Горько усмехаюсь последней мысли. Я никогда не стану человеком. Причина проста – меня не хватает на возвращающий человеческое достоинство поступок. Казалось бы – дерни посильнее кольцо ошейника. Или повернись спиной к минному полю и уходи, пока последний шаг не поставит закономерную точку. Но я слишком хочу жить. И смерть Чифа лишь еще одно этому подтверждение. Мы были, как два не поделивших миску шакала. Я оказался хитрее. Стал от этого лучше? Наоборот.
Такие мысли все чаще приходят в голову, вызывая муки совести и глубокое отвращение к самому себе. И, скорее всего, самоубийство стоит уже не за горами. Я как раз думал о нем, держа вынесенную с поля мину и глядя на проклятую трубу, когда услышал за спиной невероятно, до боли знакомый голос:
– Эй, парень!..
Мина шлепнулась на землю из резко ослабевших рук.
– Парень!..
Не веря, но не в силах отказаться от вспыхнувшей безумной надежды, неловко поворачиваюсь.
Я не плакал с того самого страшного дня, когда увидел отца погибшим. А сейчас, плохо видя от хлынувших из глаз слез, протянув руки и беззвучно повторяя слово «папа», иду к самому дорогому человеку на свете. Это он, мой погибший, но вернувшийся отец. Оживший и вернувшийся, чтобы забрать меня из этого ада. И не имеют значения потрепанные выцветшие камуфляжки отца и его спутника, не имеет значения направленное на меня оружие. Правильно, ведь я в проклятой форме оккупантов. Но это все равно я! Папа, это я, Артем!
Ствол потертой штурмовой винтовки опустился вниз, когда я все-таки дошел и обнял живого, теплого, родного отца.
Надо было ему сказать, хотя бы напечатать на планшете, но я не мог. Все пережитое выплеснулось в сотрясающих тело рыданиях. Как маленький, я горько плакал на груди моего доброго, любимого папы.
– Парень, ты что? Коля, ты что-нибудь понимаешь?
Спутник отца ответил:
– Командир, похоже, парень настрадался. Смотри, слова вымолвить не может. Наверное, тебя с кем-то спутал.
Я могу! И я ни с кем не спутал! Все еще судорожно всхлипывая и вытирая слезы, вынимаю планшет и набираю:
«Папа, я здесь не могу говорить. Я рад, что ты жив, что ты пришел, папа!»
– Папа?!.
Он успел меня забыть? Наверное, в этом виновата Смерть. Я тоже о многом уже забыл, попав сюда.
Николай смотрит мне в лицо, потом на отца и пораженно качает головой:
– Сергей, ты извини, но он на тебя очень похож. Сильно похож, поверь.
Отец глядит в глаза и словно узнает:
– Ты мой сын?
Киваю, старясь сдержать снова закапавшие слезы.
– Командир, а ты не говорил…
– Я сам не знал! Черт!.. Я даже не помню, как ее звали…
Беззвучно подсказываю: «Анна». Спохватываясь, набираю на планшете: «Маму зовут Анна».
– Она жива?
Киваю… а потом пожимаю плечами. Она ведь в том мире.
– Почему ты молчишь? Из-за ошейника?
«Нет. Я не могу говорить. Я немой».
– Черт!.. Что будем делать, Коля?
– Не знаю. Но надо шевелиться – попадем под объективы спутника, и нам всем хана.
Спутник «Шелл»? Я помню график его пролетов. Смотрю на часы, печатаю:
«Спутник будет через два часа. Время пролета сорок минут».
– Хренассе! Ничего себе парень знает!
– Его надо вытаскивать прямо сейчас, брат.
– Сам понимаю. Как? Ошейник рванет, едва мы доберемся до середины рощи.
Отец напряженно думает:
– Помнишь, мы обсуждали возможность? Растяжку деревьями?
– То обсуждали. Но никогда не пробовали.
– А что, есть выбор? Я сына тут не оставлю.
– Сергей, ну, мы же еще не знаем наверняка…
– Я знаю точно! Я это чувствую! Достаточно?
– Вопросов нет, командир.
Папа обращается ко мне:
– Сынок, мы постараемся снять эту дрянь с твоей шеи. Мы сделаем все, чтобы это получилось. Ты нам веришь?
«Да».
– К той роще!
Проклятое кольцо начало пикать, когда до первых деревьев оставалось еще метров пять. Делаю шаг, второй. Пиканье резко учащается. Еще один шаг снесет мне голову.
– Черт! Что делать?!
Оглядываюсь назад, стараясь включить мозги. Мы сейчас в ложбине перед невысоким холмом. Радиоволны всегда уходят от земли наверх. Если бы подняться повыше! Смотрю на отца и вспоминаю, как он катал меня маленьким на своих плечах. Вернувшись немного назад, набираю предложение на планшете.
– Ты уверен?
«Да».
Бойцы смотрят друг на друга:
– Давай попробуем, что мы теряем?
– Сынок, лезь на шею.
Расчет оказался точным, ошейник сразу замолк. Не стал пикать и когда я оказался на своих ногах на склоне холма.
– Ничего себе! Парень, ты еще много знаешь об этих штуках?
«Да».
– Командир, ему цены нет.
– Сам знаю. Он ведь еще и сапер. Сын, ты сможешь дойти до труб и вернуться назад?
«Да».
– Охренеть… Коля, хватит жевать сопли, работаем!
Недалеко оказались спрятаны их выгоревшие, старые рюкзаки. За вершины двух берез зацеплены веревки, хитро пропущены через ветви других деревьев. Слаженно, по команде, рывками заметно наклоняем древесные стволы. Хотелось бы еще, но наших сил уже не хватает.
Сняв оружейные ремни, отец с Николаем осторожно продевают их между шеей и кольцом, привязывают к веревкам.
– На артерию двигай.
– А я куда? Ты слабину точно отмерил?
– Старался.
Стою на склоне, ремни пока свисают вниз.
– Закрой глаза, парень. Взрывом хлестнуть может.
Киваю, натягиваю на глаза армейский кепи.
– Коля, готов?
– Да.
– На «три». Раз. Два. Три!
Свист выпрямляющихся деревьев, хлопок натянувшихся ремней, сбивающий с ног рывок в сторону и… взрыв. Лежу на земле, чувствуя, как по шее стекает что-то теплое. Это кровь. Боюсь пошевелиться, опасаясь, что голова сейчас отвалится. Нет, я же дышу и думаю!
– Сынок!..
Прижав слабо кровоточащую ранку ладонью, приподнимаюсь и улыбаюсь подбежавшим бойцам. Ошейника нет. Я больше не раб!
– Куда ты руками!.. Дай посмотрю.
У них с собой даже аптечка. Вынув пинцетом осколки пластика, обработав края ранки зеленкой, папа бинтует мне горло бинтом из невероятной древности индивидуального пакета.
– Идти можешь?
Я все могу. Рядом с отцом – все без исключения.
Так я оказался в партизанском отряде Подполья. Полтора года назад оккупанты нанесли серьезный удар по силам сопротивления России, почти уничтожив ее защитников и мстителей. Но «почти» не считается. Пока жив хоть один партизан, война продолжается бесконечно.
Мой отец – командир разведчиков, ученик легендарного Серого. Папа про него много рассказывал по дороге. Жаль, что этот бесстрашный боец погиб. Но остались его товарищи. Переждав кольца облав, укрывшись от умной техники оккупантов в подземных тоннелях разрушенного города, потренировав подросшую молодежь, отряд выступил в поход, имея целью ту самую, поставляющую врагам нефть и газ трубу. Трубу, о которой я так много знаю.
Временная база партизанского лагеря разместилась в густо заросшей подлеском, когда-то сожженной оккупантами деревне. От нее остались только полуразрушенные печи и погреба. Вот под землей, соединив ближние подземелья ходами, дополнительно выкопав землянки, и укрылось полтора десятка человек. Из них три девушки. Одна, Марина, дочь командира отряда, чуть не оборвала мою партизанскую жизнь в самом начале.
До лагеря мы добрались уже в темноте, практически ночью. Отец обменялся условным сигналом с часовым, потом торопливо прошли к командирской землянке. Возле нее наперерез метнулась неуловимая гибкая тень.
– Ты что, сдурела?!
Батя в последний момент перехватывает руку с ножом. Зло оскалившись, из захвата вырывается молодая девушка, почти девчонка:
– Это солдат! Миротворец! Такой же убил мою маму!
– Маришка, успокойся. Это наш разведчик. И мой сын.
Рывки постепенно затихают, девушка останавливается:
– Ваш сын?.. Но он в их форме…
– Он работал прямо на военной базе врагов. Там нет другой одежды.
В землянке тускло горит коптилка – плавающий в каком-то жиру фитилек. Маришка и крепкий седой мужчина внимательно смотрят мне в лицо, переводят глаза на отца:
– Вот же как бывает. Повезло тебе, Сергей.
– Нам всем повезло, Павел. Парень – кладезь информации. Например… сынок, когда пролет спутника?
«Через сорок минут. Следующий через четыре часа двадцать минут. На время пролета необходимо убрать часовых, иначе их засекут инфракрасные камеры». Прочитав, командир кивает:
– Ну, от камер мы кое-что предусмотрели, но спрятать ребят не помешает.
Вопросы в эту ночь следовали до самого утра, и на каждый я давал подробный ответ. Главным для бойцов Подполья явилось то, что подрыв трубы из почти невыполнимой задачи превратился в легкую прогулку.
Партизаны уже проверяли возможность подхода к нефтегазопроводу. Останки той косули, что я убирал сегодня, и другой, три дня назад – их рук дело. Но «разминировать» триста метров поля… тут и стада не хватит. Зато сейчас, имея штатного сапера, они столкнулись с другой проблемой: богатством выбора. Отца и Павла, командира отряда, совершенно добили возможность добывать взрывчатку из мин и возможность выставления противопехоток против самих же наемников. Все ранее составленные планы немедленно отправились коту под хвост, над старенькой картой с нарисованной ниткой трубы разгорелись интеллектуальные баталии.
А я пока врастаю в повседневную жизнь отряда. М-да, честно признаться – это не городская цивилизация. Питание составляют добываемое охотой мясо, съедобные коренья, собираемые на давно заброшенных огородах лук, чеснок и одичавшая до размеров гороха картошка, но последней совсем мало. Есть еще щавель, укроп и сельдерей, травяные отвары заменяют чай, вместо сладкого – ягоды и фрукты. Был мед, но к моему прибытию он закончился. Мыло бойцы варят сами, из жира тех же косуль и золы, называется «сайпа». Мужчины бреются опасными бритвами, после бритья используют опять же травяные отвары. Меня учит бриться отец, но пока получается плохо.