перекусим где-нибудь по дороге.
Джаред тронул ее за плечо. И заметил, как она вздрогнула от его прикосновения.
— А ты любишь салями и сыр, Лили? Малышка закивала с восторгом:
— Да, очень-преочень!
Он повернулся к Эве. Его рука по-прежнему лежала на ее плече, и он пытался не обращать внимания на то, какая нежная у нее кожа, не думать о том, какая она чуткая в других местах.
— Почему бы нам не уничтожить пару бутербродов?
Эва нервно глянула на него и высвободила плечо.
— Сходите вдвоем и принесите их сюда, — сказала Муна. — Мы побудем тут с Лили.
Было заметно, что Эве трудно сохранять спокойствие.
Точно, она боится остаться с ним вдвоем. За кого она его принимает? Джаред едва овладел собой, чтобы не испугать никого внезапно вскипевшей в нем злостью. Как же все изменилось с тех пор, когда они держали друг друга в объятиях и шептали слова любви!
Муна улыбнулась Эве:
— Нам вдвоем очень хорошо. Правда, моя Маленькая Звездочка?
— Ну ладно, — согласилась Эва. — Только будьте осторожны. Мы скоро.
«Маленькая Звездочка? Так бабушка называла меня, когда я был маленьким», — подумал Джаред. С чего это она решила назвать так эту девочку?
— У тебя очень красивый дом, — сказала Эва, когда он открыл перед ней дверь.
Беседа. Они будут вести светскую беседу.
— Спасибо. Я сам горжусь им.
Джаред не мог объяснить себе, почему его так обрадовал ее комплимент.
— В кухню вот сюда, по коридору. — Она такая соблазнительная с этими белокурыми локонами, которые Эва высоко подколола, так, что видна ее гибкая шея. Ее ноги в шортах кажутся бесконечными. Да еще эта футболка, розовая и в обтяжку… Будто она нарочно решила свести его с ума.
Удивительно, но еще ни одной женщине он не позволил войти в его кухню. Почему он должен ломать эту привычку именно сейчас и именно с Эвой?
Вот она остановилась, восхищается кухонным столом, который очень давно сработал его дед. Ее рука скользит по гладкой столешнице и замирает на маленьких царапинах, которые Джаред нарочно сделал, когда ему было шесть лет.
— Этот стол был для меня в детстве моей штаб-квартирой и плацдармом. Грузовики, солдаты, огромные острые скалы, танки. Я обожал играть в войну. Даже удивительно, что стол пострадал так мало.
— Ты мне рассказывал, — мягко произнесла Эва. — Давать мужчинам по морде, а бедным, беззащитным женщинам портить жизнь — твое хобби.
— Не знаю никаких беззащитных женщин.
— Я была одной из них.
Усмехаясь, Эва подошла к нему и больно шлепнула по руке. Но Джаред был быстрее. Он схватил ее за запястье и так близко притянул к себе, что она не могла пошелохнуться.
— Ты будешь прилично себя вести? — спросил он.
— А ты?
— Не знаю.
Мысли в голове у Эвы закружились. Вдруг в памяти яростно всплыли те безлунные ночи, когда они купались в озере за городом: голые тела, переплетающиеся ноги, губы, жадно искавшие друг друга… Может быть, он чувствует ее тоску, может быть, и нет. Но прежде чем она успела что-либо понять, он шагнул в сторону.
— Да уж, досталось от меня столу. — Его голос был спокоен, а взгляд загадочен. — Но ведь все дети делают порой глупости, правда? Готов поспорить, у твоего папаши тоже найдется пара историй про Риту и про тебя.
Эва нехотя улыбнулась:
— Конечно. Надо было попросить рассказать, когда я его сегодня встретила.
Джаред с трудом заставил себя проговорить безразлично:
— Я слышал, его ранчо в жутких долгах.
— Не знаю. Я не видела своего отца и не разговаривала с ним до сегодняшнего дня.
— Четыре года?
— Правильно. — Она отвела глаза. — Пришлось нам самим заботиться о пропитании. Лили не нравится, когда у нее пустой живот.
Еще одна загадка. Конечно же, ему не терпелось наконец-то получить ответы на все свои вопросы, но он решил запастись терпением. Что произошло между нею и ее отцом? Выходит, она не знает, что сделал с ним Бен Томсон? И почему она такая нервная и беспокойная? Ее так изменил Нью-Йорк? Или этот самый ее муж? А эти слова о пропитании? Проклятье, он должен знать все, что произошло с тех пор в ее жизни.
Эва стояла посреди кухни, подперев бока руками, и когда она, оглядываясь, чуть изгибала спину, очертания ее груди становились особенно соблазнительными. Джареду опять ужасно захотелось поцеловать ее — совсем так, как чуть раньше в столовой. А правда, что произойдет, если он поцелует ее?
Сколько раз, переехав в этот дом, он представлял себе, как любит ее здесь, вот на этом полу из терракотовой плитки… Желание сжигало его до боли. Какой же он идиот!
— Все в холодильнике, — сказал он. — Я принесу хлеб.
— Я еще никогда не видела такой кухни. — Эва подошла к огромному холодильнику. — Настоящий камин, удобные кресла, большой круглый стол. Очень впечатляюще и все очень-очень уютно.
— Совсем не то, что ты ожидала?
— Нет.
— Удивлена, что нищий полукровка больше не ютится в сарае твоего отца? — Джаред решил, что цинизм — лучшее средство от искушения.
Она захлопнула дверцу холодильника:
— Ничего себе! Я делаю тебе комплимент, а ты все выворачиваешь наизнанку. Злишься на меня и нарочно понимаешь неправильно?
Небрежно — о да, исключительно небрежно — Джаред бросил хлеб на кухонный стол.
— По-моему, непонимание между нами началось очень давно.
— Стало быть, ты на меня злишься. Ты прекрасно знал, Джаред, где я. И не побежал за мной.
— Я не бегаю за женщинами, которым не интересен.
— А я никого не прошу за мной бегать.
Он открыл лоточек с салями.
— Простого «прощай» хватило бы. Эва сглотнула:
— Я вообще удивляюсь, что ты заметил мое отсутствие.
«Еще как, — подумал Джаред, — но ты не узнаешь этого никогда».
— Не волнуйся, золотце. Я быстро справился. Быстрее всего забываешь женщину, когда заводишь себе другую.
Глаза Эвы расширились, в них плескалась невыразимая беспомощность, как если бы он вдруг ударил ее.
— Поэтому ты не снимал трубку, когда я звонила тебе? Из-за гостьи?
«Потому что я боялся, что не переживу разговора с тобой», — подумал Джаред и вызывающе улыбнулся.
— Гостья? Я бы так ее не назвал.
Лицо Эвы медленно заливала краска гнева:
— Думаю, мне лучше уйти.