Гилим был один, разговаривал по телефону. Он сразу узнал инспектора, прижимая трубку плечом, вскочил, обеими руками показал на диван.
Денисов продолжал развивать ту же мысль:
«Несомненно, она знала, что ей будут звонить, и поэтому спешила, подбирая Гилиму книги».
Директор наконец кончил разговор, оживился:
— Очень рад. Чем можем служить?
— Тот вечер, когда вы встретили Белогорлову, на стоянке такси... Помните?
— У метро «Варшавская».
— Вы сказали, что на стоянке стояли люди.
Гилим уточнил:
— У машины. Мужчина с собакой, две женщины, — он боялся даже на грань отступить от фактов. — Я уже говорил: женщины в одинаковых шубах.
— Синтетических?
— Да. В полоску... В таких многие ходят.
— А что можно сказать о мужчине?
Гилим пожал плечами, поднял руку к бровям:
— Я думал о такси, о Белогорловой. По правде сказать, не обратил на него внимания.
Денисов в своих вопросах был последователен.
— А что за собака? — любая деталь могла оказаться единственной в своем роде; при расследовании улики редко дублируют друг друга.
— Собака? — Гилим улыбнулся. — Курчавый пес. Рыжий с черным.
— Крупный?
Гилим показал рукой на уровне стола:
— Стриженый. С прямоугольной мордой.
Денисов узнал по описанию эрдельтерьера.
— А женщин при встрече вы опознаете?
— Что вы! — Гилим покачал головой.
Денисов попросил чистой бумаги.
— Покажите схематически, кто где стоял?
— Тут женщины, — Гилим изобразил каждую аккуратной пиктограммой — в виде двух соединявшихся вершинами треугольников, поставленных один на другой, маленьких вверху и побольше внизу. — А здесь такси. Вот мы с женой. А это мужчина с собакой.
— Такая история... — Денисов, как мог коротко, доложил Бахметьеву собранные им предварительные сведения.
В кабинете против обыкновения было тихо. Даже за круглым окном, у транзитных пассажиров, было тоже спокойно.
Бахметьев проглядывал принесенный из машбюро документ, ждал звонка. Денисову было видно: отдел рапортовал Главному транспортному управлению о преступниках-рецидивистах, значившихся в розыске Бухары и так лихо задержанных в пригородном электропоезде.
«У моей истории, — Денисов имел в виду несчастный случай с библиотекаршей, — судьба скромнее».
— Я решил подключить тебя к следователю, — сказал вдруг Бахметьев, отрываясь от документа, — возбудить уголовное дело.
Денисов кивнул. Решение Бахметьева можно было рассматривать и как скрытую критику в его адрес: время шло, розыск по горячим следам не давал никаких результатов.
— Оставим до понедельника, — Бахметьев предоставлял ему два дополнительных дня, чтобы наверстать упущенное. — Сейчас в следственном отделении ни одного свободного следователя.
— Понял.
— Слишком много неясного. Появление Белогорловой в Коломенском. История с угнанным «Запорожцем». Кража в библиотеке пансионата. Отсутствие кольца...— Он подумал: — Или перстня? Поскольку на кольцах нет украшений...
Денисов мог бы продолжить:
«Валокордин в аптечке. Запах «Золотого руна»...
По его указанию младший инспектор отработал участок между реконструирующимся зданием и путями с металлоискателем. Гильз он не обнаружил.
«Стреляли не здесь? А может, был элементарный гильзоулавливатель? Что-нибудь вроде носового платка...»
Он считался лучшим по профессии. Звание это было завоевано в соревновании с прославленными асами железки. Это было признано коллегами. Но сейчас, в случае с Белогорловой, все словно шло против течения.
Он не удивился бы даже, если бы Бахметьев, верный своей привычке делиться всем, что знает, вдруг подошел к любимой черной доске, доставленной ему в кабинет из школьного класса, взял мел и в сердцах принялся бы объяснять ему, Денисову, азы раскрытия преступлений, как он их себе представляет.
Прерывисто прозвонил телефон.
— Извини, — Бахметьев снял трубку. Это был звонок, которого он ждал. — Бухара... — Он подвинул Денисову бумаги, которые до этого просматривал: — Полюбуйся...
— Алло, Бухара! — крикнул он в трубку.
Денисов пробежал глазами спецсообщение:
«...Признанные судом особо опасными рецидивистами Снопов М. И., он же Руденко Т. Я., он же... Уголовная кличка «Малай». Иванов Л. С., он же Штейн Б. В., он же... Уголовная кличка «Федор»... С момента побега не занимались общественно полезным трудом. На путь совершения преступлений... Остающиеся до настоящего времени нераскрытыми...»
Документ заканчивался длинным списком мероприятий, предлагавшим соответствующим органам внутренних дел «проверить...», «уточнить...», «дать ответ».
Задержание двух особо опасных рецидивистов принесло отделу не только мгновенную и короткую славу, но и трудновыполнимую задачу —установление преступлений, которые были совершены после побега. Работа эта была взята под жесткий контроль управлением и поручена под личную ответственность начальника отдела, чем, собственно, Бахметьев и был занят.
— Там дальше, — неожиданно сказал он Денисову.
Под спецсообщением лежала сводка-ориентировка МУРа об уголовных преступлениях, совершенных в марте. Одна из сводок была помечена карандашом.
«Попытка кражи из вагона-рефрижератора на участке Окружного отдела внутренних дел на ж/д транспорте».
Денисов прочитал отчеркнутые Бахметьевым строчки:
«...во время попытки краж рыбопродуктов из вагона-рефрижератора у одного из преступников произошел случайный выстрел из имевшегося у него огнестрельного оружия неизвестного образца, преступники скрылись...»
Денисов понял, почему Бахметьев показал ему ориентировку:
«Пуля! И в обоих случаях рыбопродукты... Может, шальная пуля от выстрела залетела в рефрижератор».
Бахметьев положил трубку, Бухара отозвалась по проводам коротким мелодичным звонком.
— Не подойдет? — Бахметьев кивнул на ориентировку.
Денисов покачал головой.
— Наш вагон на участке Окружного отдела не был.
— Жаль, — Бахметьев уже отошел от разговора с Бухарой, подхватил прерванную звонком нить. — Представляется важным, что в «Запорожце» лежало расписание электропоездов. Устанавливается связь...
— Пока только с поездом, — сказал Денисов. — И то: поезд этот ушел на час раньше.
— Тем более Белогорлова должна была спешить! — сказал Бахметьев. — Кстати, об очевидцах. Их так и не нашли?
— С завтрашнего дня я уделю этому больше времени.
— Надо, чтобы все одновременно. Как у хорошей хозяйки: чтобы и лук жарился, и мясо томилось... — Бахметьев любил сравнения из области кулинарии. Всем, кто его знал, это казалось странным: он мало ел, не ходил на обед, и только раз в течение дня секретарь заваривала ему некрепкий чай.
— Что касается «Запорожца», — Бахметьев вынул платок, на секунду прижал к глазу, — то здесь могут быть как криминальные, так и просто деликатные обстоятельства. Как мыслишь?
— Я думал об этом.
— Скажем, женатый мужчина, которому история эта могла повредить...
Развить версию Бахметьеву не пришлось. Слишком долго в кабинете на антресоли стояло затишье. Так не могло продолжаться вечно. На пульте связи раздалось сразу несколько зуммеров. Хлопнула наружная, а потом и внутренняя дверь — оба заместителя Бахметьева, похожие друг на друга тяжелой строевой статью, прошли к столу.
Бахметьев потянулся к телефонной трубке, Денисов поднялся.
— А что ГАИ? — Бахметьев внезапно прикрыл трубку ладонью. — Какая квалификация водителя, который на «Запорожце» попал в аварию? Особенность поведения в аварийной ситуации?
— Я интересовался. Дежурный по городу сравнил его с новичком, впервые севшим за руль. И одновременно с асом московского такси.
Подходя к кабинету, Денисов услышал звонок Он открыл дверь, не зажигая свет и не сбросив куртку, кинулся к столу, успел схватить трубку на последнем гудке.
— Товарищ Денисов?
Звонили из таксомоторного парка.
— Я разговаривал с Азизбаевым, как вы просили! — это был начальник колонны. — Так вот: Гладилин сказал ему, что не может отвезти на вокзал, потому что его ждут...
— Ждут? Где? Сказал? — Денисов сдернул шарф, бросил на стол. — Кто?
В кабинете было жарко.
— На Варшавском шоссе. Сестра жены...
4
— ...Это случилось после хулиганства в пивном баре. Потерпевший простил меня ради моих родителей. Он так и сказал. Мать буквально валялась у него в ногах. Отец за неделю поседел. В конце концов дело прекратили, а я почувствовал себя словно вновь родившимся. Увидел, как говорится, небо в алмазах. «Благодари и смирись! — твердил я себе. В какой-то повести — кажется, перевод с японского — часто повторялись эти два слова. — В сущности, ничего не надо, кроме простой еды да чистого неба над головой!» Несколько месяцев я всех избегал, особенно старых знакомых. Отец отдал мне свою путевку в пансионат на взморье. И я двадцать шесть дней жил один в почти пустом здании на берегу. Там мы познакомились.
— Он тоже отдыхал там?
— Для меня всегда останется загадкой, как он там оказался. Он сидел за столом против меня. Тихо-тихо. Если не поднимать головы нельзя было узнать, есть ли еще кто-нибудь рядом. С нами обедали мужчина и женщина, он старался прийти после всех. Если я еще сидел за столом, он здоровался, показывал на пустые тарелки: «Наши соседи покушали?» — «Да», — говорил я. Мы молча принимались за еду. Когда мне хотелось общения, я спрашивал в свою очередь: «Наши соседи пообедали?» Или наоборот: «Еще не пообедали?» Иногда мы встречались у лифта. Я жил на третьем этаже, он на втором. Престижным считался восьмой... Лифтов было два, каждый со своим характером. Я все замечал, думал, вот-вот начну писать повесть... Один из лифтов был работяга, ему доставалось за двоих. Он часто ломался. Второй хитрил, не сразу бросался на вызов, делал вид, что не заметил. Его оставляли в покое... Отдыхающие предпочитали лифт даже до второго этажа. Только обслуживающий персонал сновал по лестнице вверх-вниз...