снегу прошлогодняя прелая трава, горки тарной дощечки. Взгляд мой тащился по городской свалке... В эту секунду он подскочил.
— Помните, что было дальше?
— Нет. Очнулся в институте Склифосовского. Весна, апрель. Как только мне разрешили, я попросил, чтобы позвонили в милицию. Сделать добровольное признание... Вот и все. Ночью я вспоминаю мать, она сказала бы: «Что ты наделал, милый? Что ты с собой сделал?»
Дорогу впереди ремонтировали — мутные сигнальные лампочки отгораживали тротуар и большую часть мостовой. Прижимаясь к наскоро сшитому мокрому забору, шли люди. В оставшемся для транспорта узком длинном канале машины двигались вплотную друг к другу со скоростью гребных судов. Валил снег.
— Так хорошо начиналось, — Антон снова показался в зеркале. Он все еще не мог остыть.
— Кто знает, — сказал Денисов, чтобы его успокоить. — Может, это к лучшему.
Вокруг было серо, пасмурно.
После двух-трех отчаянных маневров Антону удалось пробиться вперед, свернуть на набережную. Движение здесь было односторонним, «Москвич» выскочил в левый ряд, резко пошел вперед, равняясь на большие классные машины.
За парапетом виднелась мутная, подернутая сероватым налетом Яуза.
— Достань мне папиросу, — попросил Сабодаш.
— С какой стороны?
— Справа.
Денисов перегнулся через сиденье, достал папиросу, прикурил от вмонтированной в приборную доску зажигалки. Антон губами, не отрывая глаз от дороги, поймал мундштук:
— Сто лет не курил...
Фраза вернула Денисова к его мыслям.
«...Мера благодарности. До какой степени обязаны мы друг другу? Насколько связаны чужой услугой? — Перед этим он уже пытался объяснить то же Бахметьеву. Удалось ли, если не до конца понимаешь сам? — Чем мы обязаны прохожему, давшему двушку, чтобы мы могли позвонить, когда кажется, что от этого телефонного звонка зависит вся жизнь? Кем он становится нам потом, этот человек? Другом, которому мы всю жизнь обязаны, или тем, с кем при случае следует расплатиться двумя копейками...»
— Вздремни... — посоветовал Антон, прибавляя газу, он буквально ввинчивался в виражи.
— А как же ты?
— Втянулся. Каждая четвертая ночь — моя...
— Так и сделаю.
«Мера ответной благодарности человека, не избалованного чужим вниманием, сильнее... — Кажется, он понял, как это было с библиотекаршей. — Человека, которого не особенно замечают в силу его внешности, манер, одежды... Как легко ему попасть в зависимость от того, кто оказал копеечную услугу, сказал доброе слово. Ведь он не замечает, что пожертвовавший двушкой не отказался ради него от звонка, который и ему казался бы самым важным в его жизни...»
Незаметно отодвинулись набережные — Академика Туполева, Рубцовская, Русаковская, мутная вода Яузы.
«Москвич» не снижал скорости. Антон ни на мгновение не отрывал взгляд от дороги.
«...Они мучительно переоценивают оказанную им услугу. И чужой добрый поступок или поступок, который кажется им добрым, связывает их по рукам и ногам... — Денисов закрыл глаза. — Это стоило жизни адвокату. Едва не стоило жизни ей самой. Инкассаторам... И, возможно, мне, когда я подходил к ним у последнего вагона».
Он открыл глаза. Антон уже выключил зажигание.
Впереди, окруженная с двух сторон лесом, виднелась короткая прямая аллея, упиравшаяся в стеклянный фасад пансионата.
Шел мокрый снег, которому не суждено было укутать мокрую знобкую землю, он таял еще на лету. Сбоку от аллеи чернел гараж, за которым виднелись парники.
«В том, как все вышло, — подумал Денисов, — один плюс. Если преступнику перед тем, как скрыться, надо было заехать в пансионат, времени у него оставалось в обрез».
— Я не подъехал к самому пансионату, — Антон понемногу возвращался в обычное состояние.
Денисов поправил рукоятку пистолета, пока он спал, кобура сползла с плеча, кивнул на «Волгу» у гаража:
— Райуправление!
От автобусной остановки на шоссе отошел только что прибывший автобус, несколько человек по тропинке направились к пансионату.
В зимнем саду за стеклами виднелись вечнозеленые широколистные растения, тянулись нескончаемые ряды кактусов. С аллеи казалось, что в вестибюле тепло и сухо. Старик сторож уже дремал у аппарата для механической чистки обуви.
Денисов и Антон пропустили вперед приехавших автобусом — это в основном были женщины, — пошли следом.
— Смотри... — Денисов показал на вестибюль.
По другую сторону стекла, у тумбочки с ключами от комнат, сидели двое —видимо, инспектора райуправления — и с ними Кучинская. Один делал вид, что занят разговором с бывшей дежурной, и, по всей вероятности, узнавал у нее фамилии и номера комнат людей, бравших ключи; второй наблюдал за приближавшимися к пансионату.
Оба сразу же засекли Денисова и Сабодаша, хотя вроде и не смотрели в их сторону.
Здесь же в вестибюле крутился Ниязов. Увидев своих, он пошел навстречу, после чего позы обоих инспекторов, сидевших с Кучинской, стали сразу менее напряженными.
— Сапронов здесь? — спросил Денисов у младшего инспектора.
Ниязов кивнул на регистраторскую, имея в виду кабинет директора.
Внутри оказались только Гилим и Сапронов. Директор пансионата выглядел растерянным, начальник отделения уголовного розыска, напротив, человеком, попавшим в родную стихию. В глазах Сапронова вспыхивали нетерпеливые огоньки, шрам на щеке горел.
— Отлично! — с расстановкой произнес Сапронов, увидев входящих. Казалось, он особенно рад Антону, сразу заполнившему собой кабинет. — Что хорошего привезли?
— Нужно проверить, — сказал Денисов. Они поздоровались. — Ваш инспектор, что сидит в вестибюле у окна... Может, он видел кого-то, кто недавно приехал на машине?
— Я позову его, — вызвался Гилим. — Вам лишний раз появляться на людях не стоит. Плохо, что нет фотографии этого мерзавца!
— Скоро будет, — с напускной беззаботностью сказал Сапронов. — Если уже не поступила, пока мы сидим...
— Есть новости? — вскинулся Сабодаш.
— Установлено, кем он в действительности является. Особо опасный рецидивист. У него две фамилии — Леут и он же Кропотов. Уголовная кличка Чепан. Последний раз судили в Алтынкуле, — Сапронов говорил как о давно известном. — За тяжкое телесное повреждение...
«Отпечатки пальцев на хрустале, — подумал Денисов. — Мертвый адвокат довел следствие до конца».
Пока Гилим ходил, они обменялись мнениями и по другому вопросу.
— Я собирался направить запросы на всех подходящих по возрасту, — Сапронов кивнул на книгу регистрации отдыхающих, лежавшую на столе. — Думаю, должно помочь.
— Кроме одного случая, — кивнул Денисов. — Если Кропотов приехал по документам человека, который действительно должен был прибыть сюда.
— Неужели такой дока? — Сапронов посмотрел недоверчиво.
Гилим вернулся с инспектором, которого Денисов и Сабодаш видели в вестибюле.
— Кто-нибудь приезжал на машине? — спросил у него Сапронов.
Инспектор не спеша, но и не медля достал из блокнота лист бумаги, на котором еще в вестибюле написал несколько слов, подал начальнику. Он не знал, можно ли называть фамилию вслух. Сапронову это могло не понравится.
— «Смирнов Александр Иванович, — прочитал начальник отделения розыска. — Номер 218».
Инспектор посчитал необходимым пояснить:
— Мне показалось, что инвалид на протезе. Еле одолел вестибюль. На всякий случай я записал номер такси.
— Артист он, не инвалид, — сказал Сапронов. — Проверьте окна на первом этаже.
Гилим нашел в книге регистрации:
— «Смирнов Александр Иванович, город Орск, автокомбинат, диспетчер...»
— Кто с ним вместе в комнате?
— Одну минуту!
Гилим снова вышел, вернулся вместе с Кучинской.
— Сосед Смирнова — бакинец, — Гилим заговорил прямо от двери. — Положительный человек. Под вечер ему всегда звонит жена. Мы можем сейчас его вызвать. Все точнее узнать.
Увидев .в кабинете Денисова, Кучинская кивнула — она гордилась поручением, но лицо ее было бледным. Денисов не удивился бы, если, встретившись с ним глазами, бывшая дежурная крикнула бы что-то страшное, касавшееся и его лично. Например: «Звонили из дому. Лина и Наташка погибли!» Но это было уже денисовское состояние в данный момент.
— Оружие у всех есть? — спросил Сапронов.
С левой стороны, где висел пистолет, рука его казалась чуть скованной.
— Есть, — ответил за всех Антон.
Мимо кактусов зимнего сада они прошли к лестнице. Шли порознь, каждый по себе — и отдельно и вместе.
Денисов заметил журчащий ручеек и цветущий кактус в середине зеленого теплого мирка вестибюля.
«Сколько был здесь — никогда не замечал...» —близкая опасность всегда вызывала у него приступы обостренного внимания.
На втором этаже, у Доски почета, снова открытие: знакомое лицо.
Библиотекарша выглядела на фотографии угловатой. Блестящими глазами смотрела в самый центр объектива.
«К ней здесь хорошо относятся...» — он подумал о Белогорловой как о человеке, с которым рано или поздно придется встретиться.
«Если все сегодня пройдет удачно... — он, не останавливаясь, провел ладонью по деревянной раме доски. — А может, библиотекарша будет знать только следователя. А я получу другое нераскрытое дело. Со многими потерпевшими знакомство инспектора остается односторонним...»
Денисов, Сабодаш и сам Сапронов составили группу захвата, два других инспектора вошли в группу блокирования.
Место Денисова оказалось у обычного в домах отдыха громадного, напоминающего бильярдный, шахматного стола. На широкоформатных полях толпились тяжелые, отливавшие лаком фигуры.
Денисов попытался проанализировать положение — бросил. Партия была прервана в сложной обоюдоострой позиции.
В полуосвещенном коридоре, куда свернула Кучинская, темнели одинаково отстоящие друг от друга круглые дверные ручки.
Ждать пришлось недолго. Показалась Кучинская.