Подснежник. Повесть о Георгии Плеханове — страница 30 из 83

— Тебе первому из ваших говорю об этом, — продолжал Халтурин. — Ты хоть и не можешь никак расстаться со своей общиной, но из интеллигентов ближе всех стоишь к нам, к рабочему делу. Надеюсь, язык за зубами держать умеешь.

— А ты еще не убедился в этом?

— Убедился.

— Зачем же предупреждаешь?

— На всякий случай, чтоб еще крепче убедиться.

Плеханов усмехнулся:

— Так для этого тебе понадобились европейские конституции?

— Для этого.

— Не вижу связи.

— Связь прямая. Нам нужна политическая программа русских рабочих.

— Вы что же, политикой собираетесь заниматься?

— Собираемся. Одной из главных целей «Северного союза русских рабочих» будет провозглашение лозунга политической свободы.

— Не слишком ли торопитесь?

— А кого нам ждать? Вас, землевольцев, наших учителей, которые топчутся сейчас на месте, не зная, что им делать дальше?

— Выходит, строптивые ученики хотят обогнать своих неповоротливых учителей?

— Выходит.

— Любопытственно.

— А что же делать ученикам, если учителя упорно не хотят понимать?

— Весьма любопытственно.

— Впрочем, я не прав. Лучшие из учителей уже убедились в бессмысленности своего дальнейшего воздержания от политики и активно включаются в борьбу с правительством.

— Весьма и весьма любопытственно.

— Так ты достанешь мне книжку о европейских конституциях?

— Постараюсь.

3

Действительно, о «Южнороссийском союзе рабочих» Жоржу Плеханову приходилось слышать. И немало. Союз был организован в Одессе, куда лет шесть назад приехал революционер из интеллигентов Евгений Заславский и начал вести пропаганду среди рабочих. Его ближайшими помощниками были народник Виктор Костюрин и рабочий-металлист Федор Кравченко. По сути дела, то была первая в истории России революционная организация рабочих.

Заславский быстро собрал вокруг себя единомышленников. Его беседы охотно посещали многие металлисты из ремонтных железнодорожных мастерских и грузчики Одесского порта. Идеи Заславского об активной роли фабрично-заводских рабочих в освободительном движении слушатели его кружка вполне разделяли, а некоторые участники первых сходок под влиянием Заславского вскоре сами сделались активными пропагандистами, избирая полем своей деятельности город, рабочую среду. Именно поэтому кружок Заславского почти на сто процентов состоял из рабочих. Интеллигентов принимали только в тех случаях, когда они подчинялись главному правилу для нерабочих членов: «рабочую блузу носить не для маскарада».

«Южнороссийский союз рабочих» оформился в 1875 году. Ядро организации составили шестьдесят человек, работавших на фабриках, заводах, в типографиях и на железной дороге. Примерно около двухсот человек входило в активную сферу влияния кружка. Опорой союза на предприятиях были собрания выборных рабочих, представители которых составляли «Собрания депутатов» — высший руководящий орган союза. Члены «Собрания депутатов» по предложению Заславского переизбирались один раз в месяц — таким образом круг убежденных деятелей организации постоянно расширялся и этим укреплялось его влияние в рабочей среде. Союз не ограничивался работой только в Одессе — нити его связей протягивались в Таганрог, Керчь, Харьков, Ростов-на-Дону (здесь даже возникло отделение союза), а также в Орел и Петербург.

По этому проложенному в столицу каналу до центрального кружка «Земли и воли» и дошли сведения о главных программных положениях «Союза» — необходимость революционного переворота, уничтожение привилегий господствующих классов, освобождение рабочих от ига капитала.

«Южнороссийский союз рабочих» как организация просуществовал всего несколько месяцев. В том же семьдесят пятом году полиция напала на след нелегального кружка и союз был разгромлен, а члены его арестованы и брошены в тюрьмы.

И вот теперь, три года спустя, Степан Халтурин, нимало не смущаясь неудачей в Одессе и совершенно не опасаясь возможных последствий, вместе с товарищами решил организовать в Петербурге «Северный союз русских рабочих».

…Найдя нужную книгу о европейских конституциях, Жорж отправился на свидание с Халтуриным. Степан пришел на встречу вместе с Виктором Обнорским. (Слесаря Обнорского Плеханов уже немного знал. Это был широкоскулый, круглоголовый человек с большой бородой, высоким лбом и далеко друг от друга расставленными упрямыми глазами.)

Обменявшись несколькими фразами, Жорж сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, перевел разговор на рабочий союз.

— Ага, и тебя зацепило! — засмеялся Халтурин. — Надоело со своей кислой общиной возиться, а? Скажи честно?

Жорж внимательно приглядывался к Обнорскому. Ему казалось, что весь интерес Халтурина к Западной Европе, особенно заметно проявившийся именно в последнее время, объясняется прежде всего влиянием Обнорского. Два-три острых вопроса, и медлительный, тяжеловатый на подъем Виктор вступил в разговор.

— Вы спрашиваете, — наморщив лоб, смотрел на Плеханова Обнорский, — какие цели будет преследовать наш союз? Цели очень разнообразные, но если говорить кратко, то сведены они могут быть к следующей формуле: всем рабочим надо согласиться и уничтожить царя, правительство и вообще всю старую власть, а потом устроить новый порядок, при котором все будут равны.

— И как вы собираетесь назвать этот новый порядок перед рабочими? — спросил Жорж.

— Республикой, — твердо сказал Обнорский.

— Какой именно?

— Социально-экономической республикой.

— Ну, это слишком неопределенно. Попахивает утопией.

— Никаких утопий! — решительно вмешался в разговор Халтурин. — Никаких монархических республик! Самодержавие подлежит уничтожению. Это один из главных и безоговорочных пунктов нашей программы.

— Неплохой пункт, — согласился Плеханов. — И все-таки вам надо опасаться влияния утопического социализма, если вы оперируете такими неопределенными понятиями, как социально-экономическая республика.

— Нечего нам опасаться утопического социализма! — загремел Степан. — Это вам, землевольцам, надо опасаться утопического социализма, если вы до сих пор с мужиками целуетесь и никак от своих зипунных программ отказаться не можете!.. У нас все реально — двести постоянных членов союза и столько же сочувствующих! Все самые лучшие и развитые рабочие из старых кружков вошли!

— Сколько, сколько постоянных членов? — переспросил Жорж.

— Двести. И везде местные отделения центрального кружка — за Невской, за Нарвской заставой, на Выборгской стороне, на Петербургской стороне, на Васильевском острове, на Обводном канале. И во главе каждого местного отделения — районный комитет. Это, по-твоему, утопия?

— Какова ваша конкретная программа? Только не популярно, а подробно, со всеми деталями.

— Изволь. Городским рабочим отводится решающая роль в революционном переустройстве всей русской жизни, так как именно рабочие составляют главную общественную силу и экономическое значение страны.

— Значит, вы утверждаете, — сосредоточенно выговаривая каждое слово, начал Плеханов, — что главную общественную и революционную силу страны, а тем самым и главную народную силу у нас в России составляет не крестьянство, а рабочие, не так ли?

— Да, мы это утверждаем, — тряхнул головой Халтурин, — а всю вашу народническую ересь о самобытности нашей темной деревенщины — решительно отрицаем.

— Вы, народники, — вмешался в разговор Обнорский, — призываете сбросить с социализма его немецкое платье и предлагаете нарядить социализм в посконную народную сермягу. Но не кажется ли вам, что это и есть худший вид утопического социализма, поворачивающего нас назад, к бакунизму? Вас не обижают мои слова?

— Нисколько. Продолжайте, Виктор, я вас внимательно слушаю.

— Для всех, кто основательно изучает социалистическую литературу, не составляет секрета тот факт, — говорил Обнорский, — что немецкое рабочее движение развилось на «плечах» английского и французского рабочего движения. Так почему же нам, русским рабочим, не взять все лучшее из западноевропейского опыта и не перенять у немецких рабочих их лучшие средства борьбы за освобождение своего класса?

— Я сейчас затрудняюсь исчерпывающе ответить на этот вопрос, — сказал Жорж. — Хотелось бы вначале продолжить знакомство с программой вашей организации.

— Пожалуйста, — снова вступил в разговор Степан. — Самой главной своей целью члены «Северного союза русских рабочих» будут считать непременное ниспровержение существующего политического и экономического строя нашего государства, как строя крайне несправедливого. Члены «Северного союза» будут широко разъяснять передовому русскому обществу и прежде всего рабочему населению задачи своей политической борьбы. Члены рабочего союза глубоко уверены в том, что только полная политическая свобода обеспечивает за каждым человеком самостоятельность убеждений и действий. И так как только политическая свобода в первую очередь гарантирует решение социального вопроса, мы выступаем за предоставление русскому обществу свободы слова, свободы печати, свободы собраний и сходок. Мы требуем ликвидации сословных прав и преимуществ, мы требуем введения обязательного и бесплатного обучения во всех учебных заведениях страны, мы требуем ограничения рабочего времени на заводах и фабриках, запрещения детского труда, принятия фабричного законодательства, отмены косвенных налогов…

— Наши западные рабочие братья, — перебил Халтурина Обнорский, — уже давно подняли знамя борьбы за освобождение миллионов рабочего люда, и нам остается только присоединиться к ним. По своим задачам наш союз будет тесно примыкать к социально-демократическим партиям Западной Европы. Рука об руку с ними мы пойдем вперед и в братском единении и солидарности сольемся в одну грозную и непобедимую рабочую силу!

— Вы читали когда-нибудь Эйзенахскую программу немецкой социал-демократии, — спросил Плеханов после некоторого молчания, — принятую в 1869 году?

— В общих чертах мы знакомы с Эйзенахской программой, — солидно ответил Обнорский. — А вы находите что-то общее между нами и эйзенахцами?