– Спать! – разъяренно произнес он.
Только забылся немного, и опять использовал эти гребанные вибрации.
– Что б ты сдох! – уже даже не помню, в который раз пожелала я.
И все! У меня сорвало крышу полностью! Избыточное содержание кортизола в крови существенно усиливает возможности и ускоряет реакции. И это плюс, но с ним вместе идет и существенный минус – повышение агрессии до ненормального уровня. И чувствуя, почти физически ощущая, как сужается зрачок, фокусируя зрение на конкретной цели, я поняла, что могу убить Эриха. Здесь и сейчас просто тупо убить, потому что я себя уже практически не контролировала.
Но убить Эриха?
Я представила себе его мертвое тело, его кровь, его смерть…
И едва дыша, я прошептала то, что потрясло даже меня:
– Я не хочу тебя убивать…
Он помрачнел и собирался что-то сказать, но я бы уже не услышала – все, барьеры разума рушились, аномальная агрессия, вместе с запредельной скоростью и силой, обрушились на меня адским желанием убивать… а я не хотела ничьей смерти. Особенно смерти Эриха…
И рванула прочь.
Быстро.
Очень быстро!
Настолько быстро, что воздух проносился мимо со свистом, деревья мелькали смазанной картинкой, а первый встречный офицер улетел на обочину со сломанным носом. Жаль, это был не нос Эриха.
И вторым был не Эрих.
И третьим.
А потом все стало ирреальным, странным, жутким. До такого состояния я не доходила еще никогда. Даже не подозревала, что подобное возможно. Жажда убийства стала почти невыносимой, но я все равно пыталась не убивать. Бить, но не убивать. А потом отключилась и эта функция сознания, я вообще перестала что-либо чувствовать, кроме агрессии.
Что-то с хрустом и неприятным треском ломалось, что-то взорвалось, что-то грохнуло так, что я почти оглохла. Но только почти, потому что рефлексы брали свое, несмотря на боль, усталость, шок.
Отдаленно я слышала крики, скрежет металла, выстрелы… и все это было словно не со мной.
И вдруг у меня что-то отняли вообще без усилий, и холод стали сменился теплыми прикосновениями. Нежные объятия, и я, запрокинув голову, замираю не в силах даже вдохнуть. Темный взгляд серо-стальных глаз, безупречно красивых, всепоглощающих, таких любящих отзывается где-то в сердце странным теплом… И желание сопротивляться тает, как мороженное на раскаленной сковороде.
На секунду…
Всего на одну гребаную секунду, а после все сменяется беспощадной яростью, которая требует высвобождения прямо сейчас, в данную секунду, немедленно!
Удар в незащищенный живот сбил бы с ног любого, но архонт Дагрэй лишь закрыл глаза, переживая боль, а затем вновь посмотрел на меня.
Второй удар он перехватил.
Третий предотвратил, удерживая обе мои руки, и прижав к себе так, что дышать стало больно.
На миг.
Всего на миг.
Потом мимолетная боль в предплечье и образ Эриха начал стремительно меркнуть.
***
– Мэг! Мегера! Мелани, твою мать, ты меня слышишь?
Я слышала, да, только ответить не могла никак.
– Да что с ней? – голос, похоже, принадлежал Кей Моррис.
– В отключке, я же предупреждал, – произнес кто-то не через связь, а рядом совсем.
– Что произошло? – собранный спокойный голос Удава.
И ответ того, кто находился рядом со мной:
– Она рехнулась, разнесла половину ангара, во втором медотсеке дюжина неудачно «повстречавшихся» ей офицеров. Причины мне неизвестны
Тишина и вновь вопрос от Удава, спокойного ну как Удав:
– Что предшествовало случившемуся?
– Неизвестно, – ответил неизвестный. – Она покинула прогулочный сад на втором уровне и начала прорываться к ангару. Был отдан приказ не причинять вред. Остановил ее адмирал. После принес сюда. В капельнице физраствор, мне запрещено использовать транквилизаторы.
Секундная пауза и вопрос от Кей:
– Почему она без сознания?
Ответ от неизвестного:
– Неизвестно.
Странно, что неизвестному это было неизвестно, при условии, что мне точно вкололи долбанный тайремский успокоительно-в-бессознательное погрузительный уже знакомый мне препарат, с явно, чтоб его, накопительным эффектом! Короче, чувак врал. Сто процентов.
И тут Кей резко перешла на воровской диалект, и произнесла:
– Он мне не нравится.
О, не одна я сообразительная.
Это были бы обычные слова, скажи она их на любом другом языке, а языков Кей знала много, мы с ней на курсах очередного и познакомились. Но она произнесла это на воровском. А данный диалект, в подобном варианте звучания, переводился фактически как «Убить урода, я ему не доверяю». И я не знаю, кто этот чувак, но он фактически уже был трупом – так просто, подобные слова не произносят. Особенно Кейсиди Морис.
Но, раз уж пошел такой разговор, то… Воровской диалект был примитивен неимоверно, но у него имелся неоспоримый плюс – общаться на нем было просто.
– Голосовушки нереальные, – хрипло, с трудом, но все же выговорила я. – Покойник двигается призрак.
Набор бредовых слов… был бы, если бы не воровской диалект.
– Ясно, отдыхай, – сказал Удав.
Щелчок и связь отрубилась.
Затем хрип, и отрубился связующий, он же неизвестный. Судя по хрипу – отрубился навеки. Жаль Кей не услышала, что ее подозрения были верны на сто процентов – чувак врал не просто так, чувак врал по приказу своего прямого тайремского начальства.
Затем Тамран, хрен его ведает как оказавшийся здесь, сказал:
– Я… не совсем разобрался в ситуации.
– Все просто, – Эрих, а его руки я в любом состоянии узнаю, осторожно подхватил, забирая меня из медкапсулы, – девчонка Исинхая раскрыла медика, Мелани поняла это и была вынуждена пойти ва-банк. Моя умненькая девочка догадалась, что другой возможности связаться с ее «друзьями» больше не будет.
Надо же какой умный.
И что дальше?
А дальше была тишина.
Меня в тишине унесли из медотсека, потом в тишине пронесли по коридору, потом в тишине внесли в адмиральскую каюту.
Щелчок наручников. Тех самых, которые под шаратайские были сделаны.
Тишина.
В этой тишине мне оставалось только сидеть и топить за аналитическое мышление. В смысле лежать.
И мысли были не радостные.
Итак, первое – случилось то, что случается с на всю голову отбитыми десантниками, если паническую атаку не взять под контроль. Хреново. Я много раз видела, как подобное происходит с нашими, и менее всего хотелось думать о том, что я реально рехнулась и начала прорываться к выходу, не соображая, что выхода фактически нет, потому как выход в открытый космос в качестве реального выхода рассматривать странно.
Второе – Эрих просек факт моей связи с людьми Исинхая. Хуже того, он вышел на источник этой связи, и предателем оказался медик. Его предателем. Хотя так если подумать – мне следовало бы догадаться раньше, ведь, по сути, у кого еще на военном крейсере есть доступ к линзам для глаз, как не у медика?! Но в целом Эрих оказался умен, вычислил крысу на борту первым и заставил выйти на связь с Кей. Хорошо, что Кей девочка тоже не глупая, и сходу сообразила, что их крыса решила стать двойным агентом. Впрочем, тупые у Исинхая и не работают.
Третье – Эрих знает воровской диалект. Это вот уже печалька совсем, и вопросов к архонту у меня лично становится все больше.
Четвертое – у Эриха паранормальные способности. Хотя я бы их скорее назвала ненормальными. И если с неестественными перемещениями в пространстве наша цивилизация уже знакома, о Призраках и их подпольном деле воровства жен известно всем спецслужбам, то об использовании голосовых вибраций чисто без аппаратуры, самим человеком, не знает никто. Ну, ничего, теперь узнали и вопросом займутся.
А теперь самое херовое – психофизические феномены тайремцев известны Танаргу. Вероятно, наука Танарга не способна объяснить их в рамках современной научной картины мира, но если эти феномены принимаются в расчет танаргцами… дело плохо. Обычно Танарг не использует то, чему нет научного объяснения, но для Тайрема они сделали исключение. Нехилое такое исключение. Значит и способности у Эриха исключительные. И, возможно, не только у Эриха…
Ну и в завершении анализа всей ситуации печальный итог – я осталась без внешней поддержки, в ситуации за гранью науки, с мужиком, который меня напрягает и существенно.
И тут я услышала:
– Идем обедать.
Медленно открыла глаза.
Эрих сидел на краю своей постели, и неощутимо касался моих волос. Прикосновения я почувствовала, только когда посмотрела на него.
Темные глаза взглянули в мои, архонт улыбнулся и спросил:
– Кто такая Си-си?
Оу. Вообще правильно звучит как Эс-эс, расшифровывается как Судьба Сволочная, и является одним из кодовых имен Кей, но естественно я не буду говорить об этом.
– Ты права, это не важно, – Эрих смотрел на меня с нежностью.
И властью.
Нежность и власть – пугающее сочетание.
– Прости меня, – тихие слова, в которых звучит искреннее сожаление, но вообще не слышно раскаяния.
Архонт наклоняется, его губы касаются моих, мокрых, почему-то соленых, и Эрих едва слышно произносит:
– Будь все проклято, но я люблю тебя. Люблю до безумия. А после безумия, люблю еще сильнее. Больше всего во вселенной. Ты всё для меня, и ты вся для меня, только моя…
Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. Меня до глубины души потрясли слова: «Люблю до безумия. А после безумия, люблю еще сильнее».
Он точно псих.
Млять, во что я вляпалась?
– Ты голодна? – вопрос, заданный с поцелуем.
– Скорее сыта по горло, – не сдержалась я.
– Смешно, – язвительность в ответ на язвительность. – Давай помогу встать.
***
Знаменитый эксперимент, в котором шестеро детей глядя на черный треугольник, уверенно говорили, что он белый – в десанте не прокатывал. Это было одним из этапов отбора в семь лет. Нас по одному заводили в комнату, где уже сидели эти гребанные подставные малолетние гады и не менее гадский руководитель эксперимента, затем на экране крутили небольшой научный экскурс в психологию по типу «Ты не всегда должен доверять глазам своим, потому как небо нифига не голубое, а трава ни разу не зеленая». После все присутствующие заявляли, что треугольник белый, хотя он был чернее ночи, и препод обращался к тебе с вопросом: «Какого цвета этот треугольник?».