Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера — страница 55 из 93

 — Уехала?

 — Сразу нет, конечно. Отложила на неделю — я настоял. А большего не добился. Даже ночевала у соседей

 — Но что за причина?

 — И не ругались. Она вообще не ругается. Только молчит.

 — А как было накануне того дня?

 — Я же говорю: ночью работал, с вечера ходили в ресторан. — Старков смял сигарету, положил в середину пепельницы. — Проводили в гостиницу ее подругу.

 — Щасную?

 — Знаете ее? — Старков смутился. — Да, Свету. Перед рестораном втроем были в кино. Нормальный фильм: «Синьор Робинзон». Женщина, секс. Ничего серьезного.

 — Может, было письмо? Телеграмма?

 — Не знаю, — в голосе Старкова не было уверенности. — Никогда не интересовался, кто ей писал, о чем. Жили дружно, — он вздохнул.

 — Виделись потом?

 — Не раз. Брак не расторгнут. Никто не подает на развод. Ни она, ни я, — он снова взглянул на лежавшего на сейфе скомороха.

 — Эта кукла Белогорловой? — поинтересовался Денисов.

 — Не видел. При мне не было.

 — Еще вопрос: вы водите машину?

 — Права имею. — Упоминание о машине словно было ему неприятно.

 — Говорили, что вы — профессионал.

 — Был. Только очень давно... — Старков больше не смотрел на Денисова, заметно тяготился беседой. — Мы ведь с Леонидой познакомились на соревнованиях... Хорошее время было! — он невольно улыбнулся.

 — Где вы остановились в Москве?

 — У знакомых.

 — Запишите, пожалуйста, адрес, — Денисов подал лист чистой бумаги.

 — Пожалуйста.

 Старков взял со стола шариковую ручку, написал несколько слов. Денисов проследил, как на бумаге возникали

угловатые, с малым числом скорописных упрощений знаки.

 «Непохожи», — подумал он.

 Старков положил ручку на стол, посмотрел на Денисова: он словно почувствовал, что инспектору для исследования необходимы образцы его почерка.

 — Если понадоблюсь, вам скажут, где меня найти.

 Денисов проводил его взглядом: безукоризненно прямая спина, решительная походка, внутреннее дрожание и неразбериха.

 «Записки, несомненно, писал не Старков...»

 После его ухода Денисов позвонил в Расторгуево.

 Начальник линпункта был на месте, он докладывал обстоятельно, некоторые слова повторял дважды, чтобы не было пауз:

 — Со всеми разговаривал... Со всеми. В резиновых сапогах никого не видели. Еще участковый остался. Участковый инспектор Видновского ОВД. Он сейчас в санатории...

 Младший лейтенант докладывал долго, пока в углу, где находился телефон прямой связи с дежуркой, не раздался требовательный резкий зуммер.

 — Все! Извини... — крикнул Денисов и тут же схватил трубку прямого провода: — Слушаю!

 — Денисов? — привычно удостоверился помощник дежурного, потом сказал кому-то третьему. — Соединяю. Говорите.

 Третьим могла быть женщина-инструктор клуба служебного собаководства — у Денисова екнуло сердце.

 — Алло!

 Звонил, однако, младший инспектор:

 — Я был у свидетеля, который не являлся по повестке, — сказал Ниязов. — Взял объяснение.

 — У Дернова? Что он?

 — Говорит, что ему ничего не известно.

 — Как ничего?

 — «Не видел», «не знаю».

 — Многого он действительно не мог видеть: пришел на место происшествия почти одновременно со мной.

 — Дернов сказал, что вообще там не был.

 — Любопытно! — Денисов заинтересовался. — Какой он из себя? Высокий? Лицо словно чуть продавленное у переносья...

 — Высокий, — подумав, сказал Ниязов.

 — Очень странно. А какое у тебя впечатление?

 Ниязов снова подумал.

 — Мне показалось, он говорит правду.

 — Выходит, я ошибаюсь? Хорошо! — Он принял решение: — Вызови его ко мне повесткой.

 Младший инспектор вздохнул.

 — А что Близнецы?

 — Как сквозь землю провалились... — Ниязов считался из невезучих, Денисов это знал.— Каждый день дежурю с двадцати до двадцати двух. И безрезультатно!

 — Они очень нужны, — напомнил Денисов.

 — Я все делаю.

 — Я знаю. Есть и еще поручение: двадцатиподъездный дом... — Денисов достал письмо-эссе, которое он привез из библиотеки. — Запиши. — Он продиктовал: — Недалеко от железнодорожной платформы и автобусной остановки. По другую сторону пустырь...

 Ему пришла в голову смелая мысль: подвергнуть эссе не только смысловому исследованию, но и топографическому.

 Вслед за Ниязовым позвонила жена, все последние дни они встречались и разговаривали урывками.

 — Я нашла, откуда были те строчки из стихотворения, — сказала Лина.

 — Не понял!

 — Я была в библиотеке, — терпеливо объяснила она, —И нашла то стихотворение Андрея Вознесенского. Тебе это по-прежнему важно?

 — Очень, — он достал блокнот. — Записываю.

 — У вас в записке две строчки: «...прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно...» А вот весь текст: «Вы прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно, — как лошадь ее пристрелите. Не выжить. Не надо обмана...» Жестоко, правда? — спросила Лина.

 И снова звонок.

 — Товарищ инспектор!.. — В первую секунду незнакомый взыскательный тон его насторожил. — Звонят из клуба служебного собаководства. Разыскали вашего РР, слышите? Прекрасный экземпляр... — голос в трубке потеплел: женщина-инструктор искренне радовалась за Денисова. — Чудесная родословная: Дельфи Ф. Ойленхорст, Флинт... Сплошная элита!

 Денисов сидел, держа трубку перед собой. Было хорошо слышно. Инструктор торжествовала:

 — Курс общей дрессировки второй степени! Караульнозащитная служба — первой. Третье место в Люблинском филиале прошлой весной. Все утро убила, но не жалею!

 «Как получается? — думал Денисов. — Чистая гипотеза... Вывод из двух посылок: местоположение владельца с собакой и женщины, садившейся в такси...» — Он все еще не верил в удачу.

 — Крупный пес? — спросил он невпопад.

 — В пределах стандартов... Прекрасная растянутость. Собака отличная по всем статьям.

 — Как ее кличка?

 — Полное имя Реррикер ф. Штаатс-Фертрагг. Но пес зарегистрирован не вблизи метро «Варшавская»!

 — А где?

 — Басманная, двенадцать.

 — Это же другой конец Москвы!

 — Я объясню. У них еще однокомнатная квартира в районе Булатниковской. Хозяин проживает там, а семья на Басманной. Собака привыкает к одному месту, потом едет в другое... — инструктор говорила что-то жалостливое.

 Денисов наконец решился:

 — Как фамилия владельца?

 — Шерп. Шерп Игорь Николаевич. Работал адвокатом... Сейчас я разговаривала с его женой.

 — Вы знакомы?

 — Несколько лет назад я готовила их собаку к выставке.

 — Вы сказали — «работал адвокатом»...

 — Он ушел из консультации. Вот телефон...

 Судя по АТС, абонент жил в районе места происшествия: первые цифры были 110.

 — Но сейчас его нет в Москве. Он уехал.

 — Давно?

 — Несколько дней назад.

 — В связи с чем? Куда?

 — Жена не сказала. Я поняла, какие-то неприятности. Пришлось экстренно ехать, — она о чем-то знала или догадывалась. Пыталась охарактеризовать проблему в целом. — Все сложно... Когда дети уже выросли, центр тяжести перемещается на взаимоотношения. Происходит перепроверка взаимного уважения, чувств...

 Через несколько минут Денисов навел справки:

 «Шерп Игорь Николаевич, пятидесяти пяти лет, уроженец Куйбышева, адвокат юридической консультации, уволен полгода назад по собственному желанию...»

 Из картотеки МУРа сообщили:

 — Не привлекался. Не состоял. Не значится.

 Перед тем как выехать по месту жительства адвоката, Денисов позвонил в юридическую консультацию, но заведующего на месте не оказалось.

 — Фесин? — переспросила секретарь. — Занят в процессе. Будет в конце дня.

 Бахметьев тоже отсутствовал.

 Денисов собрал бумаги, надел куртку. Оглядев кабинет, перед тем как закрыть, пожелал себе:

 — Удачи, инспектор.


 Дом был из обжитых, со скамейками у подъездов, с садиками под окнами. Денисов не стал интересоваться соседними домами, сразу направился в подъезд, не вызывая лифт, поднялся вверх.

 Подъезд был шумный, снизу до площадки доносились неясные шорохи. Искаженные лестничным колодцем звуки внизу казались деформированными, уродливо расплющенными.

 Кроме двери Шерпа на площадку выходили еще три, Денисов выбрал соседнюю — обитую дерматином, с куском яркой циновки на полу и дверным глазком.

 «Должно быть, живет несколько человек, — подумал он. — Возможно, кто-нибудь занимается только хозяйством».

 Соседкой Шерпа по лестничной клетке оказалась моложавая пенсионерка в брючном костюме, в фартучке, она сразу узнала Белогорлову по фотографии.

 — Красное пальто, берет... — соседка все пристальнее вглядывалась в снимок. — Видела ее здесь... — Она показала на дверь, за которой жил адвокат. — Мы еще говорили о ней с женщинами... — Она не стала уточнять.

 — С какими женщинами? — спросил Денисов.

 — Из нашего дома. Что же мы здесь стоим... Пожалуйста. Как домой идти, он ее всегда провожал. О-о! — в кухне пахло горелым. — Машина у нее красного цвета... — она подбежала к плите, что-то поправила. — «Москвич» или «Запорожец». Не разбираюсь...

 — Когда она стала приезжать?

 — Не так давно. С месяц, наверное, после Нового года.

 — А жена Шерпа?

 — Она здесь не бывает. И что за жизнь? Муж здесь, жена там... — Соседка прислушалась: в комнате работал телевизор, слышались голоса. Она плотнее закрыла дверь. — Сам готовит, белье сдает в прачечную. Собака... Месяц тут живет, месяц — на другой квартире.

 — Давно его нет?

 — С понедельника.

 «Со дня несчастного случая!» — подумал Денисов.

 — Считаете, что с тех пор он ни разу не появился? А ночью?

 — А ключи-то! Ключи от квартиры у меня.

 — У вас?

 — Расскажу, — она выключила плиту. — В понедельник днем звонит. Открываю. «Разрешите, — спрашивает, — ключи у вас оставлю? На время...» Лицо желтое, расстроенное. Я еще подумала: «Неприятности».