— Селия, милочка! Стоит ли иметь что-нибудь в виду из-за таких пустяков, как уплата долгов!
В эту минуту Селия подносила к губам полный стакан. Но, очевидно, она ни разу не отхлебнула и пронесла его мимо рта, так как внезапно отодвинутый стакан оставался на подносе наполненным до краев. Селия же, прижав к губам платок, повернулась к окну и полной грудью вдыхала зимний ветерок, позолоченный солнцем, пахнущий смолой и насыщенный острыми солеными брызгами.
Глава пятнадцатаяВелика важность — платить долги…
«С семьюстами франками я протяну полтора месяца».
Таковы были расчеты Селии.
Но не таковы были расчеты Селадона, поверенного, обольстителя, ростовщика и мошенника.
В первый же день следующей за тем недели этот предупредительный человек, более смазливый и более припомаженный, чем когда-либо, снова появился на вилле Шишурль. И сразу же завязался диалог:
— Дорогая дамочка, это совершенно невозможно, чтобы такая красотка, как вы, не имела друга!
— Но я уже говорила, что я предпочитаю пожить одна еще один-два месяца.
— Сколько вам будет угодно, красотка моя!.. Вам виднее, что для вас лучше. Но только жить одной стоит очень дорого. Когда копилка будет пуста, тогда вы, верно, вспомните о Селадоне?..
— Как так? Ведь я уже должна вам тысячу франков!
— Что значит тысяча франков для дамы, которой все смотрят вслед, когда она проходит по Алжирской улице? Я могу одолжить вам и больше того, право!.. Вам сегодня нужны деньги?
— Нисколько! мне больше чем достаточно того, что у меня есть!
— Больше чем достаточно? Значит, я хорошо сделал, что принес вам кое-что на выбор.
И он вытащил из карманов с полдюжины футляров.
— Совершенно исключительный случай. Две дамы из Ниццы, которые играли в Монте-Карло и теперь все продают за бесценок. Взгляните: одно золото на лом стоит тех денег, которые я спрашиваю, оттого что это червонное золото, милая дамочка. Гарантия в четырнадцати каратах!..
Четырнадцать каратов? Селия даже не успела разобраться в смысле этих таинственных слов: Селадон уже надел ей на пальцы перстни, на шею ожерелья, прицепил к корсажу брошки, всунул в волосы гребни и шпильки.
— Вы не можете обойтись без этого: у всех дам есть такие вещи, ничего другого не носят. Вы не можете пойти в бар в будущую пятницу, если вы не купите всего этого: у вас будет такой вид, точно вы совсем голая, и — черт возьми! — это совсем не так некрасиво. Но вы будете единственная!..
Селия смутилась, однако продолжала еще упорствовать. Но продавец патетически воззвал к добросовестности своей клиентки:
— О! Право же!.. Дорогая дамочка! Я никак не ожидал от вас подобного афронта. Чтобы вы отказались купить у меня все вместе и каждую вещь в отдельности. Так, значит, права была моя жена. «Не езди к ней, — вот что она мне сказала, — у тебя их несколько десятков в городе, тех, которые купят все за какую угодно цену». Но я отрезал ей: «Но я хочу, чтобы именно эта выгадала».
Тут Селия сдалась и «выгадала». И выгода была закреплена несколькими расписками. Оттого что Селадон не любил получать наличных денег из женских ручек:
— Ваш любовник заплатит мне, красоточка! Мне было бы больно вытаскивать гроши из вашего кошелька. И кроме того, скажу вам прямо: с вас я бы взял столько, сколько они стоят в самом деле. А с него я получу, — вы понимаете! Я получу немного больше.
— Но…
— Не станете же вы торговаться со мной за человека, которого вы даже не знаете еще. А меня вы знаете. Не стоит, право!.. Подписывайтесь и не глядите на сумму, не глядите, говорю я. Если бы ваш друг был здесь, вы не стали бы спрашивать у него, сколько он платит? И не все ли равно, раз он заплатит, как только появится?
Способов обморочить маленьких куртизанок существует много больше, чем статей во всем уголовном кодексе.
Вот почему изобретательный Селадон в третье свое посещение, имевшее место дней через пять после второго, убедил простушку Селию перепродать за наличные то колье, которое она за неделю до того купила у него в кредит.
Дело было чрезвычайно простое: в последний день февраля, неизвестно каким образом извещенная о новых займах, благодаря которым вилла Шишурль купалась в золоте, добрейшая матушка Агассен примчалась туда, с отчаянием размахивая своими расписками, по которым настал срок платежа, по всем, до одной, и которые на этот раз не подлежали возобновлению — ни в коем случае! Точно так же извещенная, и, кто знает, не тем ли же источником (все это казалось пригнанным, как последний акт водевиля), мгновение спустя появилась старая Эльвира с двумя кошками в ручной корзинке и с доброй дюжиной мальчишек, бежавших за ее неизменным рваным платьем цвета неспелого яблока. И она тоже размахивала своими расписками, по которым тоже истек срок; и ее отчаяние было ничуть не меньше отчаянья ее соперницы. Столкнувшись, обе кредиторши сразу же стали обмениваться звучными ругательствами, будучи обе в сильном волнении и убежденные в том, что только та, которая будет громче горланить, получит свои деньги. Они так шумели, что Селия, оглушенная, обессилевшая, побежденная, сразу же отказалась от какой бы то ни было борьбы и сдалась по всем пунктам. Из семисот франков, которые дал ей Селадон, у нее оставалось еще пятьсот. Они сразу же погибли. Переписанные долговые расписки даже превышали на четыре луидора эту сумму. За неимением этих четырех луидоров Селии пришлось дать еще пару расписок: птичка запутывалась в силке.
Как это всегда бывает в третьем действии водевиля, на следующий день после несчастья Селадон «случайно» свалился с неба — deus ex machina.[31]
Но — заметьте фатальность таких совпадений! — на этот раз даже у Селадона не было ни одного свободного гроша!
— Нет? — воскликнула Селия, которая не верила своим ушам. — У вас, господин Селадон, у вас нет для меня пятнадцати луидоров?.. Пятнадцати? Даже десяти?
— Ни одного, красоточка. Что делать! Даже мне пришлось подводить баланс и расплачиваться за весь месяц. Но будьте покойны; недели через две или три…
Селия не заметила под мигающими веками насмешливого взгляда, впившегося в нее:
— Три недели! — воскликнула она в ужасе. — Но сегодня утром мне едва удалось получить керосин в мелочной лавочке, и мне пришлось обещать, что я заплачу завтра. Как же мне быть? Три недели! Но у меня во всем доме нет и десяти франков.
Две искры сверкнули в насмешливых глазах, все еще прикрытых мигающими веками:
— Десять франков? У вас нет десяти франков? Не может быть! Это просто смешно, вы шутите! Такая дама, как вы…
— Но уверяю вас. Можете спросить у Рыжки.
— Как так? В самом деле? О! Но тогда…
Веки совсем закрылись, прикрывая нескромно блестящий взгляд:
— Тогда… Если дела в таком положении. Я понимаю, что вам необходимо найти монет. Но это чрезвычайно просто — ступайте в ломбард. За ваше колье, — да, под колье, которое я продал вам на днях, — вам дадут не меньше шестидесяти-семидесяти франков.
— Шестьдесят франков под залог колье, за которое я вам должна четыреста?
— Ну да! Черт возьми! Ведь вы сами знаете, что такое ломбард: скверная штука. Под четырнадцать каратов золота они дают очень мало.
— О!
— Но если вам мало шестидесяти франков, ведь вы можете продать это колье.
— Вы не купили бы его снова, господин Селадон?
— Я? Упаси меня бог!.. Что бы мне сказала госпожа Селадон. Кроме того, у меня нет денег, подумайте только! — ни одного луидора! Нет, купить его снова я не в состоянии. Но я знаю кое-кого, кому хотелось иметь это колье еще раньше вас. Мы только разошлись в цене, а то… Может быть, теперь… Угодно будет вам, чтобы я известил это лицо? Он мог бы приехать к вам, как бы случайно. Вас это ни к чему не обяжет. Так как же? Прислать его к вам завтра утром? Или даже, если удастся, сегодня вечером? Он проживает в Мурильоне совсем недалеко от вас.
Ящички водевиля открывались и закрывались с изумительной точностью.
Два часа спустя дело было улажено. Птичка угодила головой прямехонько в искусно протянутую сеть: Селадон, мошенник, ростовщик, поверенный и обольститель, лишний раз не потерял даром день.
Когда Селадон, обольститель, мошенник, поверенный и ростовщик, несколько дней спустя появился на вилле Шишурль, Селия с изумлением услышала неожиданные для нее речи.
— Милая дамочка, — начал посетитель в виде приветствия, — у меня есть для вас подарочек… Поступите так, как я того хочу, и завтра же ваша копилка будет полна золота и серебра!
И усевшись — Селия обратила внимание на то, что Селадон впервые сел без приглашения, — он стал входить в разные подробности, беззастенчиво и свободно.
Дело шло — что может быть естественнее? — об одном господине, который домогался чести спать в постели Селии два раза в неделю.
— Я вам за него ручаюсь, милая дамочка. Настоящий барин, светский человек! О! Я могу даже назвать вам его имя, я вполне полагаюсь на вашу скромность: господин Мердассу, оптовый торговец маслом! Он видел вас раз шесть в «Цесарке», куда он ходит по вечерам выкурить свою манилию,[32] и вот он «сдурел» от вас, говоря его же словами. Короче сказать, он делает вам предложение, равного которому и быть не может: по вторникам и по субботам он будет вечером приходить к вам, он будет проводить у вас часика два, — сиеста, понимаете ли. Все остальное время вы будете хорошо вести себя, то есть вы будете делать все, что вам вздумается, но только втихомолочку, понимаете? И за это он предлагает вам в месяц тысячу двести франков, роскошный туалет, ложу в театре и автомобиль для прогулок по четвергам. Здорово, а?.. Такое предложение можно получить только через Селадона.
Селия слушала не двигаясь, прикусив зубами язык.
— Разумеется, — продолжал посредник, — я рассказал вам все только в общих чертах. Но из такого положения можно выжать все что угодно, если только уметь взяться за дело. Знаете ли вы, сколько вы должны мне, милая дамочка? Тысячу франков, говорите вы? Вы смеетесь, что ли? Тысячу франков, которые я вам одолжил, да. Но на какую сумму вы накупили у меня драгоценностей? Вы сами этого не знаете. Понятно! Красотка вроде вас никогда не знает, сколько она должна. Всего вы должны мне, округляя цифру, больше трех тысяч франков. Не пугайтесь, прошу вас, — не все ли вам равно, три тысячи или шесть тысяч? Платить будет господин Мердассу, я вам расскажу сейчас подробно.