— Я бы на вашем месте сейчас заснула…
— Нет уж, увольте. Два дня спал не просыпаясь, Аксельрода проспал… На том свете выспимся… А на этом дайте поговорить — только это мне и осталось… Ни на что другое я, видно, уже не способен…
— Уши вянут от ваших слов, Жоржинька…
— А вы знаете, Вера Ивановна, я вам сейчас скажу кое-что очень важное… Я ведь, если как следует разобраться, почти ничего полезного для людей в своей жизни сделать так и не успел. Только начал, как вы совершенно справедливо изволили заметить…
— И это говорите мне вы, Плеханов?
— А что Плеханов?.. Ну что такое Плеханов?.. Нигилист, ниспровергатель, изгнанник… Чем он обрадовал человечество, этот Плеханов?.. Изобрел книгопечатанье? Открыл законы электричества? Построил первую паровую машину?
— А группа «Освобождение труда»?
— «Освобождение труда»?.. А, собственно говоря, где она, эта группа? Игнатов умер, Дейч арестован… Из основателей осталось только трое, а скоро… Впрочем, что же она успела сделать, эта так называемая группа?
— Основала «Библиотеку современного социализма» на русском языке…
— Так. Дальше…
— Выпустила две книжки некоего господина Плеханова…
— Весьма сомнительное достижение…
— Издала сочинение Фридриха Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке».
— Энгельса? Вот это уже действительно полезно для человечества.
— Установила связь с социал-демократической группой Благоева в Петербурге…
— Да, да, это тоже — для человечества… Благоевцы, студенты Петербургского университета и Технологического института… Вели пропаганду среди рабочих… Первая социал-демократическая организация в России. Мы здесь, в Женеве, а они в Петербурге. Почти одновременно… Помните, Вера Ивановна, благоевцы прислали нам письмо, в котором писали, что у них уже есть своя социал-демократическая программа, и просили прислать материалы для своей газеты «Рабочий». Они ведь читали наши издания и даже изучали их…
— А вы им ответили письмом к петербургским рабочим кружкам…
— …которое они и напечатали во втором номере своего «Рабочего», помните?
— Конечно, помню. Мы же обсуждали все вместе текст письма. Вы писали благоевцам, что социал-демократическая партия должна быть по преимуществу рабочей партией. А я попросила вас уточнить то место, где речь шла о том, что социал-демократия не может отталкивать от себя представителей других классов общества, так как подобная исключительность была бы совершенно несправедливой и создала бы целый ряд неудобств…
— …которые поставили бы партию почти в безвыходное положение. Я сразу с вами согласился, Верочка… И тут же специально для благоевцев добавил, что революционная интеллигенция должна идти с рабочими, а крестьянство должно идти за ними. Только при такой последовательности социал-демократическая партия может сохранить свой рабочий характер и не впасть во вредную исключительность.
— И это вы не ставите в заслугу «Освобождению труда»? Ведь в группе Благоева читали нашу первую программу — они же прислали нам свои замечания…
— Как жалко, что их так быстро разгромили, а Благоева выслали из России…
— Но уже из Софии он отправил нам еще одно письмо… разве вы не помните, Жорж? По сути дела, это уже твердо установленная интернациональная связь, прямое теоретическое влияние. Мы посеяли добрые семена марксизма в мыслях и чувствах этого молодого болгарина.
— Согласен, согласен… Но сеять их надо еще более широкой и щедрой рукой… А нас мало… Все, что мы сделали, пока еще только один маленький зеленый росток на огромном невспаханном русском поле. Разве можно равняться нам с европейской социал-демократией? С немецкой, например, или французской?
— Жорж, все еще впереди… Мы стоим у начала дороги… Но у нас уже есть единомышленники и последователи в России…
— А сколько принесено жертв? Вася Игнатов в могиле, Левушка Дейч на каторге…
— Мы сделали только первые… Жорж!.. Жорж!.. Что с вами? Что с вами?
— Вера… окно… воды…
— Роза! Роза! Ему опять плохо!..
— Роза, где ты?..
— Жорж, я здесь…
— А Вера Ивановна?
— И она здесь…
— Разбудите детей… дайте лед… или снегу… очень трудно дышать… воды, пожалуйста…
— Вера Ивановна, он снова бредит…
— В Липецке… деревня… Гудаловка… речка… холодная… дайте воды из Гудаловки… луга заливные… за речкой… зеленые… стога в лугах… сеном пахнет… землей… яблоки моченые… Гудаловка… пчелы летают… лошади в ночном стоя спят… положат головы друг на друга… и спят…
— Вера Ивановна, что же делать? Что делать? Он погибает на глазах. Я этого не выдержу…
— Роза, не плачьте, успокойтесь… Надо вытаскивать его из болезни, надо рассказывать ему, вспоминать… Чтобы интерес к жизни не погас в нем…
2
— Верочка, двадцать третий день сегодня пошел… Три недели осталось…
— Жорж, у вас какая-то странная арифметика…
— Не у меня, а у него, у ветеринара…
— А мне кажется, что этот профессор Цану вообще ни черта не смыслит в медицине! У них тут в Швейцарии по поводу каждого прыщика консилиум созывают. Порезал палец — консилиум! Споткнулся — консилиум! Телячьи нежности.
— А у нас в России даже чуму топором лечат. Или дробью. Полстакана дроби на полстакана водки. И к утру как огурчик!
— Жорж, а не пора ли вам пообедать?
— Аппетита, Верочка, никакого…
— Тем более что Павел Борисович прислал сегодня великолепную сметану и творог… Кроме того, есть земляника, мед и гусиный паштет.
— Откуда у Аксельрода такие деньги?
— Землянику купили студенты…
— Какие еще студенты?
— Русские студенты из Женевского университета.
— Ну, Вера Ивановна, это, знаете ли, черт знает что!.. Я, может быть, действительно болен и беден… И в доме у меня столы стоят без скатертей… И семья моя спит на железных кроватях, укрываясь солдатскими одеялами… Но никаких подачек я принимать не собираюсь!
— Жорж, как не стыдно…
— Я не нищий, чтобы жить на милостыню русских студентов, обучающихся в Женевском университете!
— Люди от души…
— Лев Дейч сидит в кандалах на каторге в России, а Жорж Плеханов в это время в Женеве, видите ли, будет жрать гусиный паштет!.. Да за кого вы меня принимаете?
— При чем тут Дейч, когда туберкулез-то у вас?.. И вам нужно поправляться и набираться сил, чтобы заменить и Дейча, и Васю Игнатова… Ешьте немедленно землянику!
— Не буду я есть никакой земляники!
— Ешьте!
— Вы цербер, Вера Ивановна!
— А вы глупец!.. Берите сметану, кому говорят?
— Ну, хорошо, ложку сметаны я съем, но ареста Дейча я все равно никогда не прощу ни вам, ни себе — никому!
— Еще одну ложку…
— Какого дьявола, спрашивается, нужно было совать голову Дейча в лапы немецкой полиции?
— Вы рассуждаете, как ребенок… Мы искали связи с Россией… Кому были нужны все наши марксистские издания, если их нельзя было переправить в Россию?
— А в результате и литературу не переправили, и Дейча потеряли…
— Жорж, вы капризничаете…
— Провал Дейча — позор для «Освобождения труда»! Пятно, которое никогда не будет смыто! Дейч заведовал всей конспирацией, всей техникой, всей практикой… Кто добывал деньги на типографские расходы? Дейч!.. Кто организовывал набор и печатание всех рукописей? Дейч!.. Кто брошюровал, переплетал, упаковывал и вел все наши почтовые дела? Опять же Дейч… А где теперь Дейч? В каторге на Каре!.. А мы сидим здесь без него, как без рук — без денег, без связей, без новых изданий…
— Арест Дейча во Фрейбурге — чистая случайность.
— Но как же можно было посылать за границу с двумя сундуками нелегальщины человека, на котором висит обвинение, с точки зрения российской Фемиды, в покушении на убийство предателя Гориновича?
— Дейч при любых обстоятельствах пошел бы на встречу с Гринфестом, потому что хотел как можно скорее отправить в Россию новый тираж нашей второй программы.
— Мы были обязаны отговорить его переправляться через границу в районе Фрейбурга.
— Теперь уже поздно вспоминать об этом… Кстати, Жорж, о нашей программе… Вам никогда не хотелось бы вернуться к некоторым ее формулировкам?
— С какой целью?
— С очень конкретной… В свое время первый проект нашей программы мы назвали «Программой социал-демократической группы „Освобождение труда“».
— Ко времени составления первого проекта это было точное и оправданное название.
— Но после того, как Благоев сделал свои замечания и мы — вернее вы — внесли их в текст, второй вариант получил иное наименование: «Проект программы русских социал-демократов».
— Это вполне естественно. Мы объединили с Благоевым свои программные положения.
— Но жизнь движется вперед, Жорж, не так ли? Не без влияния изданной нами марксистской литературы в России с каждым годом появляются все новые и новые кружки явно выраженного социал-демократического направления. Не пора ли нам еще более расширить название нашей программы?
— Например?
— «Программа русской социал-демократической рабочей партии».
— Нет, нет, Вера Ивановна, это преждевременно. Мы только теоретически основали русскую социал-демократию. Создание партии — дело будущего. Недалекого, я думаю, будущего. А сейчас наименование нашей программы вполне соответствует современному положению вещей, хотя отдельные ее места выглядят несколько расплывчато и по своей абстрактности дальше самого общего марксистского, так сказать, заявления не идут…
— Жорж, а помните то место программы, где говорится, что конечной целью русских социал-демократов является коммунистическая революция и полное освобождение труда от гнета капитала…
— …которое может быть достигнуто путем перехода в общественную собственность всех средств и предметов производства… Я, Верочка, все это почти наизусть знаю. Каждая строчка «набухла» проклятиями старых друзей… Иногда я закрываю глаза и вижу перед собой Лаврова, ослепшего певца, этого унылого Гомера нашей революции…
— Прекрасно сказано, Жорж!