— Нет уж, черта с два. Теперь ты не сбежишь!
— Прекрасно! — закричала она. — Говори наконец то, что собрался. И покончим с этим!
Он шагнул к ней и встал совсем близко:
— Я хочу знать всю правду.
— Но я не могу сказать тебе всего. А то, что могу, скорее всего, не удовлетворит тебя.
— Да мне не надо, чтобы ты меня удовлетворяла! — Джаред скрипнул зубами. Эва — единственная женщина, которая когда-то его действительно удовлетворяла. Проклятье! Почему именно она должна быть единственной, кто сводит его с ума?
— Я хочу знать, почему за все эти годы ты ни разу не пришла ко мне, почему хотя бы не сказала, что уезжаешь?
Эва покачала головой:
— Я не могла.
— Это не ответ!
Они стояли так близко, что он мог видеть крошечные золотые точечки на радужке ее глаз и вдыхать цветочный парфюм, которым она пользовалась еще в школе. Почему больше всего на свете ему хочется вытрясти из нее душу и целовать, целовать?…
— Я… должна была уйти, Джаред. Отец не оставил мне другого выбора.
— Стало быть, ты винишь своего отца?
— Нет, я лишь пытаюсь объяснить тебе обстоятельства.
— Ну и что же это за обстоятельства? Мне казалось, между нами было что-то особенное.
— Оно и было.
— Между тобой и тем парнем в Нью-Йорке — нет?
Эва беспомощно опустила руки:
— Нет.
— К черту, Эва! Так что же тогда случилось?! Настолько важное, что ты должна была исчезнуть просто так?
— Я боялась, что если этого не сделаю…
— Мамочка! — донесся из столовой голосок Лили.
Эва перевела дыхание: — Джаред…
— Это еще далеко не все, — прошептал он.
— Мамочка!
— Я здесь, Лил.
Малышка появилась в дверях, за ней — Муна.
— У Джареда есть пони! Я его водила… водила… — Лили беспомощно посмотрела на Муну.
— По загону, Маленькая Звездочка. Эва улыбнулась.
— Это здорово, Лил. Но нам уже пора, солнышко. Через полчаса я должна быть на примерке у миссис Бентон. Мы перекусим по дороге.
— Я ела морковку, и Муна дала мне хлеб. Знаешь, мамочка, какой? Внутри кукурузочные зернышки! — Лили обняла Муну и подбежала к Джареду.
Он прижал девчушку к себе и вдруг удивился, как ему грустно оттого, что они уходят.
— Она стала очень красивой женщиной, — сказала Муна, когда машина с Эвой и Лили скрылась из виду.
— Да.
— Дочка вся в нее.
Джаред кивнул.
— Но у нее глаза ее отца.
Он изумленно обернулся к бабушке. Как, ради всего святого, она может это знать?
— Правда таится в сердце, но ее видно через глаза. Ты не видишь того, что прямо перед твоими глазами.
— О чем ты?
— Лили — твой ребенок, Джаред.
Глава 4
Эва подняла лицо, чтобы прохладный душ мог охладить его.
Почти десять вечера, но по-прежнему страшно жарко. И едва живой кондиционер в Ритином доме — вовсе не единственная причина, почему она вся горит. Главная причина — визит к Джареду.
Сколько случилось всего за один день! Сегодня она встретила отца, разговаривала с ним, и он познакомился с Лил. Он пригласил их к себе и приветливо отнесся к внучке. Да, Рита рассказывала ей, что отец изменился. Но разве она может поверить в это? И хочет ли поверить, собственно?
Эва устало опустила голову; прохладная вода побежала по спине.
Впрочем, теперь, когда у нее есть Лили, было бы слишком рискованно решиться на новые отношения с отцом.
Она закрыла руками лицо. Если бы только можно было избавиться от этой боли. Боли, которую причинил ей отец, а она, как эстафету, передала Джареду.
Джаред.
Ее воин-чейен. Ему она подарила свою любовь и свою девственность… А сегодня он стоял рядом с нею в дверях конюшни и смотрел на их малышку Лили. Он вел себя как гостеприимный хозяин, но она чувствовала, что его спокойствие — напускное.
В столовой ей даже показалось, что он хочет поцеловать ее. И она была готова прильнуть к нему, но он вдруг отстранился. И начал забрасывать ее вопросами, а она не нашла в себе сил на них отвечать.
Завтра она съездит к нему еще раз и наконец расскажет все.
Уже сама мысль об этом страшила, но она больше не поддастся страху. Что бы ни говорил ей Джаред, она справится.
Эва вытащила из обертки кусок лавандового мыла и намылилась. Ноги, бедра, живот, грудь. Перед глазами стояло лицо Джареда, его длинные черные волосы касаются ее груди, его рот — ее сосков, его язык…
Боль глубоко внутри — тоска по нему, которую она так долго в себе давила, — вдруг сделалась живой. Эва даже застонала. Она видела себя и Джареда — два переплетенных тела, темное и светлое — на сене в пустой конюшне. Сможет ли она когда-нибудь стереть эту ночь из памяти? Сможет ли она когда-нибудь быть с другим мужчиной, не видя перед собой лица Джареда? Или до конца дней ее будет преследовать взгляд его серых глаз?
Аромат лаванды не приносил успокоения. Эва начала смывать пену.
Но ведь, если честно, дело не в воспоминаниях. Дело просто в Джареде. Быть с ним рядом — все равно что находиться возле вулкана. Знаешь, что он не проснулся и ничем не грозит, но все равно ощущение, что это может в любой момент произойти, лишает тебя воли.
Эва глубоко выдохнула и выключила воду. Все, теперь спать. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой измотанной. Она пробралась по коридору, осторожно заглянула в комнату Лили. Малышку сейчас пушкой не разбудишь — после такого-то насыщенного дня.
Когда Эва добралась наконец до своей комнаты, в ее центре вдруг на мгновение зажегся маленький огонек. Эва вскрикнула, испуганно огляделась. Занавеска на окне взлетала от ветра. Возле ее постели в плетеном кресле сидел Редвулф. Руки скрещены на груди, а выражение, с каким он на нее смотрел, могло бы привести в трепет даже мужчину.
— Бегство исключено, Эва. — Голос жесткий, взгляд ледяной.
— Что ты здесь делаешь?
— Муна сказала мне кое-что интересное после того, как ты уехала.
Кое-что обо мне и… Лили.
— Лили?…
Эва закусила нижнюю губу. Теперь сердце стучало как бешеное.
— Не хочешь попробовать угадать, Эва? — с напором произнес он.
«Он знает. Или, по меньшей мере, подозревает», — обессиленно подумала Эва.
— Уже поздно, — залепетала она. — Мы могли бы завтра поговорить об этом. Я приеду к тебе. Рита спит прямо под этой комнатой, а комната Лили — рядом.
— Муна говорит, что у Лили глаза ее отца.
Эва почувствовала, как бледнеет. Она все же еще не готова.
— Глаза ее отца, она сказала, — повторил Джаред, а его взгляд был, как раскаленная сталь. — Что ты скажешь об этом?
— Джаред, я…
— Лили — мой ребенок? Эта маленькая девочка? — Голос едва слушался Джареда. — Эта хорошенькая, смышленая маленькая девочка с рыжеватыми волосами и серыми глазами — моя дочь?
Она непроизвольно сделала шаг назад. Рот Джареда стал узкой щелью.
— Если ты придумываешь, как выкрутиться…
— Не придумываю… нет. — Она закрыла глаза. — Я не хотела говорить тебе этого так.
— Кажется, ты вообще ничего не хотела говорить мне, — холодно произнес он.
Она теснее закуталась в халатик.
— Да. — Едва слышный шепот. — Она твоя дочь, Джаред.
Он чертыхнулся, встал и подошел к окну.
— Лили…
Было совсем тихо в комнате, а напряжение почти можно было потрогать рукой. Джаред молча смотрел в окно, а Эва — на его спину. Сердце налилось свинцом. Как бы сложилась ее жизнь, если бы тогда у нее хватило мужества дать отцу отпор?
Он резко обернулся и посмотрел на нее. И в его взгляде нежности не было, о, напротив!
— Ты хоть представляешь, что ты наделала?
— Я хотела лишь защитить ее…
— Защитить? От кого?
— Не смотри на меня так, Джаред.
— От большого, злого, грязного метиса, который был слишком беден, чтобы заботиться о тебе и твоем ребенке, от ничтожества, который не выжил бы никогда за пределами ранчо твоего папеньки?
— Нет!!!
Если она сейчас расскажет правду, расскажет, как ее отец пообещал вышвырнуть его с Муной на улицу, Джаред только увидит в этом лишнее доказательство того, что она считала его слабым, не верила в него.
— А тот, другой? — спросил он.
— Кто?
— Твой муж, Эва. Он знает?
Она едва не расхохоталась до истерики. Никакого мужа не существовало. У нее не было никого, кроме Джареда. Но она не может ему этого сказать. Или может? Другой мужчина был лишь поводом оттолкнуть Джареда, чтобы спасти любимого от гнева его хозяина — ее отца.
Она на мгновение прикрыла глаза, чтобы привести в порядок мысли. Давние угрозы ее собственного отца больше не имеют никакого значения. Сейчас важна только Лили. Ее маленькая девочка заслуживает отца.
— Он знал.
— Стало быть, ты обманула только одного из нас. Ты не верила в меня, Эва. Не верила, что однажды, стоит лишь чуть-чуть подождать, я добьюсь своего и смогу дать тебе все, чего бы ты только ни пожелала. А теперь ты раскаиваешься в этом? Неужели ты действительно приехала только к сестре на свадьбу?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что я больше не бедный поденщик, золотце.
— Джаред, ты, наверное, сошел с ума…
— С ума? Я скажу тебе, кто сошел с ума. Знаешь, Эва, что ты сделала? Ты посмела подумать, что я такой же, как мой отец.
Эва опустила голову. Да, Джаред поклялся однажды, что никогда не поступит как его отец, бросивший его мать в беде.
— Почему ты мне ничего не сказала, Эва?
— Я пыталась.
— Один раз.
Он прав. Она пыталась всего лишь только раз. Но когда он не пожелал с ней разговаривать, ее мужество иссякло. Ей и без того было тогда слишком нелегко.
— Я действительно очень сожалею, — начала она в надежде, что он сумеет понять ее тогдашнее состояние. — Я хотела тебе сказать. Честное слово.
— Честное слово?! Это хорошо… Ты что, действительно думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову?
— Джаред, ты и я, мы должны…
— Никаких «мы» больше нет.
Не дослушав, он пошел к двери. Его сапоги стучали по дощатому полу: звук, который она всегда так любила, потому что это означало, что он с ней. Но сейчас он от нее уходил.