Это она.
– Аннет Лундстрём, – констатировала Жанетт.
– Да. Ну и ну, слов нет…
– Как прошел разговор с ней? – поинтересовалась Жанетт. Если честно, она почти забыла, чем занимался Хуртиг, пока она сидела здесь.
– Ну так. – Хуртиг кашлянул. – В каком-то смысле – с пользой. Но поговорим об этом потом. Вот это все несколько диковато, мне сейчас трудновато мыслить ясно.
Жанетт была согласна с ним, но как бы ни хотелось ей избежать просмотра, смотреть надо было. “Притупляются ли у них чувства в конце концов? – думала она. – У тех, кто работает здесь? Ну конечно, притупляются”. И она снова бросила взгляд на мультяшного дядьку.
Когда они начали смотреть следующую запись, Жанетт поняла, почему Кевин говорил, что в фильмах Ханны Эстлунд есть философия.
Сцена представляла нечто вроде свиного загона на какой-то ферме. По земле разбросано сено, темное от грязи или чего-то другого. От навоза, с отвращением подумала Жанетт, от свиного навоза. В кадр вошли несколько людей, полностью одетых, и уселись вокруг загона. Всех их Жанетт узнала.
Слева Пер-Ула Сильверберг, потом его жена Шарлотта с маленьким ребенком – Жанетт предположила, что это их приемная дочь Мадлен. Дальше шли Ханна Эстлунд, Йессика Фриберг, Фредрика Грюневальд и, наконец, Регина Седер. А с самого края – профиль какого-то мужчины.
У Жанетт возникло такое чувство, будто все увиденное в эти несколько часов было нарезкой из ее кошмарных снов о делах, которые она расследовала в последнее время. Все актеры были более или менее замешаны, и на какой-то миг Жанетт захлестнуло ощущение неправдоподобия происходящего, словно она находится в кошмаре. Ей пришлось бросить взгляд на Хуртига.
Ага, подумала она. Он тоже в этом кошмаре и так же, как я, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.
Когда двое голых мальчиков лет двенадцати-четырнадцати шагнули в кадр – или, скорее, их выпихнул на сцену кто-то, скрытый за камерой, – кошмар свершился.
Иткул и Каракул, подумала Жанетт, зная, что это никак не могут быть братья из Казахстана – когда снимался фильм, они еще не родились. К тому же эти мальчики были явно восточноазиатского происхождения.
Мальчики вступили в драку – сначала еле-еле и выжидательно, потом все серьезнее, а когда одному посчастливилось схватить другого за волосы, схваченный пришел в ярость и принялся дико молотить кулаками воздух вокруг себя. Но это не помогло. Сильный удар по голове повалил его.
Потом один мальчик сел на другого и принялся бить.
Жанетт стало плохо, и она остановила воспроизведение. Устроили собачьи бои, подумала она. Неужели Иво был прав с самого начала?
– Господи боже, – со вздохом сказала она Хуртигу. – Неужели он сейчас убьет второго?
Хуртиг мрачно глянул на нее, но не ответил.
Жанетт быстро промотала запись, отчего выдерживать избиение стало легче.
Минуты через две удары прекратились, и Жанетт снова включила нормальный темп. К своему облегчению, она увидела, что лежащий на земле мальчик жив, его грудь дергалась от вдохов и выдохов. Второй мальчик поднялся и встал посреди грязного хлева. Потом двинулся на камеру и, перед тем как исчезнуть из кадра, коротко улыбнулся. Жанетт тут же отмотала назад и остановила запись еще раз, на улыбке мальчика.
– Видишь? – спросила она.
– Вижу, – тихо ответил Хуртиг. – Он как будто гордится.
Жанетт снова запустила запись, но больше ничего не случилось, кроме того, что ребенок на коленях Шарлотты Сильверберг завертелся, и в тот момент, когда она начала утихомиривать девочку, запись оборвалась.
Философия, подумала Жанетт. Как и фильм, снятый в Сигтуне. Что здесь про секс? Она не понимала. Действительно ли о сексуальности идет речь?
Кто может наслаждаться подобным?
– Выдержишь еще? – спросила она Хуртига.
– Честно говоря… не уверен. – Вид у него был усталый и сломленный.
Их прервал короткий стук в дверь, и в кабинет вошел Кевин с какими-то бумагами.
– Ну как? – спросил он. – Посмотрели кино про ферму?
– Да, – ответила Жанетт и замолчала. Ей пока нечего было сказать по поводу увиденного.
– Остальной материал с компьютера Эстлунд – в основном детская порнография в чистом виде, – сказал Кевин.
Жанетт тут же решила, что фильмы подождут. Это расследование для государственной уголовной полиции. Она, Жанетт, нашла, что искала. Доказательства того, что секта существует и что рассказ Ульрики Вендин – правда. А теперь намечается и возможность узнать, кто сидел в углу во время изнасилования.
– Ты не мог бы помочь мне сравнить этот профиль с человеком из гостиничного номера? – спросила она, отматывая запись до места, где стал заметен профиль неизвестного.
– Конечно. – Кевин быстро пощелкал клавишами, и на экране появились оба фрагмента. У Жанетт не осталось сомнений: на них один и тот же человек.
– Разобрался с номерами машин? – Жанетт слышала, как напряжен ее голос.
Кевин кивнул:
– Извлечено из базы данных по транспортным средствам того времени, когда снят фильм.
Жанетт просмотрела список людей, на чьи имена были зарегистрированы машины. Она, конечно, знала, что в него могут попасть невиновные, просто заночевавшие в этой гостинице в день, когда снимался фильм, – в счастливом неведении о том, что происходит по соседству.
Но, увидев фамилии автовладельцев, Жанетт поняла: перед ней – список насильников Ульрики Вендин. Ряд имен таких же виновных, как зрители из снятого в свинарнике фильма, который она только что посмотрела.
Каждая фамилия сопровождалась личным номером:
БЕНГТ БЕРГМАН.
КАРЛ ЛУНДСТРЁМ.
АНДЕРС ВИКСТРЁМ.
КАРСТЕН МЁЛЛЕР.
ВИГГО ДЮРЕР.
Жанетт открыла было рот, чтобы прочитать список Хуртигу, – и тут у нее во внутреннем кармане завибрировал мобильный телефон.
X2000
Вообще Иво Андрич не страдал от укачивания, но в скорых поездах его иногда мутило, особенно во время виражей с наклоном. Ехать хотелось в одиночестве, поэтому он заплатил за отдельное купе. Допив кофе, Иво бросил стаканчик в мусорный мешок возле сиденья и сконцентрировался на дыхании. Глубокий вдох через нос, долгий выдох через рот. Техника, которая работала в секционной, а если она работала там, то сработает где угодно.
Русенгорд, думал он. Через три часа я там. При мысли о брате он ощущал тревогу и словно ждал чего-то. Тревожно ему было, потому что он до сих пор не верил, что это правда, к тому же ему так и не удалось связаться с Гораном. А сказать, что он чего-то ждал, значило бы преуменьшить его переживания. Если бы его жене не пришлось остаться дома из-за гриппа, он сейчас разделил бы эти переживания с ней. Она стала как не в себе, услышав, что Горан, весьма вероятно, жив и живет в Мальмё. Ему и дня не хотелось ждать. Следовало убедиться наверняка, что все сходится. Так что он поехал один, но лучше было бы, если бы он смог разделить свои чувства с женой.
Нечто подобное Иво пережил, только когда сидел в роддоме, дожидаясь рождения своего первенца.
От радостных ожиданий ему не сиделось на месте, и он решил снова сосредоточиться на работе и закончить отчет об обнаруженном в квартире Ульрики Вендин, а также о тех странных гладких отпечатках пальцев. Коллеги иногда указывали ему, что его отчеты слишком длинны, перегружены подробностями, но только так он мог работать и знал, что благодаря этому у него более полное видение ситуации, что, в свою очередь, обеспечивало лучший результат.
Через двадцать минут он, по собственному мнению, достаточно внятно сформулировал свои мысли, чтобы должным образом изложить их Жанетт Чильберг. Иво открыл ноутбук и достал телефон. Жанетт ответила сразу. Голос у нее был немного ниже обычного, но Иво не нашел нужным спросить, не случилось ли чего-нибудь.
– Отсутствие папиллярного узора на отпечатках может быть обусловлено несколькими причинами, – начал он. – Например, ожогами или срезанной кожей. Отпечатки, находившиеся на серебристом скотче, которым был заклеен пластиковый мешок с нашим последним мальчиком, с большой степенью вероятности принадлежат человеку, который лечился от рака.
Иво сделал паузу – послушать, не скажет ли чего Жанетт.
– Рак? – удивилась она. – При чем тут рак?
– Химиотерапевтические препараты, клеточный яд, могут дать последствия в форме, например, анемии, выпадения волос и угнетения костного мозга, но определенные препараты могут еще давать воспаления на ступнях и ладонях, на пальцах ног и рук. Не буду утомлять тебя рассказом о причинах, но важно, что эти побочные эффекты могут привести к кровотечениям и облезанию кожи на пальцах. Думаю, именно это и произошло в данном случае.
– О’кей. – Теперь на том конце снова была энергичная Жанетт. – Значит, ты подозреваешь, что человек, засунувший мальчика в мешок, лечился от рака. Насколько ты в этом уверен?
– Я сравнил изображения побочных действий с отпечатками. И оценил бы вероятность в девяносто – девяносто пять процентов.
– Отлично, – сказала Жанетт. – Спасибо, Иво. Ты, как всегда, на высоте. А что с квартирой Ульрики Вендин?
А теперь – самое важное, подумал Иво Андрич.
– Я нашел те же отпечатки в квартире, на внутренней стороне дверцы холодильника. Человек, бросивший мешок в море, с огромной вероятностью побывал и дома у Вендин.
В трубке стало тихо.
– Алло? – позвал Иво, подождав, но Жанетт на том конце уже не было.
Государственное управление уголовной полиции
По коротким ответам Жанетт и ее бледному лицу Хуртиг понял: Андрич сообщил что-то чрезвычайно важное. Предчувствие подтвердилось, когда Жанетт захлопнула мобильный.
– Человек, бросивший мальчика в воду в Норра-Хаммарбюхамнен, был и дома у Ульрики Вендин. – Жанетт засовывала телефон во внутренний карман. – Отпечатки пальцев на скотче, которым замотан мешок, соответствуют отпечаткам, которые Иво нашел на дверце холодильника Ульрики. Человек, оставивший отпечатки, вероятно, лечился от рака.